— Да, неплохо за какого-то паршивого старого хрыча получить миллион баксов, — спокойно согласилась Даша.
— Ничего! — вскочил с табуретки Слива. — Это только начало большого дела! Мы еще поимеем их всех по много раз! Они у нас еще попляшут!
Он подбежал к заветному чемоданчику, открыл крышку и восьмидесятый раз за вечер полюбовался ровными рядами долларовых банкнот. Даша только усмехнулась — она знала, что когда-то это должно будет случиться в ее жизни и поэтому была так спокойна и самоуверенна. Деньги — это просто деньги и ничего больше.
— Ну, что по второй выпьем? — предложил Слива, хлопнув в ладоши.
Даша молча встала, взяла со стола початую бутылку водки и разлила ее в два грязных замызганных стакана. Один взяла себе, а второй дала Сливе.
— Ничего, маленькая, скоро мы будем пить из хрусталя французское вино!!! — провозгласил Слива и залпом опрокинул в себя содержимое стакана.
Закусил черствой коркой хлеба с килькой еще из старых запасов Даши, потому как с чемоданом «зеленых» пробирались они по лесу и в магазин за спиртным с таким грузом решили не забегать. Водки у Дарьи в загашнике была всего одна бутылка, что Сливу тяготило, потому что душе хотелось праздника, но купить где-то еще одну не было никакой возможности — в округе жили три старухи, а ближайший магазин был расположен верстах в пятнадцати. Даша прилегла на скрипучий диванчик, из которого торчали пружины и в упор посмотрела на Сливу.
— Ты че уставилась-то? — спросил он. — Че ты?
— У меня должок в Москве остался, — сказала она, — я только вот этим временем и жила, знала что когда-нибудь у меня будет чемодан баксов и такой злющий «кобель», как ты. Я теперь смогу свой должок вернуть.
— Ну, ты вообще, — возмутился Слива, — если я начну свои долги раздавать, то нам этого чемодана «зеленых» не хватит. Я тут одному баклану только за последнее время почти двести тысяч баксов вернуть обещал! Обломится! Переживет! И твои переживут! Не хрен!
— Мои не переживут, — уверенно сказала Даша, — это из-за них я в этой дыре гнию уже пятый год. Козу пасу на лужайке и резиновыми сапогами говно мешу.
— Че-то я не пойму о чем ты? — развел руками Слива.
Даша вздохнула, прищелкнула языком и сказала:
— Я в Москву приехала из провинции пятнадцать лет назад, чтобы в театральное училище поступить. Думала того, что я языком щелкаю, как затвором хватит для того, чтобы меня сразу же приняли. Дура была глупая. Но когда провалилась с треском сразу в три училища, мне потом само собой домой стыдно было ехать, да и не хотелось уже возвращаться в свой замызганный маленький городок. Песня старая, осталась я в столице. Жить-то как-то надо — сначала пошла в киоск продавать там всякую мелочь, потом еще куда-то устроилась, квартиру снимала, парень у меня был — москвич. Сначала он сам за меня взялся, а потом предложил, мол, не хочешь ли отгрести сто баксов «зелени» за ночь? Я подумала и согласилась — это все лучше, чем горбатиться за прилавком круглые сутки. И ты знаешь как-то поперло мне в «профессиональном» плане, понеслось, меня брали нарасхват. Квартиру я себе стала снимать трехкомнатную еще с такими же, как я, двумя бутанами. Круглосуточно клиенты со всей Москвы к нам ездили. Работали мы, конечно, как швейные машинки и день, и ночь. А «крышевал» нас бандит по кличке Борман — рожа такая, в дверь не пролезет, весь волосатый, как обезьяна. «Стриг» с нас купоны, только перья летели. Но все равно и нам неплохо с этого дела перепадало. Вот так я и жила. Мало-помалу накопила и на однокомнатную квартиру в пределах Садового кольца и на иномарку новую, обставила квартирку свою лучшим образом. И стала уже копить уже на трехкомнатную в центре, ведь мне под тридцатник поджимало, возраст для путаны пенсионный. Я понимала, что все — год-два и выйду в тираж. А как брошу заниматься этим делом, думала, можно и на работу устроиться в какую-нибудь контору. Диплом о высшем образовании у меня был, я его заранее купила. Хотела нормально жить, ребенка родить…
Даша замолчала на минуту, поднялась с дивана, взяла бутылку и налила им обоим еще по полстакана. Сливу, который внимательно слушал рассказ Даши, жгла непонятно откуда нахлынувшая на него ревность. Он сам себя не узнавал. Ведь еще недавно он даже не знал о существовании этой женщины, да и вообще относился к женщинам как только к способу сбросить излишнее напряжение, а теперь вот скрипел зубами, слушая ее бесстыдные откровения.
