— Тогда она вопить будет, — нервно сказала Капустинская. — А пока… пока, как видишь, все тихо. Кроме того, у нее запасная версия имеется — с Измайловским парком… Ты что, Летову не знаешь? Выкрутится как-нибудь.
Человек, который сидел в четвертой модели «жигулей», Летову не знал и переговоров Бориса с Капустине кой, естественно, не слышал. Как только минула четверть часа после того, как в подъезд вошел Кортнев, он вылез из своей машины и быстрым шагом направился к подъезду.
Бросив Капустинской только одно: «Сиди — и не дай тебе Бог рыпнуться», — Борис выждал, когда владелец «четверки» скрылся в подъезде, и сразу же двинулся вслед за ним, сунув что-то в задний карман брюк. Сыпал мягкий снежок, небо было светло-серым, и Вокруг стояла такая тишина и благодать, что трудно было поверить, будто в этом дворе могло произойти что-то страшное или хотя бы неприглядное. На детской площадке собрались пообедавшие и выспавшиеся ребятишки, перед которыми стояла их воспитательница, о чем-то с вдохновением им рассказывая.
Валентина застыла, не отрывая глаз от желтой двери подъезда, где скрылся Борис.
Как бы она ни препиралась с Борей в соответствии с традицией, заложенной еще в детстве, она его любила, ценила и уж ни в коем случае не хотела, чтобы с ним приключилось что-нибудь дурное.
Валентина видела типа, который вошел в подъезд перед Борисом, и у нее хватило жизненного опыта, чтобы понять — этот человек был профессиональным убийцей. В конце концов, она проучилась некоторое время на юрфаке и кое-что в своей жизни повидала. Во всяком случае, ей приходилось бывать в «Матросской Тишине» и посещать камеры, где сидели насильники и убийцы, но никогда прежде ей не приходилось видеть такого кошмарного лица, как у того парня, который вылез из «четвёрки».
«Вот дьявольщина, — в сердцах чертыхнулась она, вспоминая систему идентификации преступника, которая со всей серьезностью рассматривалась в прошлом веке — ну почему они отказались от «комплекса» Ламброзо, который уверял, что преступление изначально зафиксировано на физиономии у каждого убийцы? Ведь на роже у этого парня, по крайней мере, десять мокрух — это уж как пить дать!»
Но ещё больше она удивилась, когда увидела, что двери подъезда распахнулись и из него с мрачными физиономиями вышли Борис и тот самый тип — с «комплексом» Ламброзо на лице. Внешне они вели себя вполне дружелюбно, но Валентина чувствовала, что красноглазый был Борису явно не по нраву.
— Это человек Шиловой, — сразу же объяснил ей Борис, не глядя на красноглазого. — Мы установили, что Кортнев и Марина Летова выбрались из дома через черный ход и куда-то уехали.
— В ресторан, надеюсь? Ну и слава Богу, — сказала Валентина и даже потерла руки от удовольствия. — Вот уж где они найдут общий язык!
— За ними требуется наблюдение, — произнес, как провел ржавой пилой по оселку, человек с «комплексом» Ламброзо. — И никакого общего языка между ними быть не может — это просто исключено.
Новейший ресторан «Первая формула», куда приехали Кортнев с Мариной, поражал обилием автомобильных причиндалов. Здесь были колеса в метр шириной, изготовленные из углепластика муляжи автомобильных болидов и сверкавшие, словно ювелирные изделия, многоцилиндровые двигатели. Все это великолепие являлось украшением интерьера.
Метрдотель, узнав, что перед ним вице-президент компании «Троя», предложил молодой чете дивный столик, покрытый флагом с черной лошадью фирмы «Феррари», которым якобы в прошлом году размахивали болельщики великого Михаэля Шумахера.
— А здесь очень мило, — выпалила Маринка, с ужасом представляя себе, сколько стоит сервис в этом заведении.
Кортнев ее не слушал. Повернувшись вполоборота к официанту, он диктовал ему список экзотических блюд, которые, судя по всему, им предстояло со временем поглотить.
Поскольку Игорь на время переключил внимание на официанта, Марина рассеянно огляделась. И сразу же ее взгляд наткнулся на человека, которого она видела в своих страшных детских снах, а потом, когда выросла, забыла.
Он сидел — один-одинешенек — за маленьким столиком и не сводил с нее глаз. Глаза у него были ужасные — похожие на свинцовые шарики — и с таким же свинцовым выражением. На голове у него, как у сказочного гнома, сидела шапочка — но не красный, отороченный мехом колпачок, а плоский, как шляпка гвоздя, голубой берет десантника.
То, что это был злой гном, Маринка поняла сразу. Довольно было одного только взгляда в его свинцовые глаза. И еще: гном был не гном, а очень высокий мужчина в черном жеваном костюме и галстуке, похожем на черную помятую селедку.
