— Вот именно… Кругляшов, — сказал он.
Ну совсем не в тему. Я поморщилась:
— Я, кажется, тебя не о нем спрашиваю. При чем здесь Кругляшов?
— А ни при чем. Уже. Его убили. Мне Бессонов сказал, а он не стал бы врать по такому поводу. Убили в ночь с субботы на воскресенье, на улице… то есть — когда он возвращался от меня. Вот так.
— Убили? — переспросила я. — Как же так?
— А никто не знает!
— Хорошо, проехали, — сказала я, — впрочем… ничего хорошего, о чем это я? Ничего хорошего!! Более того, мы теперь все под угрозой. И если раньше ты, Гамлет Бабкеныч, говорил, что боишься своего мистического соседа, то теперь следует бояться вполне материальных вещей! И вполне конкретных людей! Несмотря на твои связи, несмотря на мои собственные связи, я недорого дам за наши жизни, если мы будем куролесить в том же духе!
— Но… но что же нужно? — простонал он.
— Что нужно? Прежде всего тебе нужно перестать играть в партизана! Я что, клещами из тебя должна вытягивать то, что ты, по идее, сам должен мне рассказать? Я прекрасно понимаю, что ты, мягко говоря, не ангел, но меня твоя духовность мало интересует, ведь ты, кажется, нанимал меня не в духовники, а в телохранители. Так что изволь!..
— Хорошо, я все расскажу, — пробормотал он. — Спрашивай… что тебя интересует?
— Прежде всего главное: ты на самом деле не имеешь НИКАКОГО отношения к взрыву в твоем загородном доме?
Он отвел глаза и скривился.
— Ну, — проговорил он, — если между нами не будет доверия, то какой смысл продолжать работу? Я не имею никакого отношения к этому проклятому взрыву, но ты ведь можешь мне не верить… тебе эта скотина Бессонов такого наговорил, наверное!
— Да уж, — сказала я, — он обвинил меня в том, что это я активировала взрыватель. А Вова Крамер подготовил взрывное устройство. Вот такие дела. Ты об этом не знал, что ли? Так вот знай: ты — заказчик, а мы, оказывается — исполнители. Нас и повели под автоматами в бункер, где, по слухам, твой папа, царствие ему небесное, хранил скелеты каких-то заезжих коробейников, наверно.
— Этого уж я не знаю, — откликнулся Маркарян, — у отца были свои проблемы. То есть, я хотел сказать, свои дела.
— На дно вам придется лечь серьезно, Гамлет Бабкеныч, — кивнула я, — видно, врагов у вас гораздо больше, чем можно было предположить. А что за людей перечислял в том разговоре твой отец? Я имею в виду все эти фамилии: Акимов, Стрельников, Симонянц, Самсонов?
Гамлет Бабкенович поморщился, но мой пристальный и очень далекий от восторженного взгляд не давал ему пространства для маневра.
— Это люди, которые в свое время с нами работали. Со мной, с отцом, с Мельниковым и с Барминым. Правда, отец давно перестал работать с нами, еще с середины девяностых. Он успел поработать только с…
— С неким Николаем Акимовым, если я не ошибаюсь, — произнесла я, потому что Маркарян несколько замялся, — я только приехала в Тарасов из Москвы на постоянное место жительства к своей тетушке. И как раз был жуткий скандал по факту убийства известного тарасовского предпринимателя Акимова. Это около пяти или шести лет тому назад случилось, не так ли?
— Да, — сказал Маркарян. — Скверная была история. Этот Акимов тогда попал в полосу невезения, занял денег у моего папаши, который только что реализовал водочный комбинат и имел много нала.
— Никогда не слышала, чтобы во главе одного из пяти водочных комбинатов Тарасова когда-то стоял человек по фамилии Маркарян. Хотя, что там правят бал выходцы с Кавказа, конечно, мне прекрасно известно, — пробормотала я.
— Да как будто мой отец когда-нибудь работал от своего имени!! — почти выкрикнул Маркарян. — Отец занимал одно из ведущих мест в армянской областной диаспоре, распределял большие денежные потоки, стремился наладить рычаги воздействия чуть ли не на губернатора и правительство области. Многое ему удавалось. Потом он захотел отойти от дел, деньги перевел в московские структуры и решил, что можно и отдохнуть. Ну, и принялся отдыхать.
— Дальше!
— А что дальше? Все и так понятно. В том разговоре, который тебе прокрутил этот Бессонов, упоминались имена людей, которые в свое время пострадали… гм… в результате работы с нами. Со всеми нами — обоими Маркарянами, то есть мной и отцом, и Барминым с Мельниковым. Там было нечисто, да… но если бы не мы, тогда — нас! Согласись! Там была мерзкая история с Акимовым, да! Акимов отдал долг отцу, а его, Акимова, в тот же день убили. Не знаю, кто убил, да только сдается мне, что это — Ашот, старый папашин подельник, продажная сука, который сейчас принялся тереться с Бессоновым.
