Он вернулся к креслу и опять очень осторожно в него сел, примостившись на самом краешке.
– Что же случится с машиной, если кто-то просверлит дырку в глушителе?
– Да в общем-то ничего. Ну попадут выхлопные газы в двигатель, и те, кто в машине, почуют запах и услышат шум. Но в салон газам через печку не попасть. Для этого в дырку в глушителе надо вставить шланг или трубку, а другой конец присоединить к печке. Это сделать – раз плюнуть, даже без дрели можно обойтись. Печки часто бывают чуть ли не из картона.
– Значит, надо взять резиновую трубку и подсоединить от глушителя к печке? – спросил я.
– Нет, трубка должна быть металлической. Резина не выдержит, больно уж газы-то горячие.
– Ну а можно такое придумать в один момент и сразу же провернуть?
Дерек задумчиво склонил голову набок:
– А почему бы нет? Если есть дрель... Ну и трубку надо найти. Тоже не бог весть как сложно – надо просто поглядеть по сторонам. Всегда что-то такое валяется... Я сам на днях искал металлическую трубку для одной работы и, что бы вы думали, нашел? Раму от старого детского велосипеда. Короче, надо иметь металлическую трубку и сделать в ней нужное отверстие. И порядок!
– Сколько времени уйдет на такую работу с начала и до конца?
– Чтобы соединить трубкой глушитель и печку? Ну, если накинуть время на поиски такой трубки – то с полчаса. А если все под рукой – минут пятнадцать. Основное время уходит на сверление, а там уже все идет как по маслу.
В дверях появилась Роберта, натягивая на себя полосатую шубку. Дерек неловко поднялся, не зная, куда девать руки. Она одарила его любезной невидящей улыбкой и спросила у меня:
– Вам еще что-нибудь нужно, Келли?
– Нет, большое спасибо.
– Не за что. Я к вам... Возможно, я загляну завтра.
– Отлично, – сказал я.
– Вот и договорились.
Она кивнула, сдержанно улыбнулась и гордо удалилась.
– Насколько я могу судить, ничего похожего на соединительные трубки вы в обломках не обнаружили? – спросил я его.
– А? – Он с трудом отвел взгляд от того места, где еще недавно была Роберта. – Нет, там вообще творилось черт-те что. Какие-то осколки, кусочки, а откуда они, понять нельзя. Я, конечно, видел разные аварии, но эта! – Он поежился.
– У вас не возникло никаких трудностей с осмотром – вам легко это разрешили?
– Да, им вообще было вроде как до лампочки, что я там делал. Сказали, чтобы я смотрел на здоровье... Ну я, конечно, сказал им, что это моя машина. В том смысле, что я ее механик. Но их это совершенно не интересовало, потому что, когда я уже уходил, они как раз объясняли другому типу, где она, – он тоже хотел взглянуть.
– Кто он такой?
– Сказал, что страховой агент, но блокнота у него я что-то не приметил.
– Блокнота?
– Ну да. Ребята из страховых компаний вечно ошиваются в таких местах, смотрят на побитые машины. Они всегда ходят с блокнотами. Записывают туда все до мелочей. Но этот тип, что пришел взглянуть на вашу машину, был без блокнота.
– Как он выглядел?
Дерек задумался.
– Трудно описать. Вид самый обыкновенный. Не старый и не молодой. Ни то ни се.
– Он был в темных очках?
– Нет. Он был в шляпе, а темных очков не было.
Вот насчет простых не помню. Я к нему особенно не присматривался.
– Как он изучал обломки – как человек, который знает, что хочет найти?
– Хм... Прямо даже не знаю. Он вроде даже сильно оторопел, когда увидел, что все в таком жутком состоянии.
– А девушки с ним не было?
– Нет. – Лоб его прояснился. – Он приехал в «Фольксвагене», в стареньком таком, сером...
– Таких кругом полно, – сказал я.
– Ну да... А что, этот человек вас сильно интересует?
– Только если он пришел за тем, что обнаружили вы.
Мой механик опять задумался.
– Ну и ну! – вырвалось наконец у него. – Дела!
Лорд Ферт прибыл на двадцать минут позже обещанного, и я с полчаса пропрыгал на костылях по квартире, будучи не в состоянии усидеть на месте.
Он стоял на пороге гостиной, в одной руке держал портфель и шляпу-котелок, другой расстегивал короткое коричневое пальто.
– Добрый день, Хьюз.
– Добрый день, милорд.
Он вошел, затворил за собой дверь и положил шляпу и портфель на дубовый столик.
– Как нога? – спросил лорд Ферт.
– Так себе. Не желаете ли чая, кофе... или что-нибудь выпить?
Он положил свое пальто на столик и снова взял в руки портфель. Он осматривал комнату с тем удивлением, какое я не раз уже замечал в посетителях. Я предложил ему зеленое кресло возле маленького столика. Он осведомился, где буду сидеть я.