Когда Игорь сел к столу, Маринка на некоторое время забыла про злого гнома. Слишком многое ей хотелось объяснить Кортневу.
— Я вам вот что, господин Кортнев, хотела сказать, — начала она, набрав в грудь побольше воздуха. — Вы, конечно, вице-президент и все такое, но я…
— А ты шпионка Мата Хари и все такое. И зачем ты только — такая красивая — взялась за это дело, а? — Роскошный Игорь Кортнев вытянул ноги в сверкавших туфлях и потянул из соломинки коктейль, который предложил ему официант. — Выпей вот, — пододвинул он ей стакан с оранжевым напитком. Между прочим, «Джордан» называется.
— А почему «Джордан»? — спросила Марина, расправляя на коленях юбку и устремляя на Кортнева сине-зелёный взор.
— Потому что потому, — сказал Кортнев, отвечая Летовой колючим взглядом, и сразу же в свою очередь задал ей вопрос:
— Так какого же черта ты за мной шпионишь, девушка? Денег не можешь, что ли, другим способом заработать? — Кортнев положил в золотой мундштук сигарету и закурил. — Впрочем, это так, вопрос риторический. Люди сейчас, чтобы выжить, во все тяжкие пускаются. Так что твое занятие ничем не хуже прочих. А в том, что Шилова рано или поздно установит за мной слежку, я не сомневался. Меня больше интересует другое: что, на твой взгляд, я должен та кого натворить, чтобы Дианка меня велела прикончить? Иными словами, до какой степени я могу позволить себе вольности с другой женщиной, чтобы это не было чревато для меня смертью? Она тебе об этом, случаем, не говорила?
У Маришки разом оледенели руки и ноги.
— Как это — прикончить?
— Очень просто: раз по головке — ив сундучок. А ты как думала? А-а-а, так ты, оказывается, Дианку не знаешь? Такая уж она у меня, моя Дианка, — собственница. Она ни с какими бабами делить меня не желает — и отпускать на волю — тоже. У нее в башке засела фраза какого-то античного автора — «лучше мёртвый, чем неверный». Она, знаешь ли, античных авторов почитывает — все больше тех, что норовили прихлопнуть в Афинах или Риме демократию. Как тебе, скажи, это нравится?
— Нет, мне это очень не нравится, — сказала Марина. — Где тут ваш «Джордан»? — Она вытянула почти весь коктейль без соломины до дна и махнула официанту, чтобы он принес еще. Тот мгновенно выполнил приказание подруги вице-президента Кортнева. Марина снова схватилась за стакан.
Кортнев смягчился. Более того, он намазал на пресный крекер дорогой, как жемчуг, иранской икры, и скормил ее Летовой: коктейль «Джордан» был очень крепок.
— Значит, Шилова может преспокойно вас ухайдокать? — спросила она, поднимая на Кортнева свой взор русалки. — А я, получается, всему этому потворствую?
Игорь Кортнев выказал удивительное хладнокровие. Пододвинув Маринке салат «стоп энд гоу», он сказал:
— А что ты хочешь? Я сам себе такую судьбу выбрал. Богатую жену нашла мне сваха — все по закону — другое дело, супруга не имеет, конечно, права меня убивать, но мы же с тобой не в Англии, смекаешь? А здесь, у нас, моя Шилова может делать, что захочет. Если, конечно, решит, что я ей изменяю.
— Но самое страшное другое, — сказал он шепотом, чуть пригибаясь над столом. — Как это ни смешно и ни ужасно: она меня любит и вследствие этого желает заполучить меня не только в качестве красивого декора, — тут Кортнев мрачно ухмыльнулся, — но и всего целиком…
Марина задумалась. Положив свои тонкие пальцы на запястье Кортнева, она горячо прошептала:
— Бог мой, да вы, пожалуй, самый несчастный человек на свете…
Пока официант приносил английский ростбиф и «завертанцы» по-бретонски под соусом бешамель, Игорь успел в нескольких словах поведать Марине грустную историю своего знакомства с Шиловой.
— Я знал с самого начала, что она пришлет кого-нибудь, — говорил он, поглядывая на часы, — просто не мог предположить, что этот «кто-нибудь» окажется такой приятной во всех отношениях девушкой. Впрочем, что я? Шилова могла подослать ко мне только такую! Это же ее лозунг: самое лучшее в мире — только для нее!
— Вы еще не знаете особенно гнусной подоплеки этих событий, — сказала Летова, снова касаясь пальцами тонкого запястья художника Кортнева. Она понимала, что совершает, так сказать, «должностное преступление», но ничего не могла с собой поделать. Если бы Марину в этот момент спросили, как она относится к вице-президенту компании «Троя», она бы, не моргнув и глазом, ответила, что влюблена в него по уши.