— Кто там? — тем временем дрожащим голосом вопрошала Люсьен. — Вам чего надо?
— Откройте! — прорычал мужицкий бас из-за двери. — А то сейчас сами разнесем…
— Попробуйте! — без особой радости предложила Люсьен…
В ответ в дверь так грохнули, что у меня уши заложило.
— Безобразники! Будем вызывать милицию! — закричал сверху недовольный женский голос.
— Уже вызвали! — кивнула я Люсьен. — Еще за десять минут до того, как эти гады появились.
Я прямо-таки сама себя почувствовала колдуньей. Вот это да! Бандюги только-только подобрались к дому, наверняка освобождать Штыря, а «карета» для них оказалась заказана заранее. Если вначале я ощутимо чувствовала, что кто-то словно мешает мне двигаться вперед по цепочке этого дела, то теперь, наоборот, меня словно изо всех сил подталкивали в спину, а то и обгоняли на поворотах. Действие магических костей, не иначе. Они предсказали удачу, но кто-то все время пытается мне помешать!
Виталий стоял в боевой позе, готовый грудью встретить нападавших, Люсьен выглядывала из-за его спины. На заднем плане мычал и извивался краса и гордость бандитской группировки наемный убийца Штырь. А мне почему-то было смешно. Даже понять ничего невозможно — в такую минуту откуда-то взялся дурацкий смех, который никак не получалось заглушить. Вся ситуация напоминала какую-то сцену из детской сказки, словно спектакль разыгрывался на новогоднем утреннике. Теремок, что ли? Когда все в теремок с металлическими дверьми набились, а тут вдруг медведь приперся? Или вариант из «Волка и семерых козлят», когда волк-погромщик врывался в дом? Ну точно! На утреннике в детском саду я действительно однажды играла козлика, который сумел спрятаться в печке. Какая разница, кто в печке, кто у тети Кати на печке? Правда, тогда мне моя роль не понравилась, и я даже плакала. Все остальные козлята чистенькие, с бумажными рожками вылезали из-за серой тряпки, изображающей разъевшееся тело волка, а мне щеки и нос мазали черной гуашью, чтобы было похоже, будто я перепачкалась в саже.
— Танюша! Ну что там? — донесся из трубки взволнованный голос Володи.
— Ломятся.
— Держитесь, наши будут с минуты на минуту… — Похоже, мой друг в детстве предпочитал игроков в другие игры и строчил из деревянных пулеметов в невидимых фашистов. — Ты там что, плачешь? Не надо…
— Ой, плачу, — всхлипнула я в трубку, еле сдерживая смех. Ну как объяснить, что на человека вдруг напала истерика?
— Стоять! Руки за голову, — послышалась из-за двери команда. — Всем оставаться на своих местах!..
Все понятно, поддержка в погонах прибыла вовремя. Я ожидала теперь услышать за дверью звуки борьбы, сдавленные хрипы, почти неизбежную в данных случаях стрельбу. Тишина…
— Капитан Бубенко. Пятое отделение Волжского РОВДа, — постучал наконец кто-то в дверь по-человечески, костяшками пальцев.
— Эй, друг, ты Бубенко к нам присылал? — на всякий случай уточнила я у Володи. Что поделать, жизнь научила быть не слишком доверчивой к людям в форме и тем, кто чересчур уж интенсивно машет перед лицом каким-нибудь удостоверением.
— Ну… У вас там что, баррикады, что ли?
— Это уж точно…
Наконец-то части действующей армии, пришедшие на помощь партизанам, с победой вошли в квартиру номер один.
— Ну что, Шурупчиков, у тебя есть шанс смягчить свою участь, если ты мне первой дашь свои показания, — сказала я, вынимая кляп изо рта Штыря. В лучших традициях отечественного кино Штырь сплюнул под ноги и выругался. При озвучивании снятых кадров это звучало бы примерно как пи-пи-пи… Все понятно, теперь он наверняка будет молчать неделю-другую. Обычная тактика тех, кто попался всерьез: первое время играть в молчанку, притворяясь глухонемым, собирать в уме доводы в свою защиту, сваливать на других… Знакомая история. Что же, не хочешь говорить — и не надо. Сама начала — самой же и распутывать придется…
На лестничной площадке лицом к стене и расставив ноги стояли две знакомые фигурки, которые придерживали друг друга руками, чтобы не упасть. Вон оно что! Мои кавалеры, уставшие ждать, пока я появлюсь, решили проявить настойчивость… Так я им, оказывается, понравилась, особенно матерщиннику, что они снова пришли звать меня выпить на троих. И бутылочка початая из кармана торчит, только отпитая немного. Эх, мальчишки, придется задать вам более серьезный урок, чем снежная ванна, чтобы сильнее запомнилось. Все как положено — опознание, письменные объяснения… Через пару дней я, конечно же, вмешаюсь и вытащу их из следственного изолятора, но холодный душ страха назначить все же придется, пока мальчишки не спились вовсе. Молча я наблюдала, как Штыря и двух юных алкоголиков поволокли и затолкали в милицейскую «раковую шейку». Мне тоже нужно было ехать на важную встречу.