– Я постою. Сидеть мне сейчас неудобно.
– Но не можете же вы стоять целый день!
– Нет, я в основном лежу.
– Тогда мы можем поговорить в вашей спальне.
Мы прошли в дверь в дальнем конце гостиной, и на сей раз он выразил свое удивление вслух, пробормотав:
– Это чья же квартира?
– Моя.
Он отреагировал на сухость интонаций тем, что метнул на меня быстрый взгляд и спросил:
– Вас раздражает мое удивление?
– Скорее забавляет.
– Хьюз, вы напрасно не избрали государственную карьеру. Вы бы далеко пошли.
Я засмеялся:
– Еще не поздно. Они не берут дисквалифицированных жокеев?
– Вы уже в состоянии шутить на этот счет?
– Как-никак прошло девять дней... Теперь могу.
Он посмотрел на меня долгим, оценивающим взглядом, и после этого что-то изменилось в его отношении и лично ко мне, и вообще к случившемуся, и когда я понял, в каком именно направлении произошла перемена, то был просто потрясен: лорд Ферт вдруг стал обращаться со мной как с равным – равным по опыту, взглядам на жизнь, равным по положению, хотя я и он принадлежали к разным мирам.
Очень немногие люди его положения сочли бы подобный подход разумным, и уж совсем единицы взяли бы его на вооружение. Я понял, какой он мне сделал комплимент. Он же, со своей стороны, заметил, что я не оставил это без внимания. Уже позже я сообразил, что, не будь этого коренного перелома, отказа от схемы отношений «стюард – жокей», он ни за что не сказал бы мне того, что я от него услышал. И он вряд ли изменил бы свое ко мне отношение, не побывай в моей квартире.
Он сел в кресло, аккуратно поставив портфель на пол. Я оставил костыли и улегся на кровать.
– Я встретился с лордом Гоуэри, – сказал он самым нейтральным тоном. – И не вижу причины скрывать, что в течение нескольких ближайших дней вы и Декстер Крэнфилд получите назад ваши лицензии.
– Правда?! – воскликнул я и попытался встать, но гипс оказал сопротивление.
Лорд Ферт улыбнулся:
– Как я понимаю, иначе и быть не может. Об этом тихо упомянут в «Календаре» на следующей неделе.
– Разумеется, – сказал я, – вы вовсе не обязаны никак это комментировать.
– Да, – сказал он и спокойно посмотрел мне в глаза. – Хотя это явно не все, что вы хотели бы услышать.
– Не все...
– Вы имеете на это право, хотя я бы советовал вам тщательно взвесить все «за» и «против», прежде чем рассказывать то, что услышите, Декстеру Крэнфилду.
– Да, конечно.
Он вздохнул, наклонился к портфелю и извлек из него небольшой магнитофон.
– Я попробовал проигнорировать ваше предложение. Сначала мне это даже вроде бы удалось. И тем не менее... – Он замолчал, поглаживая пальцами клавиши магнитофона. – Этот разговор состоялся под вечер в понедельник в гостиной квартиры лорда Гоуэри на Слоун-сквер. Мы там были вдвоем... Вы сможете убедиться, что это действительно так. Он, однако, знал, что я записываю разговор на пленку. – Лорд Ферт все никак не мог на что-то решиться. – Сострадание – качество, которое вам бы очень не помешало. Надеюсь, вы на него способны.
– Не давите на меня.
– Ну хорошо, – сказал он, чуть поморщившись, и включил магнитофон.
Пленка началась с обмена осторожными клише, весьма типичными для разговора, записываемого на магнитофон, когда никто из собеседников не решается на первый шаг. Наконец лорд Ферт сказал:
– Норман, я уже объяснял, почему мы должны еще раз вернуться к этому случаю.
– Хьюз ведет себя просто нелепо. Он позволяет себе откровенную клевету. Не знаю, почему вы принимаете его всерьез. – В голосе Гоуэри сквозило беспокойство.
– Это необходимо – хотя бы для того, чтобы он замолчал. – Лорд Ферт посмотрел куда-то вдаль, глаза его иронически сверкнули, а на пленке слышался его медовый голос: – Вы прекрасно понимаете, Норман, что в наших же интересах доказать, что его утверждения ни на чем не основаны. Тогда мы можем еще раз самым решительным образом подтвердить справедливость дисквалификации и прекратить все кривотолки.
Тонкий ход. В голосе Гоуэри появилось облегчение, он решил, что Ферт по-прежнему – его союзник. Возможно, кстати, так оно и было.
– Уверяю вас, Уайкем, что, если бы я не верил самым искренним образом в виновность Хьюза и Крэнфилда, я бы не вынес вердикта о дисквалификации.
