– Чего ты? – не понял Вовчик.
– Скоро и я стану убийцей, честное слово, – прорычал Артем, глядя перед собой. – А ты говорил, не ходи на свидание. Вон стоит.
– Кто?
– Плохая примета. Видишь, тетку в белом пиджаке?
– Это ж твоя несостоявшаяся теща.
– Вот именно. Выметайся. И позови ее.
Артем закурил, наблюдая через лобовое стекло, как Вовчик подошел к Валерии Михайловне и указал на машину друга. Она легко, а была на высоких каблуках, сбежала по ступенькам, для пятидесяти лет эта женщина и выглядит на ять, и подвижна, как девчонка, и вообще неплохой человек. Лучше б она была стервой, было б проще. Валерия Михайловна села на место пассажира, благоухая дорогими духами, и, захлопнув дверцу, повернулась к Артему, а он даже глаз не скосил в ее сторону.
– Здравствуй, Артем. Как ты?
– Честно? Когда вижу вас, мне плохо. Ну и? Опять истерика, водопады слез, угрозы броситься под трамвай? И все из-за меня, гада. Я должен ехать к Лике, чтоб ее успокоить и остаться хотя бы на одну ночь, которую проведу в кресле. Так?
Безусловно, так, потому ей и нечего ответить, а его это еще больше злило. Хотя при чем здесь Валерия Михайловна? Она просто мать, у которой единственная дочь с пулей в голове. Тем не менее, при всем уважении к несостоявшейся теще Артем был уже не в состоянии жалеть ее и подминать себя под капризы дочери, посему тоже решил помолчать, давая понять, что точка поставлена. И вдруг она выдала:
– Лика беременна.
– Что?!!
Ужин. Без свечей. Натянутый. От утреннего настроения и следа не осталось. У Бориса физия несправедливо обиженного и несчастного ребенка, его поведенческая линия выстроена так, чтобы вызвать у жены комплекс вины. Поезд ушел, но Борька упорно пытается его догнать.
– Вина налить? – Он поднял бутылку.
– Не хочу, – отказалась София, водя вилкой по тарелке.
– Ты почти ничего не ешь.
Ха, заметил! К финалу их бракованного брака он научился оказывать знаки внимания жене, юность вспомнил, что ли? И научился ли? Это же очередная уловка, чтоб вернуть все на прежние места: здесь я, здесь опять я, и там я, а вы, господа, распределитесь по краям, но так, чтоб мне не мешать. И София – дура, жила по правилам мужа, превратившись в заурядную домохозяйку, как он требовал. Зачем? Зачем потрачено впустую столько лет? А когда поняла, что так больше не может, когда начала писать и устанавливать свои порядки, Борька оказался беспомощным перед ней. Вот и сейчас: тихий, несчастный и жалкий, но это же не он, это подмена. А ведь София еще не поставила его перед фактом, только собиралась с духом, но, даже вспоминая бездарную жизнь с ним, не могла как следует разозлиться и заявить: развод! Нелегко.
– Наверное, статью про себя прочла, потому раскисла? – пытался втянуть жену в диалог Борис.
– А, и ты читал. – Она мгновенно выпустила иголки, ведь он к ее творчеству относится, мягко говоря, скептически. – И что скажешь?
– А тебе интересно?
– Оч-чень.
– Знаешь, в каждой шутке есть доля шутки, значит, в каждом негативе есть и рациональное зерно.
– То есть ты на стороне журналюги?
– А ты хочешь только положительные отзывы слышать? Люди-то разные, восприятие у них разное… Ты куда?
– К любимому мужчине – компьютеру, – уходя, бросила София. – По крайней мере, он молчит по поводу моих книг.
Не получилось перепрыгнуть семилетнюю планку, не взяла высоту, а трамплин был. М-да, Артем прав, не так-то просто разрубить узел, если есть внутри авторитетная планка из «можно» и «нельзя». Что ж, на сегодня осталась еще одна попытка…
История, которая продолжится так
Марго из седла наблюдала за осмотром трупа, сверху-то обзор лучше. Третью девицу обнаружили за городом в балке, куда нога человека добровольно не ступит. Взрослого человека, но не детворы, которая пролезет в любые щели и сунет курносые носики во все закоулки. Балка заросла кустарником, в том числе и колючим, потому туда неудобно пробраться, да и незачем, а с наступлением жарких дней в балку еще сползаются змеи. Что там понадобилось ребятне? Неизвестно. Но именно они наткнулись на труп, лежавший на дне. Для удобства полицейские расчистили саблями склон и место вокруг девицы, была надежда, что на этот раз преступники все же оставили какой-никакой след.