Глава 11 МУХОМОР И ПРОЧИЕ ПОГАНКИ
Именно таким я и представляла себе Михаила Михайловича Семечку, словно где-то уже видела его раньше. Впрочем, это не исключено. Тарасов не слишком-то большой город, и все его жители имеют гораздо больше шансов познакомиться друг с другом или встретиться хотя бы раз, чем в Москве, Нью-Йорке или Лос-Анджелесе. А с моей развитой зрительной памятью человек тут же заносится в «видеокаталог» знакомых лиц. Сидя в приемной Михаила Михайловича Семечки и наблюдая за выражением его лица из-за наполовину открытой двери, я пытаюсь продумать, с чего начать разговор, кем представиться на этот раз? Снова рекламным агентом? Частным детективом? Сотрудником милиции? Сразу нагрузить босса информацией и запугать или же, наоборот, постараться вытянуть из него нужные сведения через какой-то не относящийся напрямую к кровавому делу диалог? Михаил Михайлович Семечка, говоривший сейчас с кем-то из своих подчиненных, имел весьма благодушный вид: небольшая бородка, обрамляющая круглое лицо и несколько прикрывающая двойной подбородок сладкоежки, вальяжная поза, веселый смешок.
— О, Танечка! Проходите, какими судьбами? — воскликнул Семечка, заметив меня в приемной, после того как его собеседник покинул кабинет директора. — Вот не ожидал! Расследуете какое-то интересное дельце?
— Есть немного, — согласилась я, мучительно припоминая, где же состоялось наше знакомство. — Извините, но я что-то…
— Это и понятно, что я вас помню гораздо лучше. Еще бы! Вы расследовали дело Максима Клокова, помните, о жутких махинациях с донорской кровью? Он мне потом по секрету рассказал, как лихо удалось разоблачить негодяя, и даже показал вас в ресторане: вы в «Волне» с кем-то обедали и не заметили нас тогда. А я еще удивился, какая вы молоденькая и вообще как фотомодель.
Понятно! Если так пойдет и дальше, то скоро мне из Тарасова уезжать придется, переносить частную практику, по завету Остапа Бендера, в великий Рио-де-Жанейро или типа того. А то ведь только я направлю пушку на преступника, а он мне скажет: «Привет, Танюшка! А ведь ты с моей женой в одном классе училась». Или — «я тебя по дискотеке в юридическом институте знаю». Или — «ты чего, мы же в яслях на соседних горшках сидели, не узнаешь?». Вот примерно как здесь с рестораном «Волна». Но, по крайней мере, мне не нужно прикидываться каким-нибудь шлангом.
— Да, я расследую очень интересное дельце, — подтвердила я, усаживаясь напротив Михаила Михайловича в своей любимой позе — нога на ногу, чтобы коленка «светила» в лицо. — У меня есть для вас почти рождественская история. Вы любите страшные сказки?
— О, еще бы! — хохотнул Семечка. — Кто ж их не любит? Красное пятно, черные перчатки, гроб на колесиках. С чего начнем?
— Пожалуй, с красного пятна. Оно появилось сразу же рядом с простреленной головой Владимира Кривина, который через час после этого был закопан в заснеженном лесу. Или про вагон на колесиках, в котором с помощью всемогущего Станислава Кривина в Тарасов должны были прибыть киндер-сюрпризы с героином? Наверное, на какой-нибудь ваш аптечный склад. Что, пока не получили?
Лицо Михаила Михайловича Семечки изменилось так сильно, словно кто-то резким рывком сорвал с него маску.
— Что за шутки? — вскричал, можно даже сказать, прорычал настоящим львом господин Семечка. — Я не вполне понимаю!
— Я тоже, — согласилась я. — Но надеюсь, что вы все мне объясните, так как не далее чем два дня назад парились с упомянутыми сейчас людьми в сауне и имели доверительные беседы…
— Что вы имеете в виду? Ну да, парились. Мы со Станиславом знакомы еще с института. И всегда встречались, когда он появлялся в Тарасове, — ответил Мих-Мих, несколько успокоившись и усаживаясь напротив меня.
— И вы не боитесь говорить это про человека, которого ищет полиция нескольких стран мира как транспортировщика крупнейшей за последние полгода партии наркотиков в Россию?
— Нет, не боюсь, Станислав для меня — только друг юности. Откуда мне знать, чем он занимается. Честно говоря, и не верю вашим словам. Все это чересчур похоже на провокацию. Может, вы еще скажете, что я и его брата убил?..