Лиля перестала вызывать у Брика желание, но что такое секс? Что же, только потому, что один человек больше не испытывает желания поместить маленький кусочек себя в другого человека, все, нежность и духовную близость, все родное и теплое, что было и есть, все — вон? Прекратились сексуальные отношения, но любовь, преданность, потребность в присутствии друг друга никуда не исчезают — если ты нормальный человек, а не примитивное существо.
Мы никогда не узнаем, может быть, Лиля с Осипом не прекратили сексуальные отношения окончательно, может быть, прекратили на время, а потом что-то менялось, но в любом случае их брак был не секс, а осознание общей судьбы. Они были суждены друг другу Богом, и настоящий брак так и остался с Осипом, а не с Маяковским.
Лилин идеальный брак прекрасен, остаться без Осипа Лиля не хотела, но нужно же как-то жить — жить вместе каждый день. На самом деле Лиля попала в непростую ситуацию: Брик, такой умный, спокойный, — как без него, если он все про жизнь и про нее саму объясняет? Без Брика невозможно, но и с ним уже нехорошо — как с ним жить, если он уже был ей эмоционально недостаточен, она все время вспыхивает, а он не отвечает?… Все же Брик ее немножко «бросил».
Что делать, если немножко бросили?.. Для человека, который так любит себя, как Лиля, ответ один — быстро построить другие отношения, в которых Брик остался бы с ней. Ну и какие у нее были варианты? Только один — Брик и Маяковский.
Вот такой был Лилин расчет — гениальный. Но были, очевидно, и другие, прагматичные соображения.
Маяковский был уже очень знаменит. Лиля решила, что лучше ей в жизни держаться Маяковского, что ее будущее может быть связано с ним. Ахматова говорила презрительно, что Лиля всегда «любила главного», — это точно. Но вопрос — в чем главного? Рядом были и главнее. А почему бы ей вообще не отойти от литературы и не поискать в другом кругу, не соблазнить самого главного в Петрограде — Урицкого? Потом, когда его застрелят, другого самого главного — Зиновьева, когда того расстреляют — Кирова… Лиля любила «главного», но она любила талант, любила быть в центре, и другие «главные» не могли дать ей того, чего она хотела больше всего на свете, — чтобы ее жизнь была интересна.
Поэтому Лиля и выбрала идеальный для себя вариант — и в смысле отношений, и в смысле устройства жизни. У нее, как у Маяковского, в этой жизни втроем все клеточки были заполнены — и понимание, и спокойствие, и эмоциональный отклик. И любовь — нельзя же совсем исключать любовь из этого расклада. В ее жизни не нашлось сейчас никого главнее, но она все-таки любила своего Володю — наконец-то полюбила. Лиля не стала бы жить с мужчиной только из-за его главности — зачем ей гулять, собирать грибы, играть в карты, пить чай с противным нелюбимым ради будущей славы музы поэта?.. Может быть, у нее была особая эрогенная зона — реагировала на талант и успех?.
Да и вообще, двое мужчин лучше, чем один, тем более в такое трудное время. Это шутка, но, с другой стороны, это правда.
Остается Брик — ему все это зачем? Лиля говорит: если бы Осип сказал, что нужно с Маяковским расстаться, она бы выбрала Осипа. Это, без сомнения, правда. Лиля не разлюбила своего Осю. Но Осип не сказал, что — нет, они останутся вдвоем с Лилей, как приличная семья. Осип согласился на семью втроем, почему?
Шкловский говорил: «Если отрезать Брику ноги, то он станет доказывать, что так удобней». О чем это? О том, что не нужно никаких выяснений отношений. Это у них было семейное — не выяснять, не замечать, не вытаскивать всю правду на свет, не вопрошать грозно: «А кто тут у нас кому кто?!» Осип Лиле ответил — хорошо, пускай Маяковский, только давай никогда не расстанемся. Эльза приехала попрощаться и не хотела не только задавать вопросы, «но даже показать, что замечает новое положение вещей». Лошади не выясняют отношений, поэтому они никогда не кончают жизнь самоубийством…
Но в любом случае Лиля и Осип знали, как из плохого сделать хорошее, не пропасть. А Брик к тому же умел любые свои эмоции перевести в рациональное решение вопроса, в схему.
Любовь тоже можно превратить в схему: Лиля полюбила Маяковского, но это не означает, что немедленно разлюбила Брика. Почему, собственно, нельзя любить двоих? Обычные люди этого не понимают и устраивают страшную драму, а Брик принимает вещи такими, как они есть.
Да, конечно, все так, только… Может быть, Брик сам придумал жить вместе? В важных вопросах Брик руководил Лилей, а не она им. Так, может быть, это было его желание, его решение?
