— Добрый день, Мария Каравай, — сказала она, протянув руку, которую тот, оборвав нервное теребление прыщей, вяло пожал. Рука у Никиты оказалась холодной и влажной.
— Никитка, кто это? — раздался шамкающий голос откуда-то из глубин темного коридора.
— Это ко мне, ба, — гаркнул туда же Никита и криво усмехнулся: — Тут поговорим, если вы не против.
— Никита, мы знаем, — мягко начала Маша, стараясь не смотреть, что он делает со своим лицом, — что вы вместе с Тасей и Максом неделю назад заезжали к Надежде Шварц.
Никита кивнул.
— Вы близко с ней знакомы?
Альбинос еще яростнее стал расчесывать подбородок.
— Нет. То есть да, — высокомерно сказал он. — Она наша Галадриэль.
— Королева эльфов, — понимающе улыбнулась Маша. — Как во «Властелине Колец».
— Нет, — злобно зыркнул на нее Никита. — Как Королева. И все.
Почему она сразу решила, что спорить с ним не следует? Он выглядел… Не очень в себе. То, что Андрей сейчас молча стоял за ее спиной, Машу несколько ободряло.
— Вы так и не ответили на мой вопрос, Никита.
— Мы не могли быть близки. Я — простой эльф.
— Мммм… Ясно. И как часто вы общались? — попыталась подойти с другого бока Маша.
— Перед играми — несколько раз в неделю, — с вызовом сказал Никита.
— Где встречались?
— Тут. Иногда — в кафе.
— Никитка, сволочь! — раздался тот же шамкающий хриплый голос из глубины квартиры. — Иди сюда, я лекарства не могу найти!
— Извините. — Никита опустил бледные руки, похожие на крылья какой-то несуразной птицы. — Я сейчас.
И ушел в темноту коридора.
— По-моему, он болен на всю голову, — тихо сказал Андрей Маше на ухо. А оттуда, куда ушел юноша, донесся грохот, будто железная коробка упала на пол и покатилась, затем хриплый старческий голос начал кричать, и Маша, шокированная, обернулась к Андрею — то был отборнейший мат. Звук стал тише — Никита закрыл дверь. Но его голоса слышно по-прежнему не было. Только бабкин.
Андрей, кивнув, быстро сделал несколько шагов по коридору, толкнул рассохшуюся дверь в комнату — и тихо присвистнул. Оставаясь на пороге, он поманил Машу, и она подошла, стараясь не скрипеть половицами. Первое, что бросилось ей в глаза, — на стене висел ковер: туркменский, практически один в один как тот, что украшал с детства и ее комнату. А так — небольшое пространство казалось абсолютно безликим: пыльная люстрочка на три рожка, тахта, письменный стол…
— Не туда смотришь, — ткнул Андрей пальцем в центр ковра, где, почти незаметная среди ярких сполохов геометрического узора, висела старинная сабля. Узкая, серебряная. С черной рукояткой.
— Вам не следовало заковывать меня в наручники. — Никита, сгорбившись, сидел на том же месте, где еще совсем недавно находился его приятель по ролевым играм.
— Вы, как мне кажется, спутали наручники с кандалами, — с трудом сдержал улыбку Андрей.
— Сути это не меняет. Я и так все расскажу. — Он вскинул бесцветные глаза на Андрея и добавил важно: — Если хотите, сделаю официальное заявление.
— Валяйте. — Андрей вытянул под столом ноги. — Делайте.
— Я убил профессора Шварца, — торжественно объявил альбинос, а Андрей мгновенно подобрал ноги и подался вперед. — Да. Не смотрите на меня так, вы просто ничего не знаете. Шварц не раз пытался убить свою дочь. Отравить. Я решил, что должен остановить его, прежде чем произойдет непоправимое.
— Понятно, — медленно сказал Андрей, боясь спугнуть свою странную дичь. — И как же вы приступили к задуманному?
— Тася и Макс тут ни при чем. Я попросил их подвезти меня к дому профессора и подождать на улице. Позвонил в дверь.
— Вы были знакомы с профессором?
— Нет. Зачем? Он открыл, я сказал, что хочу поговорить о Наде. Он пропустил меня, мы прошли на веранду. Там… — Никита чуть повел плечами, будто сбрасывал невидимый плащ. — Я спросил его, зачем он хочет убить свою дочь?
— Он не удивился? — склонил голову на плечо Андрей.
— Удивился, — кивнул Никита, — что я знаю. Я спросил его — почему? Почему он хочет убить самое нежное и прекрасное создание на свете?
Юноша замолчал, криво усмехнулся.
— И что же ответил профессор?
