Никулин был невозмутим.
– И кто ж меня заказал, Гена? Кто дал отмашку? Неужели Москва?
* * *
Павел Игнатьевич Никулин
Ну, сукины дети! Решили, значит, похоронить Никулина… Да не по зубам вам добыча.
– Ты, Гена, соображаешь, что делаешь?
– Не беспокойся, Паша. Не первый год замужем.
Он перегнулся через стол – как будто кто-то мог нас услышать – и, понизив голос, произнес:
– Видно, крепко ты кому-то досадил, Пал Игнатьич.
Я заставил себя рассмеяться ему в лицо.
– Да неужели ты думаешь, Гена, что я, пока лез на такой верх, о страховке для себя не позаботился? Если я пойду на дно – то со мною ох, как много народу вместе пропадет! Знаешь, что бывает, когда тонет большой корабль? Воронка образуется, и всех, кто рядом, туда засасывает.
– Не пугай, Пал Игнатьич – пуганые мы, – сказал он. Но я почувствовал, что голос его слегка дрогнул. – А насчет страховки… Не ты один тут такой умный и предусмотрительный.
Гена полез в небольшой сейф у себя за спиной и вынул какие-то бумажки, судя по виду – ксерокопии.
– Гляди.
Я стал читать… И понял, что дело плохо.
– Ну как? – ехидно поинтересовался негодник в милицейской форме, что сидел напротив меня. – Это Сыч покойный постарался. Тоже на всякий пожарный запасся, против заклятого друга. Достаточно, чтобы проделать пробоину – ма-аленькую такую – в борту большого корабля?
– Как это к вам попало?
– Да нашелся человечек… Кстати, сын Аркаши Сычева. Приехал из Питера. Счел, так сказать, своим гражданским долгом…
– Сын Сычева? У него что, был сын? – только и смог спросить я; удар был слишком силен, чтобы сразу от него опомниться.
– Был. И есть. На суде, кстати, он может выступить свидетелем. Подтвердит, что папаша его опасался за свою жизнь, и угрозы ждал именно от тебя!
«Одно слово – Сыч», – подумал я с ненавистью.
– Ну так что, колоться будем? – донеслось до меня. – Кого нанял, когда и за сколько? Мотивы?
– Размечтался…, – процедил я. – Иди-ка ты, Геннадий Яковлевич…
– А вот это уже – оскорбление при исполнении, – побагровел он. – До сих пор я с тобой как с человеком, Паша…
– Да ладно! – отмахнулся я. – Когда это ты человеком был, Гена? Мент, да и только! Скольким задержанным ты тут, в этом кабинете, ребра переломал?! У скольких «бабки» брал – ты, служитель Фемиды! А кому ты задницу лизал, чтоб это место получить – тебе напомнить?!
Он нажал кнопку вызова, и в дверях появился двухметровый сержант.
– Сопроводите гражданина в следственный изолятор, – распорядился Гена, вытирая пот со своего низкого, морщинистого лба…
Москва, 2003й год
Андрей Огородников
Вечером маме стало плохо. Она ушла к себе после разговора со мной, а потом позвала меня и попросила позвонить в «Скорую». Впервые на моей памяти… Конечно, то, что я услышал, и меня повергло в шок. Я люблю дочь Никулина – того самого Никулина! И она ждет ребенка!
Я мигом припомнил тот наш вечер, когда мы с Ленкой рассматривали фотографии, сидя на диване. Она тогда обратила внимание на один снимок и спросила, кто это. Я не придал этому особого значения. И напрасно… Оказалось, она рассматривала фото моего деда. Я почти ничего не знал о нем, кроме имени и того, что в последние годы он жил в Америке, в Майами. А потом пришла мама и сообщила, что дедушку убили в его доме – наверное, грабители. Мама даже не рассказала мне, что встречалась с дедушкой, когда ездила в Штаты по делам.
Но вот откуда Ленка могла знать моего деда? Это никак не укладывалось у меня в голове.
Врач из «Скорой» сделал маме какой-то укол и успокоил меня, сказав, что это – простое переутомление. Но я все же позвонил дяде Саше. Он примчался сразу же – хотя было уже далеко за полночь. И оптимизма доктора он не разделял… Он присел на край маминой кровати, пощупал ей пульс. Я вспомнил, что он в свое время попутешествовал по миру, изучая разные разности, в том числе и тибетскую медицину.
– Вот что, Андрюша, – сказал он мне. – Твоей маме нужно в больницу.
– Неужели так серьезно? – спросил я. Голос мой, наверное, в ту минуту выдавал мой испуг.
– Надеюсь, что нет. Тот доктор был прав – это действительно переутомление. Но оно может привести к очень плохим последствиям. У вас есть какие-нибудь знакомые, чтобы ее устроили в приличное место?
– Да-да, конечно! – тут же сказал я и бросился к телефону – набирать номер тети Лиды – главврача частной клиники в Митино.
