– Еще есть следы в ванной, – подал голос инспектор. Он, видимо, устал наблюдать за моими молчаливыми метаниями по коттеджу, а главное, не понимал, о чем я так надолго задумалась.
– Простите, еще немного терпения, – пробормотала я почти автоматически и направилась в ванную.
Там был тоже учинен погром. Навесной шкаф над умывальником сорван и испачкан в крови, словно за него хватались окровавленными руками. Зеркало разбито, его осколки вперемешку с лекарствами, средствами гигиены и разной мелочью валяются на кафельном полу. Везде, на шкафчике для чистых полотенец, на кафельной плитке, в раковине и в ванне кровавые отпечатки, смазанные или растертые. При первом взгляде на помещение кажется, что здесь случилась кровавая баня, но только при первом.
Если хорошо обдумать увиденное, напрашивается один вывод: все это – осколки, разгром, перевернутая мебель и даже следы крови и волочения тела – выглядит слишком театрально и похоже на инсценировку, на декорации к постановке «Кровавая расправа мужа над беззащитной женщиной». Преступник все продумал и предусмотрел, обеспечил крепкий сон Андрею Рогозину, устроил погром, оставил свидетельства кровавой расправы. Наконец, позвонил в полицию. Все, ловушка готова, и дверца в ней вот-вот захлопнется.
Прибывшие полицейские увидели именно ту картину, которую изобразил для них преступник. Они мгновенно уверились в словах анонима и виновности Андрея. Но если разгром в коттедже был декорацией, то что именно она должна была изобразить, что мы все должны увидеть? Правильно, зрители не должны сомневаться, что женщина была убита в результате преступления. Вот какую конечную цель имеет сия постановка.
Вокруг следы крови и борьбы, а больше никаких доказательств, что убийство все-таки случилось, нет. Полицейские не смогли найти орудие убийства, как ни искали, а следы борьбы можно имитировать. Значит, остаются только пятна крови. Сейчас, когда лабораторные анализы окончены и готов тест ДНК, мы знаем точно, что кровь принадлежит Елизавете Рогозиной. Но рассмотрим внимательнее эти кровавые следы и представим общую картину в целом. Все пятна смазаны или растерты, выглядят страшно, но в действительности крови было пролито не так уж много. По крайней мере, это не могло привести к смерти.
– Евгения, – позвал меня инспектор Смит, – простите, но вы меня немножко пугаете. Вы уже больше десяти минут молча смотрите в одну точку. И выражение лица такое, знаете, непередаваемое…
– Скажите, инспектор, ваши люди брали образцы крови?
– Конечно, это обязательно и для анализа необходимо.
– И много?
– Несколько мазков. Полагаю, по одному в каждой комнате. А что?
– А вам сейчас ничего в глаза не бросается? – вместо ответа спросила я. – Осмотритесь и подумайте как следует.
– Нет. А что? – Смит выглядел слегка обескураженным и не понимал, к чему я задаю эти вопросы.
– Ладно. Немного терпения, буквально один вопрос, а потом я дам пояснения. Вам ранее доводилось видеть много мест преступления?
– Конечно, да. Правда, меня недавно повысили и перевели в отдел тяжких преступлений, но раньше я служил патрульным и чего только не повидал.
– Включая убийства и кровавые разборки? – уточнила я.
– Нет, Бог миловал. В нашем департаменте вообще расследуется очень немного кровавых убийств. Мне довелось видеть нескольких утопленников и одного самоубийцу. И вообще, если происходит что-то неординарное, есть команда более опытных специалистов, которым достаются обычно такие дела. Они были на другом задании, к тому же у этого острова спорная юрисдикция. Поэтому создали в срочном порядке новую группу, а меня пригласили ее возглавить.
– Понятно. Значит, опыт у вас скромный, – подытожила я.
– В таких делах однозначно.
– Тогда я поясню то, что поняла только сейчас. В доме много кровавых следов, выглядят они очень страшно и указывают, что женщина умерла от ранения.
– Да это так, – кивнул инспектор, – видимо, ее убивали очень жестоко.
– Но нигде нет большой лужи, которая говорила бы нам о потере критического объема крови, что может привести к смерти. Нет брызг, которые всегда имеются, если человеку нанести смертельный удар ножом, топором или осколком стекла. Нет даже четких капель крови на полу, а они обязательно должны быть. Ведь, судя по следам, жертве нанесли рану в гостиной, а потом она, убегая от нападавшего, забегала в спальню и ванную.
– В спальне ее могло не быть, здесь совершенно чистый пол.