— Он засмеялся. — Никита опять повел плечами, и Андрей понял, что это что-то вроде нервного тика. — Просто расхохотался мне в лицо! До этого я не был уверен, что негодяя стоит убить… А после понял: это необходимо. Такие, как Шварц, недостойны жизни.
— И что же вы сделали?
— Я хорошо подготовился. — Руки альбиноса в наручниках вновь потянулись к прыщам на лице. — Я знал, что от моей сабли может быть много крови — я тренировался на играх, но оружие всегда было в ножнах, а тут… Поэтому я заранее купил резиновый плащ и перчатки. Когда он так нагло загоготал, я выхватил саблю из-под полы. Тут Шварц перестал смеяться. — Никита облизнул тонкие губы, мелькнул острый язык. Андрей невольно поежился: этот парень был похож на какого-то ящера. — Он велел мне проваливать. Но не испугался. Говорят, он был очень умным, а по мне, так дурак. — Никита хихикнул. — Даже когда увидел саблю, ничего не понял. А когда я начал наносить удары, то поднял ладони, чтобы защититься. Ха! Вот теперь мне было смешно! Сколько у него порезов на руке? Пять?
Андрей вспомнил тело ученого, лежащее в морге. Конечно, несчастный Шварц и представить себе не мог, чем ему грозит визит долговязого парнишки в кратерах юношеских прыщей.
— Что вы сделали дальше?
— Я сжег в печке архив. Вымыл саблю и вышел из дома.
— Зачем вы сожгли архив?
Никита задумался, потом почти легкомысленно пожал плечами:
— Из мести, наверное.
— Ясно. — Андрея начало чуть-чуть подташнивать. — Что потом?
— Я захлопнул дверь, выбежал к машине. Мне… — он, казалось, чуть смутился, — было не по себе. Я в первый раз… В общем, меня колотило. Я сел в машину. Таська, увидев меня всего в кровище, стала икать от страха, а Макс только и твердил, что я ему испорчу салон. Через десяток метров он хотел развернуться и застрял. Мы попытались вытолкнуть машину, но меня всего трясло, и Макс понял, что надо позвать кого-то на помощь. Я спрятался в лесу, и…
Эту часть Андрей уже знал.
— Когда Надежда Шварц вам рассказала, что отец хочет ее отравить? — спросил он.
— А она не мне это рассказывала, — кивнул серьезно Никита. — Она Тасе рассказывала. А однажды Макс с Тасей даже присутствовали…
— Присутствовали при чем? — поднял бровь Андрей.
— Ну как? — и Никита посмотрел на него, как на идиота. — При отравлении, конечно.
Маша слушала Андрея, подперев рукой подбородок.
— Все сходится, — устало потер лицо Андрей. — Это он. Такие детали ни в газетах, ни по телевизору не фигурировали. Это его сабля и его убийство.
— Не все сходится. — Маша пожала плечами. — Во-первых, почему он так близко принял к сердцу историю мало ему знакомой Нади Шварц?
— Переиграл в их чертовы игры, вообразил себя ее рыцарем — он явно по уши в нее влюблен, — быстро нашелся Андрей. — Она — красавица. Он — чудовище. Тут все логично.
— Хорошо. Но почему Шварц впустил неизвестного человека поздно вечером в дом?
— Американская привычка? Потом — приятель дочери, нет?
— Ладно. А как он объяснил не причастным к убийству Максу и Тасе необходимость поехать по пригородному адресу?
— Положим, сказал, что хочет поговорить: они же присутствовали при «отравлении».
— Да. Вот это — про отравление — какая-то совсем бредовая история.
— Согласен. — Андрей задумался. — И еще. Помнишь, дачник говорил о том, что Макс тоже был в плаще и в резиновых перчатках. Тогда что получается? Два молодых человека сидят в одной машине, облаченные в плащи и перчатки супергероев, в которых очень удобно совершать суперубийства. Но один из них признается, а второй, официально, вовсе не при делах?
Маша кивнула:
— Верно. И еще — я прошлась по нашему Никите. Он стоит на учете, Андрей.
— Псих?
— Не просто псих. — Она вздохнула. — Он тяжелый параноидальный шизофреник — у них там вся семья по материнской линии в большей или меньшей степени страдает от шизофрении. Но у Никиты болезнь сопровождается двигательной гиперактивностью и расщеплением личности.
— А это еще что за звери?
— Гиперактивность, насколько я знаю, в основном диагностируется у детей, — нахмурилась Маша. — Невнимательность, неспособность сосредоточиться, неряшливость, шумные выходки… В старшем возрасте выходки становятся уже хулиганскими плюс — употребление наркотиков, беспорядочные половые связи… А вот расщепление личности — вещь намного более редкая.
— Во мне живут Иван Иванович, Иван Никифорович и Ивашка? — усмехнулся Андрей.
