Первым завели в кабинет юного крысеныша, спеца по электронике, которого главарь автоугонщиков назвал Котей. Он вошел с видом человека оскорбленного в лучших своих чувствах. И то верно: какое обвинение могли предъявить ему менты? Преступление — угон авто — не было совершено, никто на него в уголовку не жаловался. А видеоматериалы со стоянки возле супермаркета годились разве что для архива.
Котя узнал меня сразу. И мгновенно побледнел, будто увидел что-то очень страшное. По тому, как забегали его глаза и задергался кадык на тощей цыплячьей шее, я понял, что еще немного — и он намочит штаны.
— Узнаете кого-нибудь из этих граждан? — чересчур вежливо, почти приторно, спросил Завенягин.
Котя с трудом оторвал взгляд от моего лица (я был невозмутим, словно Будда), посмотрел на подставных и не очень выразительно промямлил:
— Не-а… Никого… н-не знаю.
— Смотрите внимательней! — повысил голос майор.
— Не знаю! Говорю вам — нет! — неожиданно сорвался на крик Котя. — Уведите меня отсюда! Меня задержали незаконно! Я буду жаловаться! Вы за это ответите!
Он повысил голос не от сознания своей правоты, а от страха. Котя был сильно напуган (уж не знаю чем), и с ним вот-вот должна была случиться истерика, которая у людей худосочных обычно плохо заканчивается. (В армии мне довелось наблюдать нечто подобное.) Несмотря на связь с бандитами, предполагавшую жестокосердие и циничность характера, Котя все еще оставался большим ребенком со всеми его фобиями.
Наверное, Завенягин это понял, потому что приказал увести Котю, и вскоре в кабинете появился бычара, которому я сломал кисть. Правая рука у него была загипсована и висела на перевязи. Его волчий взгляд пробежался по подставным, а на мне словно споткнулся.
В отличие от Коти бандит не потерял самообладания, по крайней мере внешне. Но в его глубоко посаженных глазках цвета болотной ржавчины, прятавшихся под низким скошенным лбом, застыла злоба вперемешку со страхом. Так обычно смотрит непокоренный до конца раб на своего господина, который жестоко наказал его плетьми.
— Мне эти люди незнакомы… — глухо сказал бандит, с трудом отводя взгляд от моего лица.
— Вы что, сговорились?! — как змей, прошипел Завенягин.
В такой ярости майора мне еще не приходилось наблюдать. Он едва не искрился, а его взгляд не предвещал бандиту ничего хорошего.
— Кто мне клялся, что в состоянии узнать своего обидчика даже в темноте?! — продолжал майор.
— Здесь его нет! — окрысился бандит. — Гад буду! Начальник, у меня разболелась рука. Скажи своим коновалам, пусть дадут мне пару таблеток анальгина.
— Будет тебе… и анальгин, и кофа с какавой. Уберите его на хрен!
Бандита увели, ушли и подставные. Наверное, они были сотрудниками уголовного розыска, насколько я мог судить по нескольким фразам, которыми парни обменялись с Завенягиным. Мы остались одни.
— Цирк сгорел, клоуны разбежались, — сказал я со злой иронией. — Я вам сочувствую.
— Да? Почему?
— Ну как же, все вроде было чики-пуки, на мази, а тут такой облом. Не вышло замутить дельце?
— Увы… — Майор смотрел на меня испытующе, с нехорошим прищуром. — Для меня все в принципе понятно. Остался лишь один невыясненный вопрос: почему бандиты так сильно вас боятся? Чем вы их напугали?
— А вы не догадались?
— Не имею ни малейшего понятия.
— Я испугал их своим спортивным костюмом.
Завенягин покраснел от негодования и сказал:
— Ваши шуточки тут неуместны!
Я лишь нахально осклабился в ответ. Да пошел он!.. А костюм у меня и впрямь был с прибабахом. На всю ширину груди скалилась тигриная морда, а на спине свивал кольца китайский огнедышащий дракон. Это был подарок отца. Он привез его из Китая. Вещь сшили добротно, а материал был очень прочным. Я специально надел спортивный костюм и старенькие кроссовки, потому как предполагал, что меня могут отправить на нары.
Неожиданно дверь кабинета отворилась, и в кабинет стремительно вошел мой отец. Он был у меня видный мужик — в дорогом костюме, рослый, крепко сбитый, с гривой седых волос, которые хорошо оттеняли его загорелое и совсем еще не старое лицо.
При виде отца майор подхватился на ноги с такой прытью, будто это был по меньшей мере милицейский генерал.
— Ну, здравствуй, Завенягин, — сказал отец, демонстративно не глядя в мою сторону.
Что бы это могло значить?!
