«Она что, собрала здесь всех своих мужей и любовников? – подумал Саша, с тревогой оглядываясь. – Да здесь же минимум 50 человек. Женщин меньше… Да нет, не может быть!»
– Поздравляю тебя! Отлично выглядишь.
Ему не то хотелось сказать. «Люблю тебя, дышу тобой, возьми меня всего – и больше мне ничего не надо», – метались лихорадочные мысли.
Марина улыбнулась, потом задумчиво склонилась над книгой.
«Любимому герою моего романа», – прочитал Саша автограф, и ему захотелось запрыгать от счастья.
Изысканная еда не лезла в горло. Официанты устали уточнять, не положить ли на стоящую перед Сашей тарелку заливной осетрины или шашлыка. Они убрали бокалы и рюмки для спиртного, услышав, что молодой человек не ест именно сегодня, а не пьет вообще. И лишь подливали минеральной воды.
Какой ужин, когда в голове лишь один вопрос. Этой ночью она позволит себя любить? Только бы позволила! Автограф такой чудесный…
Преданная собачка, после презентации Саша не отходил от Марины. Помог снести вниз огромные охапки цветов, умудрился ловко уложить их в кресло и накинуть шубку на ее плечи.
Но почему же она молчит?
– Саша, Антон! Приглашаю вас на коньяк…
Они ехали в такси, и Саша расплывался в улыбке. Ну конечно. Они выпьют коньяка. Он сделает вид, что выпьет. Спиртное – жуткая невкусная гадость. А потом Антон уйдет. Это будет его компенсацией. Пусть Зарицкий мучается, представляя, как Саша ласкает Марину.
Как медленно ползет машина. Хорошо, что квартира Марины на втором этаже. Вот и пришли.
– Мальчики, – Марина сделала глоток янтарной жидкости и довольно зажмурилась. – Отличный коньяк. Сегодня ночью я хочу вас обоих…
Саше показалось, что его шандарахнули по голове тяжелой кувалдой, и все вертится перед глазами, и он ничего не понимает, и, видимо, бредит.
– Почему нет, – сказал Антон.
«Я все-таки убью ее», – думал Саша, мчась по ночной морозной улице.
Вслед за ним неслись веселые девичьи голоса:
– Мушкетер, не торопись!
– Постой, твоя Констанция здесь.
«Я убью ее, – отчаянно стучало в висках. – Это будет справедливо. Она ведь меня уничтожила…»
4
Новенький аккумулятор завелся с пол-оборота, и следователь Владимир Седов мысленно отметил необычайное преображение своей старенькой «семерки». Прямо не «Жигули» а стремительный «БМВ» резво покинул небольшой заснеженный дворик прокуратуры.
Только что он докладывал Карпу о результатах работы по делу Макеенко и Моровой, и разговор с шефом произвел на Володю тягостное впечатление. Общаться им теперь приходится каждый день, такова специфика работы по расследованию дел с несколькими убийствами. Создается оперативно-следственная группа, докладывать о ходе работы приходится ежедневно, и не только Володе. Начальник также обязан предоставлять отчеты в вышестоящие инстанции. А результатов, по сути, нет. Круг подозреваемых не выявлен, свидетели не установлены, о мотивах преступления говорить преждевременно. Профессиональным языком выражаясь, речь идет об убийстве, совершенном тайно в условиях неочевидности. Схем по раскрытию таких убийств в учебниках по криминалистике нет. И личного опыта нет – до недавнего времени бог миловал. И Карп вроде бы все понимает – но его самого наверху «душат», и он, соответственно, «душит» Седова. И оба они на самом деле больше всего опасаются одного: что смерти Карины Макеенко и Инессы Моровой были случайными. Маньяк-«серийник» со своими жертвами сталкивается один-единственный раз. В момент совершения убийства. Да, Седов пытался изучить личности убитых женщин, перетасовывая колоду стандартных мотивов. Однако материальную выгоду из их смерти никто особо не извлекал, личной неприязни к ним не испытывал, проработка мотива мщения также не дала пока результатов. Все больше доводов в пользу того, что они умерли так же нелепо, как погибает женщина, поздно вечером идущая через поле от последней электрички. Ей – не повезло. А придурку с ножом в кармане все равно, кто встретится на его пути. Для родственников смерть Карины и Инессы – неописуемая трагедия. Для следствия же две смерти – это всего две смерти. Свидетелей и очевидцев нет. Подонка поймают в лучшем случае после того, как он убьет очередную жертву. И вот в это Володе Седову верить не хотелось. Он с большим удовольствием признал бы неэффективность проведенных следственных действий и оперативно-розыскных мероприятий. Если бы это только могло сохранить жизнь ни в чем не повинным женщинам, мечтающим найти свое счастье и рискующим встретиться с маньяком.
Впрочем, ближайший час расставит все точки над i. Седов ехал на встречу с судебным психиатром Борисом Фридманом, который, изучив все обстоятельства дела, сообщил в телефонном разговоре о готовности высказать свое мнение.
«Хоть что-то есть хорошее в создании оперативно-следственной группы. По законодательству на экспертизу дается месяц. Но по таким делам эксперты представляют информацию максимально оперативно», – думал Володя, въезжая на территорию больничного комплекса.
