— Едем, — ответил Сорин и поспешил за удалявшимися уже в сторону дворов Старыгиным и Толиком.
Они погрузились в машину вовремя: в тот момент, когда «шестерка», мягко урча, выползала на Поварскую, мимо них на полной скорости, завывая сиреной и расцвечивая лица прохожих в бледно-синие тона, пронеслись два милицейских «газика».
— О, наша доблестная милиция! — хохотнул Василий Семенович.
— Так вы же вроде тоже, — удивился Андрей.
— То же — да не то же: то постовые ребята, из отделений. У них и сноровка другая: работа больно тяжелая. А мы так, раз в году, если кого-нибудь зацепим, и уже спасибо.
— Куда едем, Василий Семенович? — прервал Трегубца Ян.
— А поедем, Янушка, к нам на Ленинский.
— Это на вторую, что ли, — уточнил Старыгин.
— Туда, туда.
Путаясь в пробках, срезая путь проходными дворами и маленькими переулками, минут через тридцать они подъехали к кирпичному дому постройки шестидесятых годов; вошли в подъезд, поднялись на лифте на пятый этаж и, наконец, оказались в квартире.
— Ну, вот мы и дома, — произнес Трегубец. — Андрей Максимович, — обратился он к Сорину, — вы вот что, посидите с Яном на кухне. Ян, ты там чайку или кофейку…
— Сделаем, Василий Семенович.
— А мне, вот, с молодым человеком потолковать надо, — Трегубец кивнул в сторону непривычно тихого Толика.
Когда Сорин и Ян удалились на кухню, Трегубец встал, мягко прикрыл дверь в комнату и, обернувшись к Толику, с посуровевшим лицом сказал:
— Ну что, шестерка, начинай колоться.
— А что я, что я, — лепетал Толик, враз потерявший всякую наглость.
— Что ты? Ну, во-первых, ты хотел пенсионера обидеть, это раз, — мягко говорил Василий Семенович. — Во-вторых, что более серьезно, ты пытался человека похитить.
— Никого я не пытался, — подал голос Толик.
— Пытался, пытался, я же видел. В-третьих, ты был в компании молодых людей, применивших оружие.
— Так это же они!
— Они, они… Ты просто не успел, дорогой. Это вот чье? — И он взял со стола предусмотрительно вынутую из кармана Толика Яном «Беретту».
— Не знаю, — мрачно сказал Толик.
— Ой ли, — не поверил ему Трегубец.
— Нашел.
— Ага, нашел. И бумажка, наверное, в кармане.
— Не, не успел, — признался Толик.
— Видишь, какой ты не предусмотрительный. Каждый день писать надо. Детективные фильмы-то смотришь? «Я, такой-то сякой-то, нашел на улице, несу сдавать. Число, дата».
— Не маленький, — пробурчал Толик.
— Ну, видишь: такой большой, а таких простых вещей не знаешь. Ладно, будем надеяться, что в остальном твоя память работает неплохо. Ношение оружия, участие в похищении человека, драка в общественном месте, сопротивление сотрудникам милиции — все вместе, ну, как минимум, семерка. А уж если я на тебя покопаю, — веришь ведь, что покопаю?
— Ваше дело, — мрачно произнес Толик.
— Значит, веришь. Так вот: если покопаю, то вся десятка ломанется, это — к гадалке не ходи. Так что колись — и скатертью дорога.
— Ну, чо, — начал Толик, — мужик один.
— Ага, дальше можешь не продолжать, — прервал его Трегубец, — знаю заранее: нанял, деньги с должника, то-се… Начнем с начала: кто твой хозяин?
— Какой хозяин? — искренне удивился Толик.
— Задам вопрос иначе: кто все это организовал?
— Паша, — честно ответил Толик.
— Паша. Уже интересно. Как Пашина фамилия?
— Черкесов.
— Настоящая фамилия? Ты учти: я ведь проверю.
— А я знаю? — насупился Толик. — В ведомостях он Черкесов.
— Вот видишь как, значит, мы уже и до ведомостей добрались. И где же и какие ведомости Паша Черкесов подписывает? Заодно и ты с ним, иначе как ты мог знать. Где?
— На фирме нашей.
— Толик, я понимаю, что разговоры — не твоя стихия, — сказал Василий Семенович, улыбаясь, — но все-таки попробуй говорить более пространно.
— А чо пространно?
— Какая фирма, где?
— «Гентрейд консалтинг».
— Ух ты, название-то какое. И кто же руководит этой фирмой?
— Геннадий Андреевич.
— Геннадий Андреевич, какой?
— Геннадий Андреевич Ермилов, — сказал Толик.
— Вот, — удовлетворенно произнес Василий Семенович. — Значит, начнем с него. Итак, Геннадий Андреевич Ермилов, насколько я понимаю, дал тебе и Паше указание привезти к нему находящегося сейчас в соседней комнате Андрея Максимовича Сорина. Я правильно понимаю?
