— Вот ты где, нерв седалищный, — сказал магнат, разглядывая сонно хлопающего глазами Спичкина, — попался мне всё-таки…
За спиной ворвавшегося в комнату Краба мужчины появился телохранитель, вооруженный пистолетом. Матвей спросонья так понял сложившуюся ситуацию — что его всё-таки нашли менты и теперь они пришли за ним, чтобы посадить в тюрьму за убийство собственной жены. Выхода из положения не было практически никакого, если не считать того, что ему оставалось только начать врать и отпираться, что он это не он, заставить милицию поверить, что он — не Спичкин, а например… кто? А например, родственник Татьяны… родственник Владик! Это было идеей! Он Владик! Тем более, что Матвей сбрил бороду и волосы и стал практически неузнаваем. Он соврет, что он Владик, а Татьяна подтвердит, что он сказал правду. Другого выхода у него не было.
— Вы меня с кем-то спутали, — сказал он, пытаясь выглядеть правдивым, — я не Матвей Спичкин, меня Владик зовут, я родственник Татьяны из Рязани!
Ворвавшийся в спальню человек, похоже ничему не удивлялся, он несколько раз медленно и самодовольно кивнул в ответ на его объяснения, потом неторопливо шагнул к Спичкину и стремительно и очень больно врезал ему кулаком поддых. А потом, когда Матвей уже завалился на колени, кашляя и пуская длинные, как сыр в пицце, слюни на пол, магнат нагнулся над ним, по-отечески похлопал его мягкой ладошкой по стриженому затылку и сказал:
— Я знаю, падла, что ты Владик, только вот уж никак не думал, что моя жена польститься на такого лысого урода…
И тут до Матвея дошло, что он сморозил глупость, что эти люди не менты и пришли-то не за ним, а как раз за Владиком, и что они ворвались сюда не для того, что бы конвоировать его в тюрьму, а для того чтобы расправиться с Владиком, которым он по глупости назвался. И тогда, восстановив немного дыхание Матвей стал отпираться, что он на самом деле не Владик, а как раз Матвей Спичкин. Но его уже никто не слушал, никто ему уже не поверил, жестокие мордовороты по приказу хозяина подхватил его под руки и с размаху кинули в стену, к которой он припечатался, как магнит на холодильник и стек, как манная каша. Его схватили и потащили к лифту.
— А с этой девкой что делать? — спросил мордоворот к Хорьковского, ткнув стволом пистолет на Татьяну, которая сидела на диване, обхватив свою гудящую от боли голову обеими руками.
— Ничего не делать, — ответил Хорьковский, выходя из квартиры, — нам она не нужна…
Телохранитель воспринял эти слова по-своему и передернул затворную раму оружия.
Глава 12 Семейные разборки
****
Виктория Хорьковская в семейном загородном пятиэтажном тереме на Рублево-Успенском шоссе ждала приезда мужа из офиса и не смогла не прикорнуть на диванчике перед телевизором. После проведенной с Владиком ночи и бурного утра в тренажерном зале в её удовлетворенном организме разливалась сладкая истома и успокоенность. Она вспоминала сильные руки молодого жеребца, его булатный меч и марафонскую неутомимость. Владик, как цирковая лошадь, всё скакал и скакал, не зная усталости. Мозг Виктории погружался в сладкую дремоту и в нахлынувших видениях она снова видела, как Владик хватает её своими сильными руками по-деревенски грубо и настырно, не воспринимая жалоб на усталость и сонливость. Вот этого и надо было Виктории — немного грубости, немного внимания к её прелестям, подправленным косметологами. Она настолько крепко погрузилась в сон, что проснулась только тогда, когда в комнату зашел муж. Хорьковский остановился на пороге, увидев спящую жену и кашлянул, чтобы она проснулась. Виктория приоткрыла глаза, увидела его и разулыбалась.
— Милый, ты приехал? — спросила она, потягиваясь. — А я заснула, извини… Иди же ко мне, я по тебе очень соскучилась!
Она протянула к Хорьковскому руки и он нашел в себе силы подойти, обнять её и даже чмокнуть в щечку. Виктория моментально почувствовала некоторую холодность, исходящую от мужа и как женщина мудрая сразу же надулась, обиженно выпятила пухлые губки.
— Ты не такой какой-то, ты чужой, — сказала она, отстраняясь, — ты нашел себе другую, да? Ты приехал мне об этом сказать?
Будучи проницательной и хитрой, как и всякая жена преуспевающего человека, Вика не нашла лучшего способа для самозащиты, чем нападение. Где-то глубоко внутри у неё жила совесть, которая свербела, как червячок, покусывая Викторию за то, что она нагло наставляет рога своему мужу. Но совесть эта была такой маленькой, что покусывания её вызывали лишь легкий зуд.
