– Вариант б, – без тени сомнения ответил я. Почему без тени сомнения? Потому что я так хотел…
– Отлично, – констатировала Маргарита Николаевна, а из микрофона вдруг послышался удивленный голос Сиразеева:
– Работает?
– А почему это вас удивляет? – ответил ему профессор Базизян.
– Нет, это меня вовсе не удивляет, – отозвался на реплику Сергей Артурович. – Просто я до сих пор не могу спокойно реагировать на успехи вашей лаборатории в подобном тестировании. Считайте, Борис Георгиевич, что Нобелевская премия у вас в кармане.
– Я работаю не для этого, – буркнул Базизян, но в его голосе прозвучала гордость.
– Я понимаю, – произнес Сиразеев. – Но она не помешает ни вам, ни нашему институту…
– Ваши слова, да Богу в ушки.
– Теперь я даю установку на зло, – услышал я голос Бережной.
Какое-то время в наушниках было тихо. Я прислушался к своим ощущениям, но никаких перемен не почувствовал. Правда, за левым ухом зачесалось, но это не в счет. А потом снова раздался четкий голос Маргариты Николаевны, словно она сидела рядом и громко со мной разговаривала:
– Господин Русаков, вы готовы ответить еще на два вопроса?
– Готов, – уверенно ответил я.
– Скажите, изменять жене – это хорошо или плохо?
– Хорошо.
– А почему?
– Потому что я получаю дополнительное удовольствие. А получение удовольствия для себя – одно из главных моих желаний…
Я, конечно, ответил то, что от меня ждали. Как сделали это (за вознаграждение в отличие от меня) сорок девять человек из пятидесяти приглашенных на подобное тестирование. Но, признаться, доля правды в моем ответе, скажем так, имела место быть…
– Еще вопрос. – Голос Бережной был спокойный, совершенно лишенный эмоций. – Как вы поступите в такой ситуации… Представьте, что на место руководителя отдела претендуют два человека: вы и ваш лучший друг. Вы этого места ждали несколько лет. Друг тоже. Шеф не знает, кого из вас выбрать. Вы: а) уступите место другу; б) устраните возможность получения места другом всеми возможными способами, вплоть до убийства. Ваш ответ?
– Конечно, б, – ответил я, не раздумывая ни секунды. Естественно, я бы этого никогда не сделал, но ведь все ждут от меня именно такого ответа. Как же не помочь таким милым людям?
– Всеми возможными способами? – переспросила Маргарита Николаевна.
– Да.
– Даже если друга придется убить? – снова спросила она.
– Да, – ответил я. И добавил: – А что тут такого?
Затем поднялся с кресла, отцепил от себя проводки с электродами и снял наушники.
– Что вы делаете? – удивилась Бережная.
Я прошел за стекло и остановился, недобро оглядывая присутствующих.
– Идите на свое место, я же не сняла с вас установку на зло и не вернула в исходную установку, – с испугом проговорила Маргарита Николаевна, но мне показалось, что ее испуг был искусственный. Хорошо, если это показалось только мне…
– Ничего не надо мне снимать, – жестко сказал я. – Состояние, в котором я нахожусь, меня вполне устраивает.
Никто не заметил, как «вальтер» очутился у меня в руках. Я снял пистолет с предохранителя и направил его на Бережную:
– Это ты убила Рудольфа Фокина и Зою Калмыкову?
– Нет, – едва сумела пошевелить губами Маргарита Николаевна.
– Тогда это ты убил их! – направил я пистолет на профессора Базизяна.
– О чем вы? – привстал с места Борис Георгиевич, и я, подойдя к нему, с силой надавил на его плечо, заставив сесть на место. – Помилуйте!
И я помиловал…
– Ну, тогда это ты убил Фокина и Калмыкову, – направил я пистолет прямо в живот заму по науке.
– Это черт знает что! – Сергей Артурович был взволнован, но не очень. Он-то ведь знал, что все тестирование – полная липа. – Что вы вообще себе позволяете? Я немедленно звоню в полицию!
Сиразеев достал из кармана сотовый, но свободной рукой я вырвал телефон, бросил на пол и изо всей силы придавил его каблуком ботинка. Телефон хрустнул, и из-под каблука брызнули в разные стороны пластмассовые осколки.
– Да что это такое! – воскликнул он. – Вот вы, – обернулся Сергей Артурович к Степе. – Вы-то хоть как-нибудь подействуйте на своего коллегу!
– И правда, Аристарх, ну, чего ты, – недовольно буркнул Степан.
Я тут же направил пистолет в его сторону и выстрелил ему в ногу. Он упал, едва не свалив камеру вместе с треногой. На ноге, чуть повыше колена, стало расплываться кровавое пятно…
Наступило гробовое молчание.
– Итак, – произнес я, – кто убил Рудольфа Михайловича Фокина? Признавайтесь, иначе я начну вас отстреливать по одному.
