– Конечно, лапушка моя.
– Я всегда чувствовала, что виновата перед ней. Я даже знала, что она в тебя влюбилась.
– Ты говоришь глупости.
– Она любила тебя. Это было слишком заметно.
– Мы с ней абсолютно разные люди, – ответил я. – Между нами если и могли быть, то лишь чисто дружеские отношения.
– Сознайся. Ты не раз мечтал залезть ей под юбку?
– У тебя пропала подруга. Ты сильно расстроилась, но это не должно стать причиной нашей размолвки, – резонно подметил я. – Сейчас не самое подходящее время для выяснения подобных отношений. Давай не будем ссориться. Иди ко мне, моя девочка! Иди ко мне, я тебя пожалею…
Я крепко обнял Ларису и поцеловал ее в шейку.
Я не скажу, что после этого разговора мои отношения с женой резко изменились в ту или иную сторону. Так или иначе, мы уже давно потеряли первоначальный интерес друг к другу. Мы жили по инерции. Без возвышенной любви и без лишней ревности. Мы старались не досаждать друг другу и довольствовались тем, что имели. Мы были благопристойной семейной парой, которая никогда не выносила сор из избы на всеобщее обозрение. В придачу ко всему, я с каждым днем все больше страдал от назойливого желания прийти на место преступления. Я не могу объяснить истинную причину подобного явления, но никак не мог избавиться от этого тягостного чувства. Разумеется, я понимал, что ни в коем случае не должен поддаваться своему воспаленному сознанию. Извилистая тропинка к месту убийства Дарьи Холстовой могла стать началом дороги, ведущей в тюремную камеру. Мне было бы сложно объяснить криминалистам свое появление возле изуродованного трупа. Ничего удивительного в том, что когда Лариса объявила о ее смерти, я даже не рискнул прогуляться возле Васильевских озер, чтобы убедиться в том, что труп Дашеньки все еще находится на прежнем месте.
– В ближайшие выходные состоятся похороны, – с дрожью в голосе оповестила Лариса.
– Значит, твоя подруга на самом деле погибла? – спросил я, изо всех сил стараясь скрыть собственный страх перед разоблачением.
– Ее будут хоронить в закрытом гробу.
– Слишком много времени прошло со дня смерти? Труп начал разлагаться…
– Не в этом дело. Она сильно изуродована и ужасно обгорела…
Произнеся эти слова, Лариса как-то странно на меня посмотрела. Этим взглядом она словно спрашивала: разве тебе это неизвестно?
У меня появилось ранее неведомое ощущение. Я чувствовал, как теряю всякую способность соображать.
– Ты почему так испугался? – продолжая смотреть на меня все еще неестественно пристальным взглядом, поинтересовалась Ларочка.
– Вообще-то мы говорим не о том, как приготовить праздничный пудинг, – не придумав ничего лучшего, сказал я. – Надеюсь, ее убийцу задержали?
– Дашенька погибла в автомобильной аварии. С группой друзей направлялась на пикник. Водитель не справился с управлением…
Я чуть ли не вскрикнул от нахлынувшей на меня радости. Похороны посторонней женщины, чей труп был ошибочно опознан как труп Дарьи Холстовой, избавлял меня от справедливого возмездия.
– Ты не хочешь пойти со мной и проводить ее в последний путь? – спросила Лариса
– Нет, дорогая! Извини, но я слишком близко принимаю к сердцу горе родных и близких. Мне не нужны стрессовые ситуации. К тому же будет лучше, если Дашенька навсегда останется в моей памяти молодой цветущей женщиной.
Однажды я где-то слышал, что убийца обязательно приходит к могиле своей жертвы. Именно по этой причине предусмотрительно исключил собственное присутствие во время прощальной церемонии.
– Милая, ты ведь знаешь, что я почти не был знаком с твоей подругой, – сказал я. – Мое появление на кладбище будет в некоторой степени даже кощунственным. Ее смерть никоим образом не задевает мои чувства…
Я невольно смутился и добавил:
– Надеюсь, ты меня правильно понимаешь? Она твоя лучшая подруга, а я совершенно чужой для нее человек…
– Ты прав, – согласилась Лариса. – Там будут только ее родственники и самые близкие друзья. Тебе действительно там нечего делать. Она моя подруга, и я обязана с ней проститься.