— Однажды Борман приехал ко мне и говорит, мол, собирайся скорее, — продолжила Даша, — клиент такой, говорит, упакованный «бобер», старый хрыч какой-то, торговец антиквариатом, денег, говорит, отбашляет за ночь будь здоров! Я, конечно, быстро оделась и поехала. Ну, правда, там у этого антиквара была не квартира, а музей! Все заставлено всякими безделушками, стены увешаны, мебель вся старинная и дверь в квартиру толщиной со стену. Борман меня привез, я вижу развалина такая лет под семьдесят пять шаркает папочками по коридору. Я еще испугалась — думаю, как бы он на мне не сдох. А этот старый хрыч меня увидел, облизывается аж слюна течет по подбородку. Ну, Борман оставил меня с ним до утра, сам ушел, антиквар меня в койку потащил, даже вином не напоил, сволочь. Хорошо у меня в сумочке с собой всегда коньяк был, чтоб если клиент противный, выпить. Кое-как отмучилась, а утром Борман за мной приехал, забрал меня, денег дал и пошла я в ванную отмокать. Не прошло и получаса — звонок в дверь. Я халат накинула и побежала открывать. Только приоткрыла дверь, а мне Борман как даст в нос, я отлетела и на полу растянулась. А он мне говорит — где яйцо? Я говорю — какое яйцо? А он мне — у старого антиквара яйцо пропало! А я ему говорю — на хрена мне этого старого хрыча волосатое обвисшее яйцо нужно? Жарить я его что ли буду? А он мне как даст ногой в живот, залетели его бандиты, потащили меня в комнату, стали бить. Борман мне говорит, что, мол, стерва прикидываешься — у старика яйцо Фаберже пропало, какого-то там века, цены немереной! Где яйцо? Я ему отвечаю со злости в п… Он говорит — ах, там, так мы проверим! И давай они на мне все то по очереди, то толпой «гарцевать»! Порвали все внутри. А я в глаза этого яйца не видела! Перевернули всю квартиру, меня избили так, что я еле-еле ползать могла…
Тут уж Слива не выдержал, вскочил, схватился за свой обрез и завопил:
— Поехали сейчас же, постреляем, козлов!
— Погоди, — удержала его Даша, — успеем еще. С этим твоим «огрызком» они из тебя самого решето сделают. Дослушай.
Слива покорно сел.
— Ну, вот, — продолжила она, — приходит Борман назавтра и говорит, мол, давай, долг отдавать надо. Яйцо Фаберже пропало после твоего визита, с тебя, мол, миллион баксов за него. А я говорю, мол, откуда у меня такие деньги? А он мне говорит — все с себя снимай, квартиру продавай, машину, короче все, иначе тебе крышка. Через два дня я осталась в старой куртке и рваных джинсах без жилья, без сбережений. Выкинули меня братки Бормановские у трех вокзалов прямо на дорогу и уехали. Я с синяками под обоими глазами, одета, как бомжиха. В карманах ни шиша, куда идти не знаю. Села в электричку, поехала куда глаза глядят, вылезла потом, шла-шла и забрела сюда. Смотрю дом брошенный стоит, я тут и поселилась. Как видишь, обжилась за пять лет. А поначалу в крыше звезды были видны, а в стенах забор, а теперь ничего, даже зимой тепло.
— Я этого суку Бормана, я его, — завелся Слива, — я ему в задницу пасхальное яйцо вставлю и кукарекать заставлю!
— Ты знаешь, я года два назад ездила к девчонкам в Москву, — добавила Даша, — оказалось, что я еще легко отделалась. Оказалось, что Борман со многими проститутками так поступал. Привезет к богатому клиенту, оставит на ночь, а потом предъявит, мол, ты у него то-то и то-то украла. Начинает прессовать и все, что нажито было, отбирает. А куда пойдешь на него жаловаться? В милицию? Так им дела нет. Я хоть жива осталась, а вон Танька из Калуги и Наташка из Орши вообще без вести пропали. Убил он их.
— Бля буду… — начал было говорить Слива, но Даша прервала его:
— Я сама знаю как мне с ними рассчитаться. Завтра поутру двинем в столицу к одному гаврику, моему бывшему клиенту, он занимается всякими темными делишками и нам с тобой поможет. Ты только меня слушайся иногда и все будет ОК.
— Это этот сука Борман тебя бабой называл? — скрипя зубами, спросил Слива.
— Он, — кивнула Даша, — избивал нас каждую неделю для профилактики. Но давай об этом не будем. Ты мне расскажи про себя лучше. Ты-то сам москвич или как? Кто у тебя родители были?
Слива усмехнулся и ответил:
— Мне тут недавно один чудик рассказал, что я это на самом деле не я, а он. А он это на самом деле я.
— Как это? — не поняла Даша.
— Он сказал, что нас в роддоме подменили, — ответил Слива, — что я сын уборщицы и алкоголика, а не сын из семьи профессоров и дедушки, который в Кремле работал и Брежнев ему руку лично жал.