– Сволочь! – крикнул Степа. Прямо-таки, вахтанговская школа! – За что?
– Кто? – повторил я со зловещей ухмылкой.
– Ты! – вызывающе произнес он.
– Вот как? – Я направил «вальтер» ему в грудь и снова нажал на курок. Степа вскрикнул и распластался на полу. Одна нога его, та, что не была ранена, мелко подрагивала в «предсмертной» конвульсии. На груди, возле темного отверстия от «пули», начало расплываться кровавое пятно.
– У него уже агония, – прошептала Бережная и с ужасом взглянула на меня.
– Плевать, – ответил я небрежно и как бы мимоходом. – Он мне все равно никогда не нравился… Я другого оператора найду.
– Не может быть, – еще тише, нежели Маргарита Николаевна, прошептал Сергей Артурович.
– Чего не может быть? – поинтересовался я. – Думаете, я в вас не выстрелю? Ошибаетесь! И вы точно узнаете, может быть или не может…
– Не надо стрелять. – Сиразеев с мольбой посмотрел на меня, а потом перевел взгляд на Маргариту Бережную: – Получилось?
Маргарита Николаевна молча кивнула.
– Но как? Как?! – воскликнул зам по науке. – Ведь Фокин говорил мне, что все это…
– Я решила не задействовать дифференциальные фильтры, и частотная характеристика стала иной, – пояснила Бережная. – Синхронный осциллятор получил способность регулироваться самостоятельно. И ионный ток беспрепятственно проник через мягкую оболочку…
– Вы о чем говорите? – Профессор Базизян был крайне взволнован. – Что здесь за диспуты?!
– Получилось! – попыталась улыбнуться Маргарита Николаевна. – Возможность управлять механизмом нравственности – вполне реальная вещь!
– А раньше что, управлять им было нереально? – вскочил все же со своего стульчика Базизян.
– Понимаете, Борис Георгиевич, мы…
– Вы что, обманывали меня все это время? – не дал он договорить Бережной и зло посмотрел на нее и Сиразеева. Кажется, все позабыли об убиенном Степане. Вот что значит настоящие ученые, для них даже в самое критическое время эксперимент на первом месте. – Вешали мне лапшу на уши?!
– Но, Борис Георгиевич, – оправдывающимся тоном произнесла Маргарита Николаевна, – мы просто не хотели вас расстраивать, понимая, как важна для вас эта работа. Ведь вы всегда подчеркивали, что она – дело всей вашей жизни. Поэтому мы…
– Врали мне… – закончил за нее Борис Георгиевич и бессильно опустился на свой стул.
– Но сейчас-то все получилось! – нашлась Маргарита Николаевна и посмотрела на меня. – Вот вам живой наглядный пример…
– Молчать! – гаркнул я и упер ствол пистолета в живот Сиразееву, который сделал попытку выскочить «под сурдинку» из лаборатории. После чего уставился на него, не мигая. Надо сказать, в этот момент его глаза были похожи на глаза динозавра, расширившиеся от ужаса, когда он вдруг увидел летящий к земле метеорит. А мой взгляд, наоборот, – холодный и жесткий, как у статуи, сошедшей с пьедестала, чтобы покарать соблазнителя Дон Хуана. Не зря, выходит, я столько времени тренировал его перед зеркалом, добиваясь, чтобы он стал ледяным… – Фокин говорил вам, что все результаты тестирований ложны? Отвечайте, иначе я пущу вам пулю в живот!
– Да, говорил, – ответил Сиразеев. – Только не стреляйте.
– Вы взяли доклад Фокина у его невесты Светланы, так?
– Так, – ответил Сергей Артурович.
– Доклад содержал признание, что вся деятельность экспериментальной лаборатории – полная туфта, так?
– Да.
– Что вы сделали с докладом после того, как прочитали его?
– Сжег, – сказал Сиразеев.
– А что вы сделали с самим Фокиным?
Сергей Артурович промолчал.
– Знаете, я не буду вам сначала стрелять в ногу, я сразу выстрелю в живот, – угрожающе произнес я и на шаг отошел от Сиразеева, чтобы не «забрызгаться кровью».
Зам по науке воспринял мои действия как готовность к выстрелу и спешно произнес:
– Я убил его.
– Как?
– Подлил в его бутылку с минеральной водой синильную кислоту, – последовал опять поспешный ответ.
Маргарита Николаевна вскрикнула и вскочила со своего места:
– Гад! Подонок!
– Сидеть! – приказал я, и она тут же послушалась.
– Я не мог поступить иначе! – Сиразеев умоляюще посмотрел на меня, а потом перевел взгляд на Базизяна: – Если бы на конференции Фокин все рассказал, это был бы конец всему: финансовым вливаниям в отдел исследований мозга, поддержке института правительственными программами. Он просто перестал бы существовать буквально через полгода. Я действовал во имя спасения всего института!