— А хрен его знает, — с подкупающей искренностью сказал Толик. — Сказали: мужика взять и привезти. А Максимович он или Васильевич — мне то что.
— Это я понимаю и ценю. Ты солдат и выполняешь приказы.
— Ну, а я о чем, — заулыбался Толик. — Мне задание дали, я честно выполняю. Я ведь всегда честно работаю.
— Ну, то, что ты парень открытый и дисциплинированный, я уже понял. А вот любопытно, не говорил ли тебе Паша, зачем Геннадию Андреевичу Ермилову понадобился господин Сорин?
— Не-а, — сказал Толик. — Сказали: привезти; премию обещали, — мечтательно закатил он глаза.
— Ну, о премии, видимо, временно придется забыть, я так понимаю. И чем же занимается фирма «Гентрейд консалтинг»?
— А мне что? Торгуют они.
— А чем торгуют, Толик?
— А не знаю, оборудование всякое. Мне в эти дела лезть ни к чему: у нас любопытство не любят. Я зарплату получаю — и ладушки.
— Ценю твою нелюбознательность. Ну, что же. А как мне найти Павла Черкесова и его загадочного начальника?
— А чего искать-то? На фирму надо приехать, и все.
— Адрес, голуба, адрес!
— Да адрес-то я легко скажу, только вас охрана не пропустит.
— Так уж и не пропустит? — усомнился Трегубец.
— Конечно! Пропуск надо заказывать.
— Ну, а ты посодействуй.
— Да я человек маленький. Вы лучше телефон запишите в секретариат.
— Вот это дело! Вот Толик — голова! Держи бумажку и ручку. — И Василий Семенович положил перед бандитом на журнальный столик лист бумаги и карандаш.
— А руки? — обиженно спросил допрашиваемый.
— А хулиганить не будешь?
— Да чего уж, — мотнул головой Толик.
— Ну, смотри.
И Трегубец полез в карман за ключом от наручников. Достав его, он предусмотрительно прихватил левой рукой «Беретту», а правой, обойдя Толика сзади, повернул ключ в замке стальных браслетов. Толик высвободил из металлических обручей руки и с удовольствием растер начавшие уже синеть запястья.
— Ну, пиши, писатель, — сказал Василий Семенович, опускаясь на стул напротив Толика.
— Угу, — ответил бандит и взял в руки карандаш. Он склонился над бумагой, вывел семь цифр телефона кабинета Ермилова, потом на секунду задумался и сказал: — Адрес тоже записать?
— Пиши, пиши.
— Как скажете, — согласился Толик и принялся царапать на бумаге название улицы. — Вот, — сказал он, закончив, и протянул листок Трегубцу.
Но в тот момент, когда Василий Семенович наклонился вперед, чтобы взять из рук бандита бумагу, Толик вдруг резко поднял коленями столик, разделявший его и следователя, и столик, подпрыгнув в воздухе, пребольно ударил Трегубца по руке, держащей пистолет. Рука с оружием взлетела в воздух так, что дуло уставилось в потолок, и в то же мгновение Толик всей тушей навалился на следователя. Он опрокинул его на пол вместе со стулом и, буквально прессуя своей массой, потянулся к оружию, чудом остававшемуся в руках следователя.
— Ян! — заорал Трегубец, одновременно пытаясь направить дуло пистолета в физиономию бандита.
Однако Толик, несмотря на свои габариты, оказался проворнее и с хряском несколько раз влепил свой кулак в переносицу Василия Семеновича. Трегубец рухнул и затих. Толик выхватил из ослабевших рук многозарядную игрушку, вскочил на ноги и развернулся. Но в эту секунду в комнату уже влетел Ян со «Стечкиным» наперевес. Раздумывать было некогда — все решали секунды, и потому он дважды нажал на спусковой крючок. Как ни странно, звуки выстрелов показались Сорину, сидящему на кухне, не громче двух ударов молотка. Он не видел, что происходило в комнате, не видел, как округлились глаза Толика, жадно хватающего воздух, не видел, как его левая рука поползла к низу живота, пытаясь нащупать и закрыть дырки, образовавшиеся в теле, как его грузная фигура сначала опустилась на колени, как мгновенная дрожь пробежала по его телу и он ткнулся носом в паркет.
Перешагнув через убитого бандита, Ян наклонился над Трегубцом:
— Василий Семенович! Как вы, Василий Семенович?
— Мм, — застонал Трегубец.
Ян метнулся на кухню, схватил стакан с водой и так же быстро возвратился в комнату. Потом, набрав в рот порядочный глоток, он пустил веером капли по лицу своего начальника. Над левой бровью того красовался буквально на глазах набухающий кровоподтек. Трегубец открыл глаза. В голове шумело, но он не чувствовал в своем теле никаких неудобств, кроме ухудшегося зрения, что происходило хотя бы уже по той причине, что его левый глаз сильно заплыл.
