– Какой? – спросила Маша.
Симон вновь улыбнулся, но глаза оставались грустными:
– Не смешиваться. Никогда не забывать, кто ты. – Он выдержал паузу и закончил: – Вот почему интересующий вас период так сложен. Это момент большого переселения, гонения через всю Европу. Существует серьезная вероятность, что семья, которую вы разыскиваете, оказалась в шестнадцатом веке во Фландрии после изгнания из Испании и Португалии, скрываясь там от «выкреста» Торквемады и инквизиции…
Андрей молча сел в машину.
– Куда поедем? – Бедняга сержант все еще надеялся хотя бы на ужин в пристойном кабаке.
Андрей только покачал головой:
– Подожди. Дай подумать.
Он достал папку с досье по Славику. И, листая прошитые страницы, принялся размышлять.
Представим себе на секундочку, что слепая невеста Славика не соврала. Андрей не раз слышал, как у слепых за счет отсутствующего зрения обостряются прочие органы чувств – слух там и всякая прочая тактильность. С одной стороны, у пиромана с опытом тело действительно покрыто шрамами, по которым его можно опознать. С другой – даже если запросить официальный отчет по лагерному пожару, вряд ли ситуация коренным образом прояснится. Андрей представил дымящиеся останки барака, зэков, выносящих обугленные трупы… Полковник сказал, что никто не выжил, значит, погибших было минимум человек тридцать. Имелась ли возможность опознать каждого? Вряд ли. Допустим даже, что лагерное начальство недосчиталось одного трупа. Стали бы они поднимать бучу? Это при том, что в лагере не только случился пожар, но и пожарная часть оказалась неисправна, а дверь заблокирована. Впрочем, никто не выжил, значит, и рассказать ничего не может. Однако ЧП вышло межлагерного масштаба! Да что это он? Ему же даже не сообщили, что Славик – покойник! По официальным документам, которые якобы не успели выправить, он был еще живее всех живых. Имеет ли смысл возвращаться в Верхние Ляли, чтобы потрясти начальника ИК? Андрей на секунду задумался и сам же себе ответил: не имеет. Улетает он завтра, первым же самолетом, и лучшее, что он может сделать со своим временем, это выяснить, не наведывался ли Славик к кому-нибудь из близких. Андрей заглянул в папку: Сидюхина Кира Леонидовна. Тридцать пять лет. И координаты с телефоном.
Андрей протянул папку сержанту:
– Далеко отсюда?
Сержант глянул на адрес и расстроенно мотнул круглой бритой головой:
– Не-а. На машине – минут двадцать от силы.
Андрей кивнул и набрал номер бывшей жены Славика.
* * *
Жена была чем-то похожа на любовницу – очевидно, подумал Андрей, Славика привлекал один женский типаж. Худые брюнетки с относительно правильными чертами лица. Минимум косметики. Сидюхина, правда, была явно дамой с большими возможностями – это было видно и по отлично обставленной, полной книжных шкафов трехкомнатной квартире, и по отлично же сидящему костюму, в котором она его встретила. Приближалось время ужина – из-за закрытой двери кухни доносились высокие девчоночьи голоса. («У Славика – две дочки-школьницы», – вспомнил Андрей.) Девочки явно ссорились. Сидюхина извинилась перед Андреем, заглянула в кухню и что-то тихо сказала, от чего перебранка мгновенно закончилась, а на стоящего в коридоре Андрея пахнуло запахом рыбы с домашним пюре. Андрей уважительно поднял бровь – серьезная дама Кира Леонидовна, по крайней мере детей умудряется держать в узде.
Сидюхина проводила Андрея прямиком в гостиную, усадила в низкое кресло – одно из трех, стоящих вокруг телевизора, – сама села напротив, деловито кивнула, серьезно взглянув из-под ровной челки: мол, слушаю. Андрею пришлось уговаривать ее на встречу, и он обещал занять минимум времени, если она примет его сейчас же, поэтому он хотел было сразу приступить к делу, но задумался: как задать вопрос? «Не встречался ли вам, случайно, в последнее время покойный супруг?»
Он запнулся и в результате попросил:
– Вы не расскажете про своего бывшего мужа?
Сидюхина нахмурила тонкие высокие брови:
– Зачем это вам? И потом, я вроде все уже рассказала вашим коллегам во время следствия…
– Расскажите, пожалуйста, еще раз, – попросил Андрей, попытавшись как можно обаятельнее улыбнуться. – Кратко. Что он был за человек? Какой муж и отец?
Сидюхина подняла на него внезапно потяжелевший взгляд.
– Какой он был человек, я вам сказать не могу. Думала, что знаю его, но, как видите, основное пропустила. – Она горько усмехнулась. – А отец он был неплохой: когда дома был, и на кружки девчонок водил, и в театр, и в походы… – Она запнулась. – Костры жечь. Книжки перед сном читал, уроки проверял – все как положено. Только… – Она заколебалась, пытаясь подобрать слова.
– Только? – переспросил Андрей.