Оксана Огородникова
… Вокруг меня кружились какие-то тени. Я не могла их разглядеть. Кто-то все время повторял на разные лады слово «переутомление». Пере-утом-ление. Пе-реу-томление. Томление…Томление… пере…утом…
Я хорошо помню, как мне сделали укол. Но тени не ушли. Обеспокоено лицо Андрюши… Потом появился еще кто-то. Я пыталась разглядеть, кто это, но не смогла. Голос был, безусловно, знакомым. Потом меня положили на носилки (вот только зачем?) и куда-то понесли… Я видела черноту перед собою. Потом – свет…
Стена, увитая дикими растениями… Существа на копытах… Откуда они?.. Деревья…Вишневые деревья. Совсем как в детстве, на Ставрополье… И кто-то там, кто-то среди деревьев, в глубине сада. Я, кажется, знаю, кто это. Он пришел за мной… Он пришел за мной…ОН…
* * *
– Она бредит, – сказал Жуковский, выпрямляясь. Секунду назад он склонялся над лежащей Оксаной, пытаясь понять, расслышать, что она говорит. Андрей тоже шагнул к ее постели и напряг слух.
– Что она сказала, дядя Саша? – прошептал он.
– Страж Вишен, – ответил Жуковский, почему-то при этом улыбаясь.
– Что? – не понял Андрей.
– Она тебе не рассказывала? Пойдем. Я объясню.
Они вышли из палаты в коридор, и Жуковский рассказал Саше о легенде, которую они с Оксаной в детстве впервые услыхали от Оксаниной бабушки.
– Красивая история, – сказал Андрей. И, помолчав, добавил, совсем тихо: – Дядя Саша, с мамой все будет в порядке?
– Конечно, сынок, – Жуковский положил юноше руку на плечо. – Давай посидим. Или, может, кофе?.. Тут есть автомат, в конце коридора.
– Нет, я ничего не хочу. Это я виноват, что с мамой такое…
– Ты? С чего ты это взял?
Андрей рассказал ему о своем разговоре с матерью, о том, какую новость преподнес ей Никулин.
– Ах, вот оно в чем дело…, – задумчиво проговорил Жуковский. – Совпадения, совпадения… На них и построен весь мир. Как ты думаешь, Андрюша?
– Мне сейчас не до этого. Я очень беспокоюсь за маму. Она такая сильная… Ведь трудно – быть все время сильной. Особенно для женщины.
– И для мужчины тоже, – добавил Жуковский. – Я постараюсь помочь твоей маме. Один старый отшельник в Китае научил меня готовить хитрый отвар из трав. Я сам видел, как этим средством он излечил ребенка в деревне. А ведь все считали, что ребенок вот-вот умрет.
– Я почему-то не верю в такие снадобья, – сказал Андрей.
Областной центр
Казарьянц ощущал, что настал, наконец, час его триумфа. Он выполнил и перевыполнил заказ Вахи, и теперь вполне мог рассчитывать на вторую половину гонорара. Сычев был в могиле, Никулин – за решеткой, а Огородникова – на больничной койке. Конечно, в определенной мере, этому поспособствовали обстоятельства. Кто, к примеру, ожидал, что Сычев-младший привезет из Питера материалы, обличающие Никулина как нечестного дельца, да еще встретится с Денисом и передаст эти бесценные материалы ему в руки?! Да и нервный срыв мадам Огородниковой – тоже, положим, сюрприз. Но главная работа проделана им, Казарьянцем, а это означает одно – путь ко всем лакомым кускам областного бизнеса для загадочного чеченца открыт.
Но, вместе с тем, что-то не давало покоя многоопытному полковнику. Где-то в глубине его души копошился червь сомнения. Уж очень легко все получилось. Нет, не легко на самом деле – надо было слетать к черту на кулички, вытащить из тюрьмы этого урода Ковша, «подписать» его на участие в покушении на Никулина (вернее, в инсценировке покушения). Потом – устранить Ковша и с помощью людей Вахи окончательно убедить Никулина в том, что охоту на него открыл никто иной, как Сыч. Зная мстительный нрав Павла Игнатьевича, можно было предположить, что ответные меры не заставят себя ждать. Так и случилось – самонадеянный Сыч «сыграл в ящик».
Сложнее было с самим Никулиным. Владелец «Регион-банка» казался непотопляемым. Но и на него нашлась управа. Арест Козыря, верного подручного Сыча, полковник вначале расценил как отрицательный фактор – ведь он надеялся, что отчаянный уголовник захочет отплатить Никулину за смерть босса. Однако Козырь своими показаниями положил начало делу против Павла Игнатьевича. Делу об убийстве. Даже о двух убийствах – местные мальчишки очень кстати наткнулись в лесу на труп столичного банкира Замятина. Сразу вспомнилось, что хозяин «Зари» был человеком Никулина, а в последнее время связался с фирмой «ОКО», намереваясь продать мадам Огородниковой свой захиревший банк…