Девица лежала ничком, по волосам, фигуре и ситцевому платью можно было легко угадать, что она молода. Зыбин не соизволил спуститься к трупу, ведь потом пришлось бы подниматься по крутому склону и почувствовать всю слабость преклонного возраста: одышку, сердцебиение, усталость в ногах. Он стоял на краю и давал указания, а осматривал труп Чиркун. Наконец мертвое тело перевернули на спину, тут уж Марго не удержалась от комментария:
– Как же она молода! Совсем девочка…
– Должен заметить, сударыня, первые две тоже были не старухами, – сказал Зыбин, у которого зримо портилось настроение, ведь дело не двигалось с места и обрастало новыми трупами. – Ну, что там, Федор Ильич?
– Все в точности, как и первые разы, – откликнулся тот. – Вена разрезана, крови на одежде нет, имеются кровоподтеки на руке…
Было и отличие: у этой широко раскрыты бесцветные глаза, искаженное лицо, казавшееся маской боли и муки. Вдобавок чудилось, что девушка вовсе не мертва и смотрит прямо на тех (с упреком и негодованием), кто стоит на краю балки. Впечатление совершенно жуткое, во всяком случае, Марго засомневалась: мертва ли она? Скорей всего, особым образом падал свет на дно балки, отчего труп приобретал фатальный вид. По коже пробежал суеверный холодок.
Полицейские уложили девицу на плащ-палатку и вытащили наверх, за ними поднялся и Чиркун:
– К сожалению, господа, улик нет-с.
– М-да… м-да… – побивая кулаком ладонь, задумчиво произнес Зыбин. – Ну, теперича надобно позвать дядюшку, что племянницу потерял. На опознание.
– Когда? – поинтересовался Кирсанов, который был тут же.
– Да завтрева, голубчик. С утра поезжай за ним, а также… – Зыбин поднял указательный палец, – жену его привези, поглядеть на нее хочу. Поторопись, а то девица протухнет, придется захоронить ее, как и первых двух, в безымянной могиле да за казенный счет. Что за напасть, а? Ведь нигде ничего подобного нет! Ну, кражи… ну, много краж, а у нас труп за трупом. Прославимся, нехорошо-с прославимся! М-да, господа, для нас дело чести отыскать душегубов.
– Виссарион Фомич, – подъехала ближе Марго, – вы разрешите мне присутствовать при опознании?
Он находился в расстроенном состоянии, был зол, но ее сиятельству не нагрубишь, выместив на ней гнев, посему Зыбин, шумно втянув носом воздух, ограничился брюзжанием:
– Да нет ничего занимательного в нем, сударыня, это вам не представление заезжего шапито-с, а довольно скучно, время будет потрачено зря…
– Так можно или нет? – сдерживая усмешку, ибо раскусила его, переспросила она.
– Ну, коли желаете…
– Желаю, желаю, – заверила Марго.
– Тогда утром-с… Эй, поганые ваши рожи! – налетел Зыбин на полицейских, преобразившись в свирепого начальника. – Чтоб ни одна душа не проговорилась про трупы девиц! Коль пойдут слухи по городу, я вас всех оштрафую за недозволенные речи, нагоняющие страх на народ!..
– А коль проговорятся отцы ребятни, что нашли сей труп?
Вопрос задал полицейский, без сомнения недавно поступивший на службу и еще не знавший толком, когда, у кого и что можно спрашивать. Беда с низшими чинами: жалованье небольшое, текучесть, напротив – велика, отбора не проходят, потому ответственность невысока, да и глупцы с пьяницами не редкость. А надо делать жесточайший отбор при поступлении новичков – это позиция Зыбина, который нашел, на ком оторваться. Он подступил вплотную к молодому мужчине и сунул ему под нос кулак:
– Проговорятся? А это видал? Вы-то для чего в полиции служите? А чтоб порядок блюсти, чтоб лишних слухов не водилось, чтоб тайны полицейские оставались в стенах наших, а языки ваши – за зубами-с, когда хотят задать глупый вопрос. Прошу прощения, мадам, дураки-с…
Зыбин слегка поклонился Марго – лишь бы дань вежливости отдать (в такие минуты она ему страшно мешала) – и отправился к коляске, заорав:
– Кирсанов! Кирсанов!
– Слушаюсь, ваше высокоблагородие! – подлетел к нему тот.
– Новичков из низших чинов на труп не брать!
– Слушаюсь…
Полицейский обиженно хлопал глазами, наверняка так и не догадавшись, в чем же будет его вина, если проболтается один из мужиков.
– Грубый человек, – осудил Зыбина Суров. – Интересно, а что же должен сделать полицейский?
– Да всего лишь припугнуть мужиков, чтоб не вздумали рассказывать о девице в балке, – хохотнула Марго. – Меня, право, удивляет, почему вы-то, Александр Иванович, задали этот вопрос.
– Видимо – оттого, что я не полицейский, а военный, сударыня.
– Кстати, вы как думаете, на что похожи эти убийства?
– На убийства, сударыня, – заулыбался Суров, глядя на нее с отеческой нежностью.