— Уже — нет. Не трется.
— Ну да… Акимова поставили на ножи, никаких свидетельств, что он отдал долг, не было, ну, Ашот и предложил папаше перекинуть должок на семейку Акимова. Там такая порядочная семейка была, с деньгами: дочка фотомодель, в Москве работала, хотя и малолетка, сын был головастый, несмотря на свои двадцать лет, деньги зашибал только так… хотя, кажется, тоже был не без греха. Мать их, жена Акимова, салон открыла свой парикмахерский. Тоже, стало быть, не бедствовала…
Пока он рассказывал эту грязную историю, я припоминала то, что сама знала о происшедшем с семьей Акимовых пять лет назад. Из моих собственных воспоминаний и из рассказываемого Маркаряном вырисовывалась довольно полная и гнусная картина преступления. Тогда глава семейства был найден убитым, на его теле обнаружили двадцать пять ножевых ранений, причем экспертиза показала, что резали его умело, чтобы сразу не умер. Вдова Акимова была убита через несколько дней способом, о котором просто страшно вспоминать. Помнится, ужаснулись даже спецы из уголовки. Дети Акимовых, сын и дочь, несмотря на довольно юный возраст, жили самостоятельно в Москве, но тотчас же приехали, узнав о смерти отца и о накате на мать, с которой требовали большую сумму денег. Правда, ничего им решить не удалось. Сын был изуродован, над дочерью надругались, она, кажется, умерла потом в больнице. Во всяком случае, о судьбе обоих ничего не известно. Жуткая и, к сожалению, ставшая весьма банальной история гибели семьи умных и предприимчивых, умеющих рисковать, зарабатывать и думать людей.
— Я там был не при делах, — говорил Маркарян, — я самого Николая видел два раза, а его жену и детей — так и вовсе один раз, когда мы приехали к ней в офис с папашиным ультиматумом. Расправлялись уже папашины головорезы. Да, кажется, еще Мельников помог. Акимов осторожный был, так Мельников его по ментовской линии прижал, а потом отцовским бандюкам слил.
— А Бармин?
— А что Бармин? Бармин был чистоплюй, он своими руками и мухи никогда не трогал. Только… — он наклонился ко мне, — не думаешь же ты, что ниточка к Акимовым тянется? Их же всех вырезали тогда эти сволочи!..
— А остальные фамилии? — спросила я холодно. — Вот эти: Стрельников, Симонянц?
— Нет, — покачал головой Гамлет Бабкенович, — они точно не при делах. Не тот калибр. Был там еще один уровня Акимова… Макс Самсонов по прозвищу Бриг. Тот мог бы провернуть то, что с Барминым случилось, с Мельниковым и особенно с Сережкой Пугачевым и моим папашкой. Из спецназа он был. Только одно «но»: убили его давно. Самсонова Бармин на кредите кинул. Жестко кинул, и Самсонова прессанули. Никакие связи и примочки спецназовские ему не помогли. А потом Брига шлепнули, и все, с концами. Что касается тех, кто мог бы за него посчитаться, кажется, был у него сын. Только кто он и где, никто не знает. Да глупости все это! — взорвался Маркарян. — Какие такие вендетты, кровные мести, сын за отца! Гнилая романтика, в которую могут поверить только те, кто кина насмотрелся да бульварщины начитался-наглотался. Вот долг Пугачеву — это вещь вполне реальная, и со смертью Пугачева ничего особенно не изменилось. Особенно если учесть, что Бессонов жив.
— Да я понимаю, — задумчиво сказала я.
— Что ты на меня так презрительно смотришь, а? — буркнул он. — Не нравлюсь, что ли? Так что-то я не слыхал, чтобы к тебе за помощью профессора философии обращались! Все больше бандиты!
— А какая тут, собственно, разница, нравишься ты мне или нет? — ответила я. — Я подписала с тобой контракт и собираюсь аккуратно и профессионально его отрабатывать! Что касается того, нравишься ты или не нравишься, так мне за тебя не замуж идти. Тем более что меня нанимали такие люди, по сравнению с которыми ты ангелом покажешься.
— Да ну?
— Точно говорю. Ладно, давай спать. Окончательный разбор полетов будем проводить завтра.
Маркарян проворчал что-то и, надев на себя дурацкие желтые вязаные носки (их выдала ему я, потому что у Гамлета Бабкеновича мерзли ноги), улегся спать.
…А на следующее утро нас ждало потрясение: ни Крамера, ни Ани в квартире не оказалось. Более того, они вышли явно не через дверь. На своем балконе (третьего этажа) я обнаружила обрывки веревки, скрученной из простыни.
