Зал ресторана быстро заполнялся посетителями. Свободных мест почти не оставалось. За соседним столом жгуче-крашеная, похожая на цыганку брюнетка лениво разговаривала с лысеющим мужчиной. Время от времени она откровенно стреляла в Айрапетова черно-сизыми, как переспевшая слива, глазами. Появился сутулящийся косматый парень. Огляделся, торопливо подошел к Айрапетову.
— Привет князю Игорю! — произнес театрально и покосился на свободное кресло.
— Занято, старик, — не ответив на приветствие, коротко бросил Айрапетов.
Парень хмельно улыбнулся. Как ни в чем не бывало подошел к брюнетке, бесцеремонно обнял ее за плечи, что-то сказал и подался к эстраде, где музыканты уже настраивали инструменты.
Вентиляторы вытягивали из зала табачный дым, сизыми лентами поднимающийся над столами, приглушали разнобой голосов. Худенькая миловидная певица, чуть не проглатывая микрофон, запела песенку, которую Антон слышал впервые. На певицу никто не обратил внимания. Казалось, она делает приятное только для самой себя.
— Чувствую, вам надо побыть одним, — неожиданно сказала Евгения Петровна. — Пойду хоть из окна ресторана погляжу на ваш город.
Айрапетов, не говоря ни слова, кивнул головой, и она грациозно удалилась. Антон разглядывал гомонящую разновозрастную публику, из профессионального интереса пытаясь отличить случайных посетителей от завсегдатаев. Айрапетов, наоборот, сидел с таким задумчиво-равнодушным видом, как будто окружающего не существовало.
Певицу на эстраде сменил косматый парень, здоровавшийся с Айрапетовым. Шагнув из стороны в сторону, он поднес к губам микрофон, словно хотел его поцеловать, и тотчас громко заиграл оркестр. Гул в зале заметно стал утихать. Посетители удивленно заводили головами, поворачиваясь к эстраде. Парень выждал, пока музыканты закончили играть вступление, еще больше сгорбился и нетрезвым голосом почти заговорил по слогам:
Я сегодня до зари встану,
По широкому пройду полю.
Что-то с памятью моей стало —
Все, что было не со мной, помню…
Айрапетов поморщился, как от зубной боли, и, с усмешкой глянув на певца, сердито бросил:
— Пить меньше надо.
Оркестранты не жалели сил. Мелодия металась в тесных стенах ресторана, дребезжала стеклами окон. Казалось, ей до ужаса больно в этом прокуренном зале, и она изо всех сил рвется в широкое поле, где «обещает быть весна долго» и «ждет отборного зерна пашня». А певец, уставившись осоловевшими глазами в пол, не чувствовал этой боли, сутулился старичком и, раскачиваясь с боку на бок, тянул по слогам:
Я от тяжести такой горблюсь,
Но иначе жить нельзя, если…
«Идиот! Такую песню опошляет», — с внезапной злостью подумал о певце Антон. Айрапетов словно угадал его мысль:
— Сейчас мы сделаем так, что этот соловей замолчит, — Игорь поднялся в полный рост, оглядел зал и быстро сел.
— Порядок. Ольги нет, — весело сказал он, щелкнул шариковой авторучкой и на бумажной салфетке написал размашистым почерком: «Старик!», Чуть подумав, густо зачеркнул написанное и, сменив наклон почерка влево, быстро настрочил: «Старик! Пока ты здесь горбишься от тяжести, Ольга в «Космосе» с Юркой Водневым шейк выкручивает. Целую». Сложив салфетку вчетверо, подозвал одну из официанток и, показав на только что кончившего петь парня, с улыбкой попросил:
— Танечка, передай, пожалуйста, вот тому молодому Карузо.
Официантка быстро прошла между столиков и выполнила просьбу. Парень осовело уставился в записку, качнулся и вдруг, чуть не запутавшись в микрофонном шнуре, сорвался с эстрады и ринулся к выходу.
— Порядок, — усмехнулся Айрапетов. — Максимум через десять минут будет в вытрезвителе.
— О какой Ольге вы писали? — спросил Антон.
— Сотрудница моя. По молодости, дурочка, выскочила замуж за этого алкоголика, теперь мается. Ревнив по пьянке, как Отелло. Видел, как фамилия Воднева сейчас сыграла? Это отличный парень, бывшая Ольгина любовь. Сменяла, дуреха…
— Они что, правда, в «Космосе»? Айрапетов засмеялся:
— Юрка второй год на Камчатке служит. Не усек подвоха этот «Отелло» с пьяных глаз, — Игорь вдруг посерьезнел. — Кстати, это тот самый Олег, с которым у Люды Сурковой произошел конфликт в моей квартире.
— Что ж вы раньше мне не сказали?
