Связь прервалась. Из трубки стационарного телефона доносился удивленный голос Ваньки:
— Эй, ты где? Кто звонил? Что случилось?
— Звонила Ира, — ответила я. — Ты сможешь завтра утром заехать и проводить меня на занятия?
— Да, но… Ясно. Заеду, разумеется. И позвони Полухину, поняла?
Я нажала на рычаг. Пропади он пропадом, этот Ванька со своим Полухиным!
Ира, где же Ира? Ее сотовый оказался отключен — когда только успела? Димкин тоже. Я позвонила Димке домой. «Его пока нет, где-то гуляет с Ируней», — любезно сообщила мама. Ира ей очень нравится.
Я вновь ошалелым зайцем заметалась по квартире, хотя какие у меня были основания для паники? Фактически никаких. Ира предупредила, что проведет ночь с Димкой, вот и все. Да, еще имелся маньяк, которого некоторые тоже сочли бы подходящей причиной для беспокойства, однако он как раз перестал меня занимать. Ира вытеснила его из моей головы целиком и полностью. Я была почти уверена, что подруга решилась на аборт и что от него она умрет.
Слово «аборт» произнесено не было, это точно. Я бы его не пропустила. Но Ирин тон, голос, сам факт, что она оставила меня одну — все упорно возвращало к страшной мысли. Причем вот что интересно! Совсем недавно Ирино опасение умереть от данной операции казалось мне чудачеством, а сейчас превратилось в стопроцентно верное предчувствие. Я знала, что под ножом Ира погибнет. Этого нельзя допустить!
Мобильники по-прежнему не отвечали, а теперь перестал отвечать и домашний Димкин номер. «Успокойся, — вслух произнесла я. — Ты все это выдумала. Ира мирно ночует где-то с Димкой». Не помогло. Это мне-то, всегда ожидающей лучшего!
Заснула я лишь под утро, однако проснулась без будильника. Вытащила из холодильника колбасу и сыр, посмотрела на них с отвращением и сунула обратно. Вскоре в дверь затрезвонил Ванька, и я вышла.
— Это что ж тебе такое сказал Полухин? — вместо приветствия изумленно спросил он.
— Какой Полухин? А, этот… Ничего не сказал. Я ему пока не звонила.
— Не звонила? Ты что, совсем? Тебя преследует маньяк, на самой лица нет, а от милиции скрываешь?
— Да отвяжись ты со своим маньяком, — невежливо потребовала я.—
Помолчи лучше.
Ванька надулся, но у меня не было сил с ним миндальничать. Меня терзало нетерпение.
На первой паре ни Иры, ни Димки не было, но ко второй он появился. Я заметила его еще в другом конце коридора и ринулась туда, словно голодный лев, завидевший тучную лань.
— Ну! — начала я.
— Все в порядке, — бодро отрапортовал Димка. Лицо его выражало откровенную, незамутненную радость. — Операция прошла удачно. Я только что оттуда. К Ире меня не пустили, все-таки женское отделение, но состояние удовлетворительное. Какие-то там мелкие осложнения, но без них никогда не обойтись. Я же знал, Ируня психовала зря. Обычная девчоночья мнительность.
И тут я совершила величайший в своей жизни подвиг. Мне захотелось тут же броситься на Димку и выцарапать ему глаза, но я догадывалась, что после этого он вряд ли сообщит мне адрес больницы. И я сдержалась.
— Адрес, — произнесла я.
Димка продиктовал, и лишь после этого я размахнулась и дала ему по морде. Не символически, а самым натуральным образом. Так сильно, как только сумела. Димка отшатнулся, приоткрыв рот от безграничного изумления, поэтому следующий мой удар пришелся в воздух. А еще на один не было времени. Я схватила одежду и помчалась к выходу.
Уже на улице меня поймал Ванька.
— Тебе нельзя ходить одной, — задыхаясь, напомнил он. — Еле догнал!
— Ничего со мной не случится. Я… я еду по делам.
— Ну, видишь ли, — замялся Ванька, — когда ты вчера говорила с Ирой по трубке, я ведь не был отключен и кое-что слышал. Ира ждала ребенка, а сегодня… в смысле, ты и Димка только что… Ты едешь в больницу к Ире?
— Да, — неохотно призналась я.
— Я с тобой. Посижу где-нибудь в холле.
Я пожала плечами, а Ванька продолжил:
— Только ты сперва остынь, а потом уже разговаривай с Ирой. Ей не понравится, что ты настраиваешь ее против Димки, и вы поссоритесь, а как раз сейчас это тебе совершенно невыгодно.
— Ничего не поняла, — помотала головой я. — Объясни!
