– Нам туда, – указал Виталий в конец аэровокзала.
Закинув вещи в багажное отделение, друзья разместились в просторном салоне автомобиля. Александр плюхнулся на сиденье рядом с водителем, предоставив Эдгару на выбор места сзади. А тот мечтал смотреть в лобовое окно и постепенно вливаться в город, знакомясь с ним заново. Он не стал просить поменяться местами, нашел простейший выход: устроился посередине и подался корпусом вперед, уложив локти на спинки двух передних сидений.
Выехали на шоссе…
На парковой лужайке, окруженной кудрявыми кустарниками и деревьями, группа молодых разношерстных людей спорила о чем-то важном. Группа была разделена на две части, грубо говоря, на старших и тех, кому едва исполнилось семнадцать-двадцать. Причем первая группа из шести человек вела себя мирно, чего не скажешь о второй, правда, ребята еще не дошли до той стадии, когда наиболее убедительным аргументом становятся кулаки. Хотя единственная и самая юная особа в их компании упорно провоцировала на конфликт, задираясь. Впрочем, делала она это не сознательно, а потому, что была плохой девочкой в общепринятом смысле. За спиной Майка чувствовала поддержку четверых парней, но не соизмеряла силы двух групп, конечно, в случае потасовки победили бы парни постарше, среди которых были и совсем взрослые.
– И чем это мы вам не нравимся? – тарахтела Майка на высоких нотах, тараща наглые глазенки семнадцатилетней дурехи. – Что за дискриминация! У нас бабки не те? Или наши колеса вас не устраивают?
– Цыпа, тебе скока лет? – осведомился Звездин из старшей группы.
– Много, мальчик, много, – прищурившись, замурлыкала Майка. – Я хорошо сохранилась.
За ее неширокой спиной заржали пацаны, переглядываясь и подмигивая друг другу. Усмехнулись и те, что стояли напротив, но по-мужски снисходительно, не пряча усмешек, высокомерие из них просто выпирало, Майку это злило.
Внешне она едва дотягивала до подросткового возраста и походила больше на мальчика – женские прелести еще не выросли, может, никогда и не вырастут, но она надеялась. Майя отрастила волосы до лопаток и начесывала их нещадно, чтоб издали было видно: девушка идет. Мало помогало, потому что геи принимали ее за своего-свою. Майка нацепила на себя бижутерию: серьги до плеч, цепочки с подвесками, браслеты. Отказалась от брюк, а брюки так практично! Но чего не сделаешь ради идентификации с женским полом. Она натянула короткую юбку, для удобства – лосины, ведь в одной маленькой тряпке на бедрах ни сесть, ни наклониться нормально нельзя. В довершение замазала личико косметикой, теперь уж никто не спутает ее с пацаном, однако образ получился… мама дорогая! Но у Майки нет мамы, иначе родительница упала б в обморок, увидев дочь, и не очнулась бы никогда.
– Слышь, а права у тебя тоже сохранились? – впервые за время переговоров открыл рот Джидай, лидер взрослых. Описать его можно мизерным количеством слов: нос, сонные глаза, кудри ниже плеч и тело любителя пива.
Майка вытянула накрашенный рот трубочкой, соображала, как сказать, чтоб весомо было. Хотелось бы и остроумием блеснуть, но мозги находились в спячке, к тому же отсутствие чувства юмора у Джидая нарисовано на роже. Майка указала большим пальцем себе за спину на Федьку:
– Права есть у него.
Лучше правды ничего не бывает. А Федя для двадцати одного года выглядел здоровым, сильным, бесспорно красивым. Он стоял вплотную к девчонке, из нагрудного кармана кожаной куртки вынул права и потряс ими в воздухе, улыбаясь во всю ширину большого белозубого рта. Майка вызывающе прислонилась спиной к нему, подняла руки и обняла его за шею, глядя на Джидая с торжеством.
– О’кей, – бесстрастно буркнул Джидай, что означало согласие. Группа Майки не спешила радоваться. – Предупреждаю: у нас все соблюдают правила, абсолютно все. Принципиально соблюдают. Надеюсь, это понятно? – Дождавшись кивков всех пяти голов, он продолжил, указав на Майку пальцем-сарделькой: – Я знаю, что она садится за руль. Если увидим…
– Понял, понял, – сказал Федя, показав ладони в перчатках без пальцев.
Джидай дал отмашку, и его группа как по команде удалилась. Один Звездин оглянулся, затем, сплюнув в сторону, спросил:
– Зачем нам эти сосунки? Джидай, тебе проблем мало?
– Проблемы будут, если эта наглая Килька пожалуется своему пахану, – проворчал тот. – Да и касса заметно увеличится, значит, и выигрыш. С них возьмем двойную таксу – вступительный взнос и на кон. Не переживайте, чуток поиграются и отвалят. А у нас останутся бабки.