— Нет, что ты, милая, я люблю только тебя одну, — произнёс магнат Хорьковский.
Надо отдать должное и его актерским данным — прозвучало это заявление очень убедительно, ведь он и на самом деле любил только жену, а с девками в сауне просто развлекался, чтобы не выглядеть белой вороной среди своих коллег.
— Правда? — спросила Виктория. — Ты не лжешь мне? А уж подумала, что ты в Сибири там нашел себе какую-нибудь потаскушку…
— Ну, что ты милая, какие в Сибири потаскушки? — ответил магнат. — В Сибири только работа. Я люблю только тебя одну. Кстати, я привез тебе подарок, пойдем — покажу…
— Правда? — широко улыбнулась Виктория. — Ты привез мне подарок? Из Сибири?
— Не совсем, — ответил Хорьковский, — подарок не из Сибири, он здешний, но он тебе очень понравится, я тебе клянусь!
Виктория была заинтригована, она вскочила с диванчика, бросилась на шею мужа, чтобы целовать его в благодарность за подарок. На этот раз он не отстранился, но обнимал жену не без брезгливости. Ему казалось, что на её талии еще остались липкие следы рук её любовника, а на её губах его грязные слюнявые поцелуи. Дальше его фантазия не пошла, чтобы не гневить себя раньше времени.
— Всё-таки что-то случилось… — сказала чувствительная Вика, отодвигаясь от мужа.
— Я просто немножко отвык от тебя, — попытался выкрутиться Хорьковский, взял её за руку и потащил за собой из комнаты.
Они спустились на лифте в гараж. По пути Виктория захотела прильнуть к мужу, но тут как раз его мобильник зазвонил, он поднял трубку, стал разговаривать, она полезла к нему под рубашку, что вызвало в его теле дрожь, которую Вика посчитала вожделением, но это была дрожь ярости — ревность кипела в нём, словно смола.
Хорьковский сдержался с Викой, но сорвался на звонившем, которого обозвал недоумком и пообещал растоптать, как лягушку. Двери лифта открылись, Виктория ожидала увидеть в гараже, например, новенький спортивный автомобиль «Порше», а увидела абсолютно лысого избитого человека, висящего на дыбе в состоянии удручающем и тихо постанывающего.
Виктория не любила глупые розыгрыши, поэтому нахмурилась, повернулась к мужу и спросила:
— Это и есть твой подарок?
— Да, — коротко отрезал Хорьковский, — это мой тебе подарок.
Лицо магната напоминало каменное изваяние — такое же холодное и неподвижное. Вике подарок не понравился, висящего на дыбе человека она не знала.
— А кто это? — спросила она.
— А ты не узнаешь? — ледяным тоном поинтересовался магнат. — Хорошо, я напомню тебе кто это! Это Владик, твой любовник с которым ты забавлялась сегодня в тренажерном зале, когда я тебе звонил!
— Какой Владик? — храня спокойствие спросила Виктория. — Ты о чем?
— Не прикидывайся, — зло бросил муж, — ты всё прекрасно поняла. И с этим ничтожеством ты мне изменяла?
— Я не пойму тебя, милый, — ответила Вика и попыталась прижаться к мужу. — Ты что — меня в чём-то подозреваешь? Я никогда тебе не изменяла! Я не знаю никакого Владика, мой единственный любовник — это ты!
Но Хорьковский впервые в жизни оттолкнул любимую жену от себя — он не сдержался и даже треснул кулаком по стене гаража. Виктория вздрогнула от испуга, муж раньше не позволял себе при ней давать волю чувствам, храня железную выдержку и спокойствие. Она пригляделась на всякий случай к висящему на дыбе. Но это был определенно не Владик, уж Владика бы она сразу узнала. Пленник на дыбе шевельнулся, скрипнул от боли, но нашел в себе силы произнести:
— Я не Владик, меня зовут Матвей Спичкин, я телеведущий!!!
Вика, которая была поклонницей известного телеведущего, посмотрела внимательно на существо, болтающееся на дыбе. Но на Спичкина этот человек не был похож, во-первых, потому что лишился копны своих популярных зеленых волос, во-вторых, из-за отсутствия козлиной бороды и перстней на пальцах, а в-третьих, потому что лицо его сильно подпухло и посинело, покрылось кровавыми ссадинами. Вика, которая обожала Матвея Спичкина и его передачи — и-то его не узнала, и не поверила ему, потому что даже голос Спичкина изменился до неузнаваемости — бодрые и веселые нотки человека оптимистичного из его интонации были как резинкой стерты.