Не знаю, сумел я убедить Ларочку или нет, но она согласилась с моими аргументами и позволила мне остаться дома. В назначенный день я проводил ее до машины, а потом вернулся в квартиру и, прежде чем плюхнулся на диван, выпил две таблетки аспирина. На этот раз у меня действительно болела голова. Я не стал включать телевизор, а вновь принялся анализировать совершенное мной преступление. В разговоре с Ларисой, когда она впервые сказала мне об исчезновении Дашеньки, я допустил грубейшую оплошность, которая могла стоить мне если не жизни, то как минимум восьми лет лишения свободы. Я потерял бдительность и необдуманно сболтнул лишнего. Однако допущенные мной высказывания все же не являлись косвенными уликами моей вины. И это был неоспоримый факт. Но вдруг, совершенно неожиданно, я поймал себя на мысли о том, что Дашеньку не так-то просто будет опознать. Канистра бензина, которую я вылил на труп моей несчастной любовницы, а затем предусмотрительно поджег, наверняка внесла соответствующие коррективы в ее внешность. Эта мысль уже как-то промелькнула в моем сознании, но я даже не смог по достоинству ее оценить. Теперь я отчетливо понял, что по отношению ко мне сама судьба была благосклонна. После официального погребения Дарьи Холстовой, где вместо нее будет похоронена другая женщина, я по праву смогу считать себя гениальным убийцей. Мое жестокое преступление так и останется не раскрытым, а меня самого не за что будет привлекать к уголовной ответственности. В том случае, если рано или поздно все ж таки будет обнаружен изуродованный мной труп, то никому и в голову не придет связывать его с Дашенькой. От нахлынувшего возбуждения и лишь ради того, чтобы хоть немного успокоиться, я решил выпить рюмочку ликера. Откинув дверцу бара, я случайно заметил ключ от сейфа моей жены. Меня часто переполняло любопытство о его содержимом, но всякий раз Лариса говорила, что там ничего нет, кроме некоторых коммерческих документов ее отца. Это был один шанс из тысячи! Разве я мог его упустить? Я мгновенно решил заглянуть внутрь этого сейфа и только молил Бога, чтобы Лариса не сменила кодовый шифр. Мне невероятно повезло! С первым поворотом ключа сокровенный сейф распахнул передо мной все свое содержимое. Лариса никогда не открывала этот сейф в моем присутствии, и я вообще не знал, где она хранила ключ. Теперь я даже позабыл о предстоящих похоронах неведомой женщины, которая волею судьбы вынуждена будет вечно лежать в могиле Дарьи Холстовой и быть оплаканной чужими родителями. Теперь все мои мысли были сосредоточены на этом сейфе. Мной овладело нестерпимое любопытство. Я не смог положить ключ обратно на полку бара и отказаться от соблазна удовлетворить собственное любопытство. Какое же было мое изумление, когда я не обнаружил там ничего, кроме одного вскрытого конверта. Довольствуясь тем, что было, я осторожно вынул его из сейфа. Там лежало несколько фотографий, даже мельком взглянув на которые я испытал шок, как от электрического разряда грозовой молнии. Судя по этим фотографиям, Лариса давно знала о моих любовных отношениях с ее лучшей подругой. На большинстве из этих снимков я нежно обнимал Дашеньку и крепко целовал ее в губы. Эти поцелуи никоим образом нельзя было принять как чисто дружеские, скромные поцелуйчики. Лариса знала, что мы были любовниками, но никогда не говорила мне об этом. Я не мог понять, какую цель она преследовала подобным поведением, но, во всяком случае, она ни разу не обмолвилась о моем тайном романе. Последняя фотография вообще выбила меня из колеи. Я был по-настоящему ошарашен и абсолютно потерян в собственной беспомощности. При необходимости мне будет сложно объяснить как Ларисе, так и Василию Николаевичу Грохотову, каким образом я оказался в Дашиной постели. Мало того, что мы лежали, обнявшись, как два милых ангела, так еще и в костюмах Адама и Евы. Над моей головой повис Дамоклов меч. Теперь мое будущее всецело зависело от моей жены. Она могла в любой момент сдать меня в руки правосудия. Хотя это в некоторой степени не могло произойти по той простой причине, что она была дочерью местного авторитета. Однако это не спасало меня от бандитской разборки, которая выносила куда более строгий приговор без моратория на смертную казнь.
«Вот это вляпался», – подумал я, прежде чем положил все фотографии на прежнее место.
У меня даже не возникло желания их уничтожить. Я не считал себя наивным простофилей и отчетливо понимал, что если существовали компрометирующие меня фотографии, то где-то обязательно должны быть их негативы. Вернувшись к винному бару, я положил ключ на место и решительно направился к холодильнику. Вместо рюмочки ликера я налил себе двухсотграммовый стакан холодной русской водки.
С каждым днем моя жизнь становилась все хуже и хуже. В скором времени она вообще стала невыносимой. Всякий раз, возвращаясь домой, я испытывал чувство непонятной тревоги, смешанной с неописуемым страхом, словно подходил к чаще диких джунглей, в которой водились ядовитые змеи и прочая омерзительная нечисть. Моя жена не заводила разговора о Дашеньке и особенно не касалась ее трагической гибели. Но, несмотря на это, я догадывался, что Ларочка по-прежнему подозревает меня в причастности к совершенному преступлению и зачем-то упорно скрывает истинную причину Дашиной смерти. Я находился под постоянным и неусыпным наблюдением, как подопытный скорпион, которого, ради изучения его дерзких повадок, содержали в роскошном террариуме. Что бы я ни делал, куда ни направился, она всегда и обо всем знала.