Группа «сосунков» тем временем потирала руки, а Майка, взявшая на себя бремя лидерства, сжала костлявый кулачок и процедила:
– Yes! Мы их сделаем.
* * *
Дорога из аэропорта длинная, ровная, монотонная. Сократить ее легко – интересной беседой, но, мельком взглянув на дремавшего Сашку, Виталий усмехнулся: за многочасовой перелет у бедняги не нашлось ни полминутки поспать! Трогать его – нет, пускай лучше симулирует сон. Виталий, не отрывая взгляда от дороги, по которой они летели, втянул в диалог Эдгара:
– Как тебе удалось пробыть в Китае год? У меня мультивиза с правом многократного посещения в течение года, но максимальное пребывание в стране все равно ограничено – не более девяноста дней.
– Да без проблем обошлось, – пожимая плечами и тем самым тоже выражая недоумение, сказал Эдгар. – Я просто получал разрешение… не знаю как.
– Могу объяснить твой феномен одним: везение.
– Эдгар, охота тебе вводить в заблуждение народ? – сонно промямлил Сашка с первого сиденья. – Какой феномен, где? Ты же давал уроки русского языка и с тебя пылинки сдували.
– Вряд ли это причина, – проговорил Эдгар тускло. – Нет, наверно… да… я просто везучий… кажется.
Когда о собственном везении говорят упавшим тоном, посещает тревожная мысль: не излечился. Но ведь все проходит со временем, это Виталий знал по себе и знакомым. Кстати, года достаточно, чтоб любая боль утихла, посему тревогу он посчитал необоснованным беспокойством.
– Ну, как, освоил китайские практики? – поинтересовался Виталий с легкой иронией, лишь бы вывести друга из опасной задумчивости.
– С ума сошел? – засмеялся Эдгар. – Этим надо заниматься с детства. Моя задача была проще: я учился управлять собой. А ты? Освоил китайскую медицину?
– С ума сошел? – в тон ответил Виталий. – Этим надо заниматься с пеленок. Но тружусь, тружусь над загадками древних эскулапов, заодно изучаю человека, копаясь у него внутри. Сегодня вечером жду, Лариса обещала пельмени.
– Лариса? – проявил вялую заинтересованность Эдгар. – Кто такая?
– Ну, кто-кто… – многозначительно хмыкнул Виталий, бросив лукавый взгляд назад. – Разве я не говорил тебе, когда приезжал?
– И я рассказывал, – подал голос Сашка. – Но земные дела проходят мимо Эдгара, они же внизу, а он высоко над облаками витает.
Несмотря на скепсис, он точно охарактеризовал друга. Однако признать это – значит разрешить ему и в дальнейшем указывать на изъяны. Сашка страдает отсутствием чувства меры, да и с юмором у него напряженка. Тяжелый типчик. Если не в настроении – не подходи к нему, если высказывает точку зрения – чужое мнение не воспринимает, вспыльчив и нетерпим, в общем, безнадежный максималист. И все же в этих проявлениях просматривается ребячье упрямство, видимо, в нем до сих пор живет дитя, а это уже… диагноз.
Борется с ним Виталий один, точнее, воспитывает, хотя с формированием личности безнадежно запоздал – Алексашке тридцать один стукнул. Четвертый десяток теперь только усугубит привычку быть истиной в последней инстанции, а нетерпимость превратит его в злобного карлика. Ростом он не вышел, физия тоже не ах – м-да, плоховато над ним потрудились. Глаза только и привлекают ясной синевой, но глубоко посажены, а за густыми ресницами их вообще сложно разглядеть.
Виталька другой, прямо противоположный. Успешен настолько, насколько хочет, а значит, ему подыгрывает судьба, дав возможность экспериментировать над собой. Эксперименты штука дорогая, если ими заниматься всерьез, но она же – судьба – подкинула папин карман, бездонный, надо сказать. Незаработанные деньги портят – всем известный факт, а Виталий исключение. И натура он цельная, не распыляется по пустякам, подчиняет хобби единственной забаве – медицине, но не ради тщеславия, нет. Ради любопытства и страсти к познанию! Остался последний пункт – внешность. Смугл, темный шатен, кареглаз, скуласт… Симпатичный, не более того, а тем не менее! Обаяние и доброжелательность кого угодно украсят, значит, Виталий почти идеал. К сожалению, в мире устроено так: если кому везет, то во всем, а о том, что устройство несправедливо, знает даже школьник.
В салоне царило молчание, будто трем друзьям не о чем потрепаться. Так и подъехали к дому Эдгара, о чем напомнил Виталий:
– Твой подъезд. Тебя проводить?