— Ты дала Димке пощечину. То есть недовольна, что он уговорил Иру на аборт, так? Но ведь он совершенно прав, и Ира по здравом размышлении с ним согласилась. Она девчонка умная. Заведешь ребенка — а как же институт? Бросать? А жить где? С родителями, которые будут вечно давать советы? А сколько с детьми хлопот! В нашем возрасте хочется еще погулять, а не взваливать на шею ярмо. Залетела — ну, значит, недосмотрела, а недосмотр нужно исправлять. Благо, сейчас это просто. Ира поступила правильно, пусть даже под влиянием Димки, а не по своей охоте. А теперь ты явишься и будешь вбивать между ними клин, а девчонка всегда предпочтет парня, а не подругу, поняла? Вы поссоритесь, и Ира раздумает тебя охранять, а тебе ее охрана очень нужна. Вот исходя из этого и строй свою линию поведения. То, что ты сразу помчалась в больницу — это плюс. Ира захочет ответить заботой на заботу. Но Димку лучше не критикуй, ясно?
Я слушала, и в груди возникала не ненависть, как к Димке, а липкое, тихое отвращение. Как я могла предполагать, что мне нравится Ванька? Каждая его фраза была чужой и противной. Он рассуждал так деловито, словно не о жизни и смерти, дружбе и любви, а взвешивал на весах продукты. Ответить заботой на заботу… только не просчитаться… дали заботы на доллар, и верну на доллар и ни центом больше. Нельзя ссориться, потому что Ира мне нужна… а станет не нужна, так пожалуйста! Залетела — значит, недосмотрела, а недосмотр нужно исправлять. В нашем возрасте хочется погулять, а не взваливать на шею ярмо. Вроде бы это верно, совершенно верно, но неправильно! А уж говорить так, когда Ира лежит в больнице… она надеялась появиться на занятиях к обеду, но возникли осложнения. Хорошо устроились мужчины! Им легко исправлять ошибки, ведь кромсать ножом на операционном столе будут женщину.
— Ты и сам не лучше Димки, — тихо сказала я. — Не завидую той девчонке, которая в тебя влюбится. Не хочу иметь с тобой дела, и охрана мне от тебя не нужна. Ни сейчас, ни потом.
— Ну, как хочешь, — с обидой ответил Ванька. — Только не пожалей.
Я фыркнула и нырнула в метро.
Слава богу, в больницу меня пустили. Я боялась каких-нибудь строгостей, а от меня лишь потребовали приобрести сшитые из мешка тапочки и надеть их на сапоги.
Ира лежала бледная, даже зеленая, с капельницей в руке. Меня замутило. Сильный запах крови и мочи перебивал даже запах лекарств, но ни одна из восьми находящихся в палате женщин, похоже, не обращала на него внимания. Форточка была закрыта наглухо.
На короткий миг мне почудилось, что, увидев меня, Ира испытала жгучее разочарование. Впрочем, она почти сразу попыталась улыбнуться.
— Наточка… живая.
— Ты тоже, — одними губами прошептала я, но Ира услышала.
— Не совсем, — вырвалось у нее.
Я вздрогнула.
— Врач говорит, никакой опасности для жизни! Недельку в больнице, и тебя выпишут.
— У меня никогда не будет детей, — с какой-то удивительной покорностью, нет, с тихой обреченностью произнесла Ира. Обреченно и покорно.
— Есть же всякие лечения… процедуры… может, со временем…
— У меня теперь нет матки.
Я закрыла глаза… не помогло. Слезы катились и катились, хоть я и не имела права расстраивать подругу еще сильнее. Надо сдержаться, объяснить, что дети — не главное в жизни, что без них легче… но почему горе свалилось именно на Иру? Она создана для материнства. Кому угодно, только не ей! Это несправедливо!
— Бог меня наказал, — словно прочла мои мысли Ира. — Я сама во всем виновата.
— В чем, ну, в чем ты виновата? — всхлипывая, возмутилась я. — Ты такая хорошая! Я ненавижу их всех… всех парней. Убила бы! Димка такой бодрый… говорит, все прекрасно.
— Он не знает. И никто не знает, даже родители. Они думают, я у тебя.
Не говори никому, хорошо?
— Хорошо. Но Димка должен знать, что он наделал! Это он виноват, он один! Думаешь, я ничего не соображаю?
— Мне врач объяснила… — Ира вскинула полные боли глаза. — Мужчинам лучше про это не знать… про операцию то есть. Если он не знает, то ничего не заметит, а будет знать, так ему покажется, что-то не так… я секс имею в виду, понимаешь? Будет брезговать.
— Брезговать? — вскипела я. — Сам довел тебя, и сам же…
— Пускай не брезговать, просто думать, что не получает теперь полного удовлетворения. В сексе настрой — это очень важно. Димка должен верить, что у меня все на месте. Ты даже не представляешь, Натка… я так люблю его… непереносимо люблю. Я скрываю любовь, как могу, потому что боюсь на него давить, но иногда все равно прорывается. Я сама во всем виновата. Я ведь знала, что нельзя ложиться на операцию, точно знала. Я все пытаюсь понять, как же это я согласилась… не понимаю. Затмение какое-то, помутнение рассудка! Так быстро все вышло… раз — и я уже на столе. Без анализов, без справок. У Димкиного приятеля мать тут завотделением.