— Даже не стукнуло… — Айрапетов приложил палец к виску. — Да и выяснять сейчас у него что-либо бесполезно, он же в стельку нализался.
«Не умышленно ли ты его отсюда выпроводил?» — задал себе вопрос Антон и не успел сделать никакого вывода. Айрапетов заговорил снова:
— Если хотите встретиться с Олегом, завтра провожу к нему на квартиру. Или приходите сюда к открытию, утром. Олежка, как пить дать, опохмелиться заявится. Хоть и алкоголик, но мужик он сравнительно искренний, крутить перед вами не станет. Если что-то замнет, могу помочь. Передо мною он как перед богом…
К столу вернулась Евгения Петровна. Антон решил, что пришло время закругляться, достал деньги и положил на стол.
— Что за фокусы? — удивился Айрапетов. — Я пригласил вас на ужин, я и рассчитаюсь.
— Ну, зачем же вам рассчитываться. Привык платить.
— Нельзя быть таким щепетильным, — обиделась Евгения Петровна. — Мы ведь вас на сделку не сбиваем, никакой услуги от вас не просим. Просто Игорек хотел с вами переговорить, я поэтому и уходила от стола. — И она осторожно положила к Антоновой пятерке еще десять рублей.
Когда Антон заявился к Стукову на квартиру, Степан Степанович со Славой Голубевым пили чай.
— Полюбуйтесь на него, — шутливо возмутился Слава. — Я негласно целый день по аэропорту за Айрапетовым мотаюсь, а товарищ Бирюков в открытую с ним в ресторане пирует. В какую сумму маме Игоря Владимировича обошлось угощение?
Антон устало сел.
— Не дури, Славочка. Кровную пятерку заплатил, ради дела старался.
— Ну и как они человеки?
— Похоже, порядочные люди, только не пойму, ради чего меня приглашали в ресторан: то ли для того, чтобы Игорь рассказал, что уговорил Остроумова явиться в уголовный розыск с повинной, то ли, чтобы Евгения Петровна пригласила к себе в гости.
— А вот нас со Степаном Степановичем по гостям не приглашают, — Слава вздохнул и посмотрел на Антона так, как будто знал что-то интересное.
— Не томи, Славочка, — попросил Антон. — Рассказывай, что за день вымотал по аэропорту.
— Игорь Владимирович несколько раз изволил куда-то звонить из автомата, — прежним тоном продолжал Голубев. — Заходил в сберегательную кассу, никаких операций там не сделал. Ровно сорок пять минут куда-то катался на такси. Куда, не знаю, потому как догнать не на чем было. Номер такси записал, завтра найду шофера и узнаю. Короче говоря, у меня сведения не густые, а вот у Степана Степановича поинтересней…
— Какие? — оживился Антон.
Стуков отодвинул пустой стакан и закурил сигарету.
— Светлана Березова, Антоша, нам сюрприз преподнесла. Анализ слюны на конверте, который она нашла у Костырева, показал, что заклеивал конверт мужчина, а графическая экспертиза установила — адрес написан измененным почерком Игоря Владимировича Айрапетова.
Антон живо представил, как в ресторане Игорь бойко начал записку горбившемуся певцу, потом зачеркнул написанное и изменил наклон почерка влево. С таким же наклоном был подписан конверт, найденный Светланой Березовой. По необъяснимой аналогии вспомнился томик стихов Петрарки в чемодане Костырева, на нем — рукой Березовой надпись: «Солнышко! Не сердись на меня». И вдруг совершенно в иной окраске представился случай нападения хулиганов на Березову. Кто-то боялся ее приезда из райцентра. Березову поджидали, вырвали сумочку, чтобы знать, что она в ней везет. И снова вплетался Айрапетов. Игорь дежурил по «Скорой помощи», машина которой увезла Березову.
— Завтра утром делаю очную ставку Костырева со Светланой, — твердо сказал Антон. — Заговорит он, Степан Степанович. Честное слово, заговорит!
19. Счет № 8737 в сберкассе
Однако утром совершенно неожиданно Антону пришлось изменить свой план. В следственном изоляторе дежурный перехватил записку, которую Остроумов пытался передать Мохову. На измятом клочке бумаги было написано: «Здравствуй, Павлуша. С приветом к тебе Кудрявый. Да, Павлуша, Богу стало угодно, чтобы по магазинному делу прошел я. Завтра первый допрос, а я не знаю, что базарить. Начисто забыл, как все это мы сделали. Буду мазать на себя, а ты с Кирюхой отмазывай. Часики в полности-сохранности пришлось вернуть. Получилось худо — шел каяться, а лягавый застукал. Тянуть будем по второй части восемьдесят девятой. Там хоть и есть до шести пасок, но Бог не выдаст — свинья не съест. Кудрявый не подведет. Ты его знаешь».