– Правда? Тогда откуда взялся кровавый отпечаток женской ладони на стеклянном столике? Посмотрите внимательно, инспектор, отпечаток яркий, четкий. Чтобы оставить такой, рука должна быть прижата к смертельной ране, которая обильно кровоточит, так?
– Наверное…
– Но вы совершенно точно заметили, что на полу в спальне нет ни одной капли. Куда же делась кровь?
– Да, пожалуй, это странно. Может, преступник вымыл пол в спальне?
– В этой комнате пол протер, а во всех остальных оставил жуткий беспорядок? Какой в этом смысл? Нужно или все кровавые пятна и следы борьбы уничтожать, или оставить все и бежать?
– Может, преступник начал уборку, а закончить не успел? Просто времени не хватило?
– Допустим. Тогда выходит, что спугнуло его, скорее всего, появление полиции? Скажите, вы прибыли на остров с мигалками и сиренами?
– Нет. Прилетели на вертолете, но до коттеджа добрались пешком и очень тихо его окружили. Я полагаю, что преступник мог начать уборку, потом понял, что времени мало, и все бросил как есть.
– Вы прибыли под утро, но было еще темно?
– Да, это так, – кивнул инспектор.
– Значит, спугнуть его не могли? Да и торопиться преступнику было некуда. Ночь, темно, все спят, убирай себе спокойно. Нет, убирать он даже не начинал. В противном случае вы обнаружили бы следы недавней уборки – влажный пол, мокрые и, возможно, окровавленные тряпки, мокрое ведро. Следы того, что в унитаз или ванну выливали грязную воду.
– Ванна была сухая, насчет унитаза не поручусь.
– На нем были пятна крови, которые уже начали подсыхать. Они и сейчас есть, видите, вот сверху? То есть преступник не мыл пол в спальне. А пятен крови там просто не было!
– Хорошо. Только все равно непонятно, к чему вы клоните, Евгения?
– Минутку терпения. Вы вникните, и все прояснится. И запомните насчет странностей с пятнами крови.
– Ладно.
– Я продолжу. Теперь обратите внимание на разбитую стеклянную дверь. Как, по вашему мнению, она была разбита?
– Во время борьбы преступник мог схватить жертву, а она вырывалась. Или они сплелись клубком и врезались. Или кто-то кого-то толкнул.
– Допустим, – согласно кивнула я, – но если человеческим телом разбить стекло, обязательно останутся порезы. Ведь так?
– Разумеется. То есть вероятнее всего, да.
– Но все осколки чистые. Обратите внимание, инспектор, снова нигде нет ни пятнышка крови! Вы же не станете предполагать, что преступник и осколки стеклянной двери протер?
– Нет. Очевидно, тогда стоит предположить, что никто о стекло не поранился. Это редкость, но может случиться.
– Правильно! Потому что его разбили вовсе не телом, а вот этой тяжелой серебряной статуэткой, – указала я на вещицу, которая по-прежнему лежала на полу в спальне. – Вероятно, статуэтку бросили с этого места в гостиной, – я указала рукой на перевернутую тумбу.
– Это всего лишь ваше предположение.
– Обоснованное предположение! Ведь именно на этой тумбе статуэтка стояла ранее. Я сама ее видела, когда заходила в коттедж Рогозиных.
– Это точно?
– Абсолютно. Я заинтересовалась, потому что статуэтка антикварная, шестнадцатый век, работа известного мастера и настоящая редкость.
– Но зачем кому-то бросать статуэтку в стеклянную дверь?
– Чтобы придать учиненному разгрому завершающий штрих. Ведь это так страшно выглядит – зияющий проем, вокруг осколки… Жуть берет!
– Евгения, что конкретно вы пытаетесь сказать?
– Я думаю, что Елизавета Рогозина жива. А всем этим, – обвела я рукой комнату, – нас с вами хотели убедить в обратном.
– Жива? Но мы же обыскали все окрестности с собаками и никого не нашли!
– Вы искали тело, а не живого человека, – возразила я, – и принимали совсем другие меры.
– Но тогда где же жена Рогозина?
– Напрашивается два вывода. Ее похитил неизвестный преступник или преступники, возможно, ее успели вывести с острова или хорошо спрятали здесь. А всю эту мистификацию устроили лишь с одной целью – чтобы мы считали женщину мертвой и не искали ее.
– А господин Рогозин, как обстоят дела с ним?
– Хорошо, что вы об этом спросили. Думаю, с анонимным сообщением в полицию тоже выступил преступник. И вы сами можете убедиться в том, о чем я говорила ранее. Господин Рогозин в этой ситуации пострадавший, ему подсыпали снотворное, чтобы на время вывести из строя и обвинить в убийстве жены, а заодно и в смерти любовницы.