«…На лице его часто играла насмешливо-ироническая улыбка, он хорошо знал цену людям. Если человек был ему неинтересен, он посреди разговора вставал и уходил к себе. Про некоторых гостей, которых в доме бывало много, он говорил: „Зря потраченные время и деньги“. Он был энциклопедически образован, и, когда говорил, вокруг замолкали…»
Маяковский ему интересен, Маяковский — это не зря потраченные время и деньги. «Ося влюбился в Маяковского». Радовался ему, восхищался его стихами, «огромностью» его личности, хотел первым слушать его стихи, хотел владеть им… — любил. Оба они, и Лиля, и Осип, любят Маяковского, а если любишь человека, нужно с ним вместе жить.
…И они стали втроем.
Это случилось до дачной жизни в Левашове или, по другим источникам, сразу же после их первого общего лета, и в этой истории Лиля уже повела себя как жена Маяковского.
История немного невнятная, как всегда, когда сплетня. Вроде бы Чуковский рассказал Горькому, что Маяковский обесчестил невинную девушку и заразил ее сифилисом, — прямо как в романе Мопассана. Мы можем верить Чуковскому, как верили в детстве («Жил да был Крокодил, он по Невскому ходил»), а можем не верить, потому что Чуковского обуяла ревность — у них была одна общая любовница, не у Чуковского с Крокодилом, а у Чуковского с Маяковским. Эта девушка была сначала любовницей Чуковского и «изменила» ему с Маяковским. Закончилось все мучительным разрывом с абортом. Было это четыре года назад, в 1914 году, и почему вдруг стало актуальной сплетней, непонятно. Но тем не менее сплетня состояла в том, что у Маяковского сифилис.
Яков Львович, тот самый, который обещал Лиле «устроить» ее в кинематограф, был всеобщий приятель и даже друг Горького, «бретер», «прожигатель жизни», по-сегодняшнему, светский тусовщик, знакомый со всеми и повсюду вхожий. Яков Львович от Горького понес эту сплетню дальше по всему Петрограду. Он тоже был лично заинтересован в том, чтобы опорочить Маяковского, — у него с Лилей то ли был роман, то ли он ее просто добивался. И цель его сплетни была простая и понятная — отдалить Лилю от Маяковского. В общем, Маша сказала Кате, что Катя сказала Маше, что… что Маяковский болен — у него сифилис. Сплетня распространилась по Петрограду и дошла до Бриков. А сифилис был тогда очень позорной болезнью, считалось, его можно подцепить только у проституток.
Услышав, что у Маяковского сифилис, Лиля не ужаснулась и не заплакала, а пошла прямо к Горькому и потребовала — пусть Горький скажет, кто источник сплетни. Это он нам Горький, классик, буревестник, а ей он был Горький, который часто сидел за картами у нее дома. Но все же он и для нее был знаменитость, классик, так что это было довольно смело. Горький уклончиво ответил что-то вроде «так, одно лицо» и «я узнаю»… Но Лиля не успокоилась и написала Горькому письмо — пускай это лицо немедленно даст ей адрес доктора, от которого получена позорящая Маяковского информация. И, чтобы Горький не отделывался от нее, потребовала дать ей письменный ответ. Ничего конкретного Горький ей так и не сообщил, очевидно, «одно лицо» насплетничало и не пожелало отвечать за свои слова.
Но дело не в том, кто кому насплетничал, а в том, как повела себя Лиля. Она даже не постеснялась передать от себя Горькому, что Маяковский не избил его только потому, что Горький старый и больной.
От другого сплетника, Якова Львовича, когда он подошел к ней где-то на людях, Лиля не стала требовать объяснений, а просто громко бросила ему «говно!».
Лиля, конечно, защищала не только Маяковского, но и себя — понятно же, что если у него сифилис, то и у нее, а такого пятна она никак не хотела. Но Лиля — молодец. Смелая. Не побоялась показаться смешной, невежливой или навязчивой или вот так просто взять и сказать — «говно!». Ну просто человек делал, что хотел, — здорово!
Что было дальше. Дальше была Москва, морковка…
Брики и Маяковский уехали из Петрограда в Москву весной 1919 года, сразу вслед за ленинским правительством. И тут возникает вопрос, такое большое удивление — а почему они уехали из Петрограда в Москву, а не вообще уехали из России в Европу? Да, Брик не имел разногласий с властью, с большевиками. Но ведь уже был 1918 год, уже Каннегисер застрелил Урицкого, уже большевики ответили на это страшным «красным террором», уже на улицах Петрограда арестовывали интеллигентных по виду людей, уже было «каждого десятого расстреляем за убитого товарища Урицкого» — почему они не уехали? Уже Каплан стреляла в Ленина — полуслепая, больная, она не могла удержать пистолет в руке, но «стреляла», — большевики уже себя показали.