— Здравствуйте, Михаил Николаевич! — радостно ответил майор, улыбаясь во всю ширь своей физиономии. — Какими судьбами? Присаживайтесь.
— И не собираюсь! — отрезал отец. — Так-то ты, Завенягин, помнишь мою доброту? Не ждал я от тебя такой пакости, не ждал…
— О чем речь, Михаил Николаевич?!
— Почему ты хочешь упечь в кутузку моего сына? — Тут отец обличительным, чисто адвокатским жестом ткнул указательным пальцем в мою сторону.
— Это… ваш сын?! — громким трагическим шепотом спросил майор.
— А то кто же. Даже фамилия у него моя. Прочитай в своих бумагах.
— Но я не знал…
— Теперь знаешь! И меня ты знаешь! Так вот, заявляю вполне официально — мой сын не мог совершить преступление. Тем более убить Африкана… извини — Брюсова. Мой сын слеплен из другого теста.
— Но я не подозреваю его в убийстве старика!
— Тогда почему он здесь?
Тут Завенягин несколько смешался и не очень внятно ответил:
— Много непонятного… Я думал с его помощью прояснить ситуацию. По другому делу. Которое, возможно, имеет отношение к убийству Брюсова.
Это же надо — «прояснить ситуацию»! Он думал! Мент — великий мыслитель! Внедряем дедуктивный метод Шерлока Холмса в работу российской милиции! Этот лозунг так и просится, чтобы его повесили на здании СИЗО.
— Прояснил? — жестко спросил отец.
— В общем да… То есть нет! — с отчаянной решимостью признался майор. — Не знаю…
— Ну а ежели не знаешь, — жестко отчеканил отец, — то я своего парня забираю. Есть возражения?
— Возражений нет, — ответил Завенягин и обреченно вздохнул. — И все равно я рад вас видеть, Михаил Николаевич, живым и здоровым. А еще скажу, что я не последняя сволочь, хоть и мент, и никогда не забуду того, что вы для меня сделали. Долг платежом красен, а я все еще перед вами в долгу.
— Ладно тебе… Валерий. Сочтемся. Но поверь мне: если ты в чем-то подозреваешь моего сына, то идешь по неверному пути. Работай и над другими версиями. До свидания. Удачи тебе.
Они пожали друг другу руки — я бы даже сказал, сердечно, — и мы с отцом наконец покинули стены управления внутренних дел. Уже сидя в отцовском «ниссане», я спросил:
— Какую услугу ты оказал Завенягину?
— Личную! — отрезал отец. — Об этом распространяться не стоит. Если Валерий когда-нибудь сам тебе расскажет, тогда другое дело. По мнению его начальства, он очень толковый опер. И юристом был бы замечательным. Валера башковитый парень. Ему светила вполне приличная карьера в сфере гражданского законодательства, большие деньги, но он решил податься в уголовный розыск. Ты помнишь, я некоторое время преподавал на юрфаке нашего университета. Как раз тогда учился и Завенягин. Это пока все, что тебе положено знать.
— Негусто.
— Уж извини. Юридическая тайна сродни врачебной. Вообще-то зря, что ты не захотел поступать в университет. Ох зря. Был бы сейчас человеком. Но ты предпочел надеть на себя воинскую форму и пойти на войну. Наверное, для того, чтобы нам с матерью жизнь медом не казалась. А теперь вот в безработных числишься.
— Не тянул я, па, на универ. В школе учился неважно, хорошо, хоть техникум осилил.
— А все потому, что спорт у тебя был на первом месте. На кой ляд тебе нужны были самбо, джиу-джитсу? И что там еще — чем ты только не занимался. Учебу забросил, а знаменитым — или хотя бы известным — бойцом так и не стал. Потому что ленивый и нецелеустремленный.
— Кто бы меня критиковал… Па, я ведь твое произведение. Так что пеняй сам на себя.
— Пеняю… — буркнул отец и заложил такой крутой вираж, что шины задымились.
Похоже, батя начал злиться. Но в расстроенных чувствах он пребывал недолго. Спустя минуту отец спросил:
— Так что там стряслось? Почему Завенягин вцепился в тебя мертвой хваткой? Выкладывай все без утайки. Вдруг ты и впрямь сильно набедокурил, а разбираться в этом деле и защищать тебя все равно придется мне.
Я набрал побольше воздуха в грудь, словно собирался нырнуть на глубину, и начал рассказывать.
Никогда не выступал в роли распорядителя траурных мероприятий. Оказывается, это очень непростое, хлопотное и суматошное дело. Хорошо хоть, мне подсказали (в последний момент), что нужно обратиться в похоронную контору. Правда, сукины дети, представители старины Харона на этом свете, вытащили из меня столько бабок, что я мог бы прожить на них целых полгода.