– Только как-то отстраненно. Будто повинность какую выполнял, понимаете? – Она пожала плечами, поглядела в слепой прямоугольник плоского телевизионного экрана, словно видела там своего бывшего мужа. – Но это я уже потом додумала, наверное. Когда все выяснилось. А пока жили, в такие детали не вникала: занимался девочками – и слава богу. – Сидюхина усмехнулась. – Чего копаться, мужик на престижной работе работает, зарабатывает хорошо, не пьет, с детьми возится и даже в командировки регулярно ездит – от себя отдохнуть дает. Не муж – сокровище!
– Подруги завидовали? – понимающе спросил Андрей.
Она кивнула с какой-то злой веселостью:
– А как же! От зависти и нашептывать стали: мол, слишком часто по делам укатывает, мало ли, кого на стороне отыщет – такой весь из себя представительный и одет с иголочки. Ты, Кира, с ним поосторожнее: вот найдет себе по зазнобе в каждом из облцентров, куда с аудитом ездит, а то еще и в самой Москве какую цацу и – фьють!
– А вы что?
– А я – как обычно. – Она пожала плечами. – Сначала не слушала, потом стала телефон проверять на наличие нестертых эротических СМС и звонить в гостиницы вечерами – проверять, там ли.
– Ну и как?
– СМС не нашла, – снова усмехнулась Сидюхина. – Но это и неудивительно: он у меня был парень аккуратный – не зря всю жизнь с цифрами дело имел. А вот со звонками в гостиницы вышла накладка: его действительно часто вечерами на месте не было. Звоню – а там длинные гудки.
Андрей улыбнулся:
– И вы решили, что у него есть любовница?
– Да. Даже несколько. Сильно расстраивалась. Зря, как выяснилось, – улыбнулась она в ответ. – Он не гулящий был, мой Славик. А просто маньяк-убийца. Прям от сердца отлегло…
И Кира снова повернулась к экрану, словно видела на нем какое-то свое, личное кино. Они помолчали.
– Девочек жалко было очень, – сказала она наконец совсем другим, не ерническим, тоном. – Все эти газетные передовицы с его фото и хроникой пожаров, передачи по местному телевидению… Они очень переживали. Мне пришлось взять девичью фамилию, перевести их в другую школу… Я ведь, знаете, из хорошей семьи: прадед ссыльный, из эсеров. У нас всегда и книжек много дома было, и картин. Славик по молодости – а мы с ним с пятого курса вместе были – совсем в этом не понимал, а потом ничего, пообтесался. Даже когда в командировки ездил, по музеям, по выставкам ходил. Потом мог мне с гордостью рассказывать, как глядел в Москве на прерафаэлитов… – Она махнула рукой. – Не знаю, это ли вас интересует?
Андрей замялся. Про прерафаэлитов ему было правда не очень интересно: он, честно говоря, и не знал, кто они такие.
Он попытался поспрашивать «ближе к делу»:
– Скажите, не появлялся ли в последний год ваш бывший муж где-нибудь поблизости от вас или детей?
Сидюхина, казалось, совсем не удивилась вопросу:
– Нет, мы уже полгода как вместе не живем. Он переехал обратно в Первоуральск, там у него все родные.
И, заметив удивленное лицо Андрея, нахмурилась:
– Вы же про второго супруга спрашиваете? Я снова замуж вышла. Два года назад.
– Поздравляю, – невпопад сказал Андрей.
– Не с чем, – усмехнулась Сидюхина. – Не срослось у нас. У первого подозревала любовницу, а он оказался убийцей. А тут второй стал поздно ночами возвращаться – ну, думаю, помогу следствию, изобличу очередного маньяка, раз они на меня такие падкие…
– И что оказалось? – поднял бровь Андрей.
Сидюхина повела плечами:
– Да банально все оказалось, слава богу, без пожарищ и трупов. Блондинка, вполне себе живая, лет двадцати пяти. И я решила – завязываю с этим делом. Это я о супружестве и семейной жизни. Есть во мне теперь благодаря Славику некая деформация: спокойно жить уже, наверное, ни с кем не смогу.
И, вновь переведя взгляд на серый экран, она поежилась:
– Знаете, что самое страшное? Обыденность нашей с ним жизни. Не особенно счастливой, но и неплохой, без выяснений отношений, ровной. Общие дети, общая постель, общие семейные ужины. Спокойная близость – когда знаешь уже все родинки на теле, и он тебя раздражает, конечно, но в меру. А потом… – Она склонила голову на плечо, и Андрей понял, что она видела в плоском телеэкране – свое собственное отражение. Себя саму, как Алису в Зазеркалье. Серую Алису в бесцветном, мертвом Зазеркалье. А Сидюхина продолжила: – Потом вдруг понимаешь, что жила все это время с монстром, который не просто убивал, а наслаждался зрелищем чужой смерти. В свободное от семейной жизни и аудита время. От этого можно сойти с ума, и я точно сошла бы, если бы не девочки. Банальность зла… – Она покачала головой и добавила тихо и четко: – Слава богу, что он умер! И не является теперь мне даже в кошмарах.
