— Вы помните Пако? — прошептал он.
И только тут Пуиг сообразил, что перед ним убийца, уже прикончивший Риберу и Миралеса. Он хотел крикнуть, но лишь широко открыл рот, не в силах произнести ни звука. И прежде чем Хоакин успел шевельнуться, острая боль пронзила его живот.
Бледный от бессонницы и нервотрепки Мигель, подождав, пока откроют двери больницы и там снова начнется повседневная жизнь, подошел к консьержке. Предъявив полицейское удостоверение, он спросил, когда выпишут сеньора Хоакина Пуига, и, едва веря своим ушам, услышал в ответ, что означенный сеньор исчез и есть основания полагать, что он потихоньку ушел ночью. Кипя от ярости, Люхи довольно резко отозвался о недостатке внимания к больным, но окончательно он вышел из себя, увидев за воротами больницы своего коллегу Валербе. Тот тщетно попытался уклониться от встречи. По правде говоря, инспектор покинул укрытие, лишь полагая, что Мигель надолго застрянет в Сан-Пабло. До предела взвинченный Люхи, радуясь, что есть на ком сорвать дурное настроение, набросился на коллегу.
— Что вы здесь делаете?
— Выполняю задание.
— За кем вы следите?
Валербе лишь пожал плечами. Но Мигель не отставал:
— За мной, да?
— А за кем же еще, по-вашему?
— Что, приказ комиссара Мартина?
— Да.
— Куда он велел явиться с докладом?
— К нему домой.
— Что ж, пойдемте вместе, так я смогу засвидетельствовать, что вы не обманываете.
— Вы поставите меня в затруднительное положение, но, полагаю, вам это безразлично?
— Абсолютно.
Дверь открыл сам дон Альфонсо. Если появление Мигеля его и удивило, то он ничем этого не выдал. Проводив обоих гостей в кабинет, комиссар выслушал рапорт Валербе.
— Поскольку инспектор Люхи не появлялся, я подумал, что он мог выйти через другую дверь, и подошел поближе. А тут он как раз вышел, и я не успел снова спрятаться, — подвел итог Валербе.
— Это не важно. Вы даете мне слово, что вы и ваш коллега Муньиль не теряли инспектора Люхи из виду, скажем, с полуночи до семи утра?
— Даю вам слово, сеньор комиссар.
— Отлично, Валербе, спасибо. А теперь идите отдыхать и не приходите в управление до вечера.
Как только инспектор ушел, дон Альфонсо и Мигель переглянулись. Первым заговорил комиссар:
— Ты помнишь, как разговаривал со мной вчера вечером?
Ни тот, ни другой не выказывали ни гнева, ни раздражения, скорее, были печальны — оба слишком дорожили своей дружбой. Мигель вспомнил слова Кончи и, глубоко вздохнув, хрипло пробормотал:
— Дон Альфонсо… На самом деле я вовсе так не думаю… Это все… ярость… разочарование… Короче, вы ведь понимаете?
Комиссар так радовался, что вновь обрел своего Мигеля, что на глазах у него выступили слезы.
— Отлично знаю, дурень ты этакий! — ворчливо проговорил он, стараясь скрыть волнение. — Тем не менее подобные вещи ужасно неприятно слушать…
Тут сияющая донья Мерседес принесла кофе — она подслушивала за дверью. Все возвращалось на круги своя, и можно снова веселиться и любить друг друга, не задавая ненужных вопросов. Добрая толстуха сказала, что приготовит огромный апельсиновый торт и непременно хочет завтра за ужином угостить Мигеля и Кончу. Люхи пришлось клятвенно обещать, что они придут, и только потом выслушать шефа.
— Повторяю, Мигель, я не меньше твоего хочу разделаться с Вилларом, но я обязан, вернее, мы оба обязаны соблюдать закон — этот тип достаточно влиятелен, а его адвокаты так ловки, что он снова может от нас ускользнуть, отступи мы хоть на йоту от кодекса. Тут нужно только терпение, и у меня его хватает. Жаль, что нельзя немного одолжить тебе.
— Как подумаю о Пако и о своем отце — глаза застилает от ярости!
— И ты полагаешь, что отомстишь за них, угодив за решетку по обвинению в убийстве?
— Так вы поэтому приказали Валербе и Муньилю следить за мной?
— Да.
— Прошу прощения, но никак не могу вас за это поблагодарить!
— И однако тебе бы следовало это сделать, если не хочешь проявить черную неблагодарность!
— Ну да? А почему?
— Потому что благодаря рапорту моих двух инспекторов тебя никак не смогут обвинить в убийстве Хоакина Пуига.
— Пуиг… Пуига… — только и смог пробормотать потрясенный Люхи.
— Сегодня утром его тело нашли во дворике за кабаре.
Теперь Мигель понял, какой опасности чудом избежал. После того, что вчера произошло между ним и Пуигом, и при полной невозможности представить какое бы то ни было алиби, ему наверняка пришлось бы предстать перед судом и оправдываться в преднамеренном убийстве. Люхи содрогнулся.
