Двое - Адель Паркс

Клементс хочет найти эту женщину, вернуть ее домой – если этого хочет Ли. Она загружает собранные личные данные: имя, возраст, супружеский статус, когда ее в последний раз видели, описание внешности. Детектив прикрепляет фото, отмечая, что Ли Флетчер красивая. Это не должно иметь значения – на самом деле не имеет – разве только дело превращается во что-то большее, чем пропажа человека, и оказывается в газетах. Тогда это будет иметь значение. Публика всегда больше сопереживает красивой женщине, чем невзрачной, хотя эта слегка старовата, чтобы привлечь внимание нации. Женщинам старше двадцати семи нужно намного больше стараться для существования, даже быть убитой недостаточно, чтобы вызвать сочувствие, если ты не милая. Клементс вздыхает, недовольная миром. Недовольство – это неплохая реакция; она означает, что у нее еще остались силы бороться. Иногда она приходит в ярость, ей хочется бить и пинать невидимые стены, ограничивающие, теснящие, разрушающие. В другие дни она впадает в апатию. Такие дни хуже всех.

У Ли Флетчер длинные темные волосы. На фото блестящие локоны явно только что побаловали укладкой. Ее губы накрашены бледно-розовой помадой, но больше макияжа практически нет. Ей он не нужен. У нее густые и восхитительные ресницы, чистая кожа и морщинки виднеются только у глаз. Клементс думает, исчезнувшая женщина называла их морщинками смеха, избегая неприятного описания «гусиные лапки». На снимке она широко улыбаетсся. Но есть что-то в ее проникновенных карих глазах, заставляющее Клементс задуматься. Она выглядит утомленной. Большинство работающих мам выглядят усталыми – это данность – но здесь что-то посерьезнее. Она выглядит изможденной. Замученной.

Клементс качает головой. Иногда она думает, не слишком ли у нее развито воображение для полицейской. Ей нужно следить за этим. Вполне возможно, она преувеличивает.

Внезапно Клементс ощущает тяжесть руки на спинке ее кресла, кто-то наклоняется слишком близко – предоположительно, чтобы посмотреть в ее экран – на самом деле попросту вторгаясь в ее личное пространство просто потому, что может. Она мгновенно узнает размеры и запах детектива-констебля Моргана. Не глядя на него, она знает, что у него между зубов или в бороде остались кусочки еды. Его рубашка натянута на бледном рыхлом животе, обросшем темными волосами. Морган больше не привлекателен, но Клементс признает, когда-то он мог обладать определенным очарованием. Прежде, чем его уверенность преобразилась в хамство, а мышцы трансформировались в жир. Вторжение в личное пространство – и, вероятно, намного большее – это его прием, который он применял больше двадцати лет, и никакие тренинги по уместному поведению на рабочем месте уже его не изменят. Если на то пошло, она посещала с ним такие занятия и слышала, как он окрестил их «безумной политкорректностью, ничего более, чем детище женоподобных либералов». Он просто душка. Она, наверное, ненавидела бы его, если бы он не был таким хорошим копом.

– Как оно, Морган? – здоровается Клементс. Она отъезжает от него на кресле, едва не проехавшись по его ноге, но заставив отпрыгнуть от нее.

Он выпрямляется, прогибает спину.

– Сегодня, должно быть, такой день. – Ему нравится бестолково начинать разговоры, заставлять других задавать вопросы, что почему-то делает его более интересным и увлекательным, чем есть на самом деле.

– Какой день? – послушно спрашивает она.

– Исчезнувших женщин. Я только что тоже принял заявление. – Клементс холодеет, ее дыхание замирает, но она умудряется ограничить свой ответ лишь приподнятой бровью. Итак, он действительно вчитывался в ее экран. Но это не значит, что он не пытался о нее потереться, а просто доказательство, что несмотря на стереотипы он может делать несколько дел сразу.

– Да ну. Кто? Где?

– Кэй Янссен. Ее муж сообщил о пропаже. Ей немного за сорок, босс.

Клементс не начальница Моргана. Она даже не старше него рангом. Они на одном уровне. Однако она на пятнадцать лет моложе и с большей вероятностью сдаст экзамены и получит повышение, а он, вероятнее всего, уже не продвинется. Использование титула «босс» пронизано сарказмом. Он не воспринимает эту «девчушку» как ровню. Это все из-за ее груди. Не то чтобы она была особенно примечательной. Не особо большая или маленькая, но ее существования – доказывающего, что она женщина – достаточно, чтобы убедить Моргана, что Клементс по определению ниже его. Поэтому он смеется над мыслью, что однажды она будет выше него по званию. Он шутит об этом сейчас, чтобы когда это случится в действительности, это не казалось угрожающим или даже важным.

– Муж звучал пафосно, может, иностранец. Датчанин? С такой-то фамилией – Янссен. Некоторые иностранцы говорят так вычурно, что кажутся больше англичанами, чем мы, а? Я как раз собираюсь к нему, поговорить лично. Чтобы разобраться.

– Не возражаешь, если я его возьму? – Клементс пытается не выдать свой энтузиазм. Если он поймет, что она очень хочет это дело, он воспримет это как услугу ей. А если он сделает ей услугу, она будет ему должна.

– Думаешь, они связаны?

– Возможно.

Морган почесывает живот, выглядывает в окно. Снова идет дождь.

– Валяй, – говорит он.