Она узнает ее, это одна из веревок Джейка. Он купил ее для домашних занятий фитнесом. По выходным цепляет ее за столбик у ворот и машет ею вверх-вниз, чтобы сжечь лишний жир на животе. Теперь она неподвижна и плотно фиксирует ноги. Кейт взглядом следует по веревке. Через долю секунды Кейт понимает, что другой конец держит Мариса.
– Привет.
Мариса, балансируя в полумраке, сидит на высоком кухонном стуле, конец веревки несколько раз обвязан вокруг руки. Светлые волосы распущены и разбросаны по плечам. Одета в серый кардиган и грязную футболку. Без лифчика. Беременный живот торчит, ноги раздвинуты. В ее позе чувствуется странная небрежность. Это напоминает Кейт изображение Богородицы с младенцем, которое она видела на ноутбуке Джейка: на фоне сусального золота фрагмент позднесредневекового алтаря с матерью выглядит монументально. Единственный признак ее отношения к ребенку на коленях – легкий наклон головы, закутанной в сине-золотую ткань. Даже руки, изящно обхватившие ребенка, почти не касаются его тела.
– Как долго ты спишь с Джейком?
Мариса спокойно произносит слова, но на ее щеках появляется румянец, свидетельство пылающей внутри злости. Кейт так удивлена вопросом, так ошеломлена сюрреализмом ситуации, поэтому ей требуется какое-то время, чтобы понять суть вопроса. На секунду даже забывает о своем страхе.
– Что?
– Ты меня слышала.
Кейт смеется. Снова пытается подняться, и на этот раз ей это удается. Она постепенно подгибает руки, пока они не сгибаются под углом в девяносто градусов, а затем резко отталкивается от пола. Теперь Кейт измученно прислоняется к стене. С кончика носа капает пот. Она смахивает его тыльной стороной ладони, а когда смотрит на нее, видит, что рука перепачкана кровью.
– Что ты со мной сделала? – прерывисто спрашивает Кейт.
Мариса приподнимает бровь.
– О, Кейт, Кейт, Кейт. Все, что я с тобой сделала, меркнет по сравнению с тем, что ты сделала со мной.
– Я тебя не понимаю.
Кейт начинает плакать. Ненавидит себя за проявление слабости.
– Почему я вся в крови?
– Не переживай. Ты будешь жить. Всего лишь легкий удар по голове.
Она никогда не видела Марису такой отстраненной и холодной. Даже ее голос полон какой-то хирургической решительности. Обычно Мариса такая порывистая, эмоциональная. Кейт всегда считала ее немного инфантильной. Странно, да. В последнее время ее поведение казалось неустойчивым и беспокойным. Но это – это – переходит все мыслимые границы.
Сначала она смотрит прямо на Марису, а потом переводит взгляд на колени, на которых, кажется, что-то лежит. В коридоре по-прежнему темно, но из приоткрытой комнатной двери просачивается свет. Он слабо отражается от предмета в руках Марисы, и Кейт понимает, что это нож. Она держит нож.
В груди нарастает паника. Кейт вертит головой, пытаясь найти путь к отступлению, но его нет. Нет окон. Нет возможности передвигаться со связанными ногами. По ногам разливается тепло, и она осознает, что обмочилась. Горло саднит от всхлипов. В надежде на то, что ее кто-нибудь услышит, она начинает кричать. Но Кейт помнит о том, что в этом доме толстые стены. Она никогда не слышала своих соседей. Ни разу.
Вопли выводят Марису из себя.
– Тише, Кейт, тише.
Но та не унимается, ведь это дает ей возможность понять, что она все еще жива. Еще есть надежда. Она кричит. Никаких слов, только вопли, и Кейт замечает, что чем больше она кричит, тем больше нервничает Мариса.
– Кейт, пожалуйста, прекрати. Тихо, тихо, ну тихо, давай. Ты в порядке. Ничего страшного. Я не собираюсь делать тебе больно. Обещаю.
Мариса встает со стула и осторожно кладет нож на пол. Кейт замечает, что это кухонный нож с деревянной рукояткой, один из тех, что нуждаются в заточке. Однажды она пыталась нарезать им помидор, а лезвие оказалось настолько тупым, что едва протыкало кожуру. Это успокаивает. Этим ножом Мариса не сможет причинить ей боль. Это все для представления, не более того.
– Я просто хочу поговорить, – объясняет Мариса. В ее голосе слышится волнение, она уже утратила самообладание. – Я чувствую, как схожу с ума, и я просто хочу поговорить.
Да, это так. Ты слетела с катушек. Нормальные люди так не поступают, думает Кет. Уже несколько месяцев ее беспокоило, что Мариса почти не спит и не ест, а еще крадется по дому так, словно кого-то преследует. А пару недель назад обнаружила, что та следила за ней до самого Оксфорд-серкус. Это напугало Кейт, и она рассказала обо всем Джейку.
– Мариса одержима тобой, – заметил он, поглаживая Кейт по голове. – Будто влюбилась в тебя или что-то в этом роде.
Но уже тогда Кейт знала, что это не какое-то безобидное увлечение. Это нечто пострашнее. Словно Мариса хочет стать самой Кейт, жить ее жизнью, жить в ее шкуре.
– Это плохо скажется на ребенке, – пожаловалась она Джейку. – Я действительно беспокоюсь. И мы оба знаем, что это важно. Малыш – наша главная забота.
У них были планы на рождение ребенка. Что именно они будут делать. Представляли, как будут счастливы, когда Мариса наконец исчезнет из их жизни.
– Я знаю, – согласился Джейк. – Я поговорю с ней.
И Кейт доверилась. Она всегда ему доверяла.
Они познакомились шесть лет назад. Джейк всегда шутил, что она никогда не сможет вспомнить подробности. Он помнил о годовщинах и Днях святого Валентина, дарил небольшие подарки и милые открытки со своими шутками, но Кейт точно знает, что они встретились шесть лет назад, ведь это случилось на вечеринке по случаю ее тридцатилетия. Тогда она работала над рекламой малобюджетного фильма независимого режиссера, одного из ее друзей, и это было скорее одолжение, ведь она ничего за это не получала, но все же верила в фильм, который мог выстрелить. В короткометражке рассказывалась трагичная история двенадцатилетней девочки, попавшей в приемную семью и подвергшейся сексуальному насилию со стороны одного из опекунов. Кейт убедила газетных критиков пойти на показ, и им понравилось, поэтому фильм получил отличные отзывы, и это поспособствовало тому, что ленту показали в нескольких кинотеатрах. За Аджешем, другом Кейт, начали бегать представители местных киностудий, а один из них даже проявил интерес к его сценарию о подростке без моральных принципов. «Плохиш» – рабочее название того сценария.
Аджеш заявился на тридцатилетие, отмечавшееся в верхней комнате паба Уондсворта, в нескольких минутах ходьбы от ее квартиры, в сопровождении парней, которых Кейт никогда раньше не встречала. Типичное поведение Аджеша. Никогда и ни о чем не предупреждает заранее. И всегда старается уговорить людей сделать для него исключение.
– Кэти! – прокричал он с