Эксперты-психиатры работали в двух корпусах. Стражное отделение, обнесенное бетонной стеной с колючей проволокой, производило на Седова гнетущее впечатление. Ему по делам службы пару раз приходилось бывать в этом здании. Когда на двери палаты-камеры читаешь «подследственному имяреку предъявлено обвинение в изнасиловании девочек 12 и 13 лет с последующим убийством и расчленением трупов» – жалеешь, что служишь закону. И если раньше, до введения в России моратория на смертную казнь, такого подонка-потрошителя уничтожали, то теперь его спроваживают в участок пожизненного содержания. Родственники убитых девочек еще и баланду ему оплачивают. Говорят, это гуманизм, приближающий Россию к Европе. Объяснили бы это политики матерям, потерявшим детей…
Встретиться с экспертом Володя договорился в корпусе для проведения экспертизы лиц с легкими нарушениями психики, обвиняемых в совершении незначительных правонарушений. Там даже решеток на окнах нет, только в дверях палат большие стекла, а так – обычная больница. Контингент – в основном старики.
Вот и теперь, когда Володя вошел в напоминающее барак длинное одноэтажное здание, к нему бросилась старушка.
– Сыночек, забери меня отсюда! Сыночек! – она ловко вцепилась Седову в рукав. – Меня тут бьют, мучают!
Привлеченный шумом в коридоре, из ординаторской выглянул Борис Фридман. Его глаза, многократно увеличенные толстыми стеклами очков, смотрели укоризненно.
– Проходи, Володя! – кивнул эксперт и строго отчитал старушку: – Гавриловна! Кто вас здесь обижает? Расскажите лучше, как вы сараи у соседей поджигали!
Он помог Седову повесить куртку на вешалку, неодобрительно покачал головой в белой шапочке и пробормотал:
– Обижаем мы ее тут. Пироманка-кляузница!
Седов открыл подготовленную экспертом справку, прочел первый абзац и попросил:
– Борис Моисеевич! А можно мне рассказать суть вашего исследования простым понятным языком?
– Попробую. Очень мне ваше дело, Володенька, не нравится. Все серийные убийцы, как вы знаете, минимум страдают психопатией.
«Все-таки серия, – тоскливо подумал Седов. – Неужели будут следующие жертвы? А может, все-таки эксперт ошибается?»
– Я уточнял в архиве. Среди закрытых уголовных дел не было ни одного с аналогичным характером нанесения телесных повреждений. Нераскрытых убийств женщин много. Но если даже рассматривать тех, кто погиб от ножа – способ нанесения ран другой.
– Так ведь единая база до сих пор не создана, – Борис Моисеевич включил электрочайник, достал из тумбочки чашки. – Выпьем чайку. Разговор у нас долгий. Относительная систематизация в этом направлении началась в середине 90-х годов. А до этого времени был Советский Союз. Советский человек не мог быть маньяком-убийцей. Уголовные дела тогда если и возбуждались, то лишь для того, чтобы их прикрыть по окончании сроков производства. И уж конечно никто не объединял в одно производство несколько убийств со схожим почерком совершения преступлений. Поэтому Чикатило, Сливко и Михасевича и ловили так долго. Не было ни опыта, ни информации, ни профессиональных кадров. Теперь ситуация не такая удручающая. Тем не менее даже возможности систематизировать сведения по всем преступлениям нет. Часть информации по распоряжению руководства МВД была уничтожена. Если вы говорите, что не нашли похожих уголовных дел, то это означает, что их не было последних пятнадцать лет в Москве. Ну, может, еще в Подмосковье. А за всю Россию поручиться нельзя. Было распоряжение сведения предоставить. Но вы же знаете, как выполняются такие распоряжения. Никто не хочет свои «висяки» светить. А до каждого городка в Красноярской области, к примеру, не доедешь… Но все-таки я не думаю, что ваш убийца ранее совершал подобные преступления. При всех очевидных признаках серии – характер нанесения ран, единый подход в выборе жертв, безусловная забота о сокрытии следов преступления – он делает то, чего в принципе не делают серийные убийцы. Он оставляет возле своих жертв репродукции художника Эдварда Мунка. Типичному маньяку свойственна иная модель поведения. Он скорее заберет вещи своих жертв, может унести фрагменты тел, по возможности проводит фото– и видеосъемку. Убитые женщины не были изнасилованы, с их телами не совершалось манипуляций сексуального характера, тела не расчленены. Хотя ему нравится вкус крови, он получает удовольствие, он наносит множество колото-резаных ранений. Но все-таки это, на мой взгляд, лишь начало пути. Преступник отличается высоким интеллектом, его самооценка завышена. Он хочет не только убивать, но и выделяться своими убийствами. Если репродукции были оставлены на месте происшествия неслучайно, то это является свидетельством желания убийцы загадать загадку, отгадать которую, по его мнению, у вас, Володенька, не получится. Это его рассуждения на рациональном уровне. Нерационально он хочет, чтобы его поймали. Возможно, у него сложная семейная жизнь, или ему не хватало родительской любви, или же произошло некое крушение всех его надежд. Убивая, он требует внимания.