— Дон Альфонсо… Тяжко признавать такие вещи, но, пожалуй, я все-таки дурак.
— Да нет же, нет, Мигель, просто ты идешь на поводу у собственных эмоций. Тебе надо поучиться лучше владеть собой.
— Вряд ли из этого выйдет что-нибудь путное, раз я не научился за столько лет.
— А вот увидишь! Я уверен: когда мы посадим Виллара в камеру, ты сразу станешь другим человеком.
— Я тоже так считаю, дон Альфонсо, но когда же это случится?
— Кто знает? Возможно, раньше, чем тебе кажется.
— А нельзя его арестовать за убийство Пуига?
— Нет доказательств.
— И однако, это наверняка Виллар прикончил его, чтобы навсегда заткнуть рот.
— Бесспорно. И это по твоей вине погиб Пуиг, Мигель. Если бы ты не рассказал дону Игнасио…
— Тем хуже… но я ни о чем не жалею. Пуиг участвовал в убийстве Пако. Как с ним разделались?
— Снова пустили в ход нож.
— Тогда остается еще раз задержать Гомеса. Он один способен орудовать ножом, дон Игнасио слишком боится запачкать руки!
— Я согласен с тобой, но нам от этого не легче.
— Как так?
— В то время, когда убили Пуига, Гомес сидел в полицейском участке Таррасы.
Комиссар рассказал Мигелю о событиях этой ночи и о том, как Пуиг, вероятно, ускользнул от Гомеса, лишь чтобы угодить в лапы другого убийцы.
— Виллара?
— Вероятно, да, но как мы это докажем? И потом, вполне возможно, что мы ошибаемся и на самом деле убийца — враг всей банды. Скажем, какой-нибудь друг Пако?
— Не думаю. Пако рассказал бы мне об этом друге.
— Тогда кто писал Виллару письма, спрашивая, помнит ли он о Пако? Ты же не думаешь, что дон Игнасио сочинял их сам?
— Нет, я знаю автора, но убийца — не он.
Мигель, в свою очередь, поведал дону Альфонсо печальную историю Хуаниты. Но его рассказ, судя по всему, не произвел особого впечатления на шефа.
— Возможно, она сказала тебе правду, а может, и солгала. Любящая женщина способна на что угодно. На твоем месте я бы понаблюдал за девушкой и постарался выяснить, где она была этой ночью.
— Означает ли это, что… вы возвращаете мне жетон?
— Найдешь его в ящике моего стола.
После того как Люхи ушел, еще раз поклявшись донье Мерседес, что они с Кончей непременно отведают завтра ее апельсинового торта, жена комиссара Мартина расцеловала мужа.
— Ты доволен, а, Альфонсо?
— Конечно.
— Что-то ты говоришь это странным тоном…
— Уверяю тебя…
— Не ври, дон Альфонсо! Опять что-то не так? В чем дело?
— Ну… все эти убитые…
— Да?
— …ножом в живот…
— В живот или еще куда — какая разница? Важно, что их прикончили, разве не так?
— Ты не поняла, Мерседес… Все они умерли от точно такой же раны, как и отец Мигеля… Ты не находишь это очень подозрительным?
Дон Игнасио возвращался от своих драгоценных цветов, когда на виллу приехал Гомес. Как только оба мужчины заперлись в кабинете Виллара, тот нетерпеливо спросил:
— Ну как, все кончено?
Андалусиец покачал головой.
— Что? Он от вас ускользнул?
Эстебану пришлось признаться, как Пуиг обвел его вокруг пальца при невольном попустительстве полицейских, которые только что выпустили его из участка.
— Так вы думаете, Пуиг теперь бросится за помощью к полиции?
— А что бы сделали на его месте вы, дон Игнасио?
— В таком случае, почему фараоны еще не явились сюда? Уже одиннадцатый час… Встряхнитесь, Гомес!
Несмотря на снедавшую его тревогу, Виллару удалось сохранить полную невозмутимость. Он тоже отдавал себе отчет, что, если Пуиг раскололся, всему конец, и мысленно разрабатывал план бегства так, чтобы пустить ищеек по следу андалусийца. Чтобы дать себе время хорошенько подумать, он включил радио. Послышалось несколько музыкальных тактов, а потом оркестр уступил место журналисту, сообщавшему утренние новости. Виллар уже собирался снова выключить радио, как вдруг дикторша сообщила, что на рассвете во дворике, примыкающем к знаменитому кабаре, управляющим которого он был, нашли тело Хоакина Пуига, убитого ударом ножа.
Гомес вскочил и обалдело уставился на дона Игнасио. Тот улыбался.
— Ну что ж, Эстебан! Как видите, вы напрасно волновались. Хоакин ничего не расскажет полиции.
— Дон Игнасио, я снимаю шляпу! Вы куда круче меня. Но как вы догадались?
