Больше торчать на остановке как дуре реально тупо, караван скоро двинется, а я тут все стою и стою… Пора! Стремглав и вприпрыжку, уже без вялой рефлексии и надуманных страхов, добралась до хвоста желтопузой змеи из «Икарусов», и сразу нырнула в наш еще пустой автобус бросить сумку, чем напугала водителя так, что он перекрестился. Советский человек, между прочим! Но с перепугу все крестятся, а не честь отдают — природу не обманешь! Выглядываю с подножки автобуса, ага, все «городские» из постоянного состава нашего отряда уже тут: Ленки-Пенки, Бабочки-Горелки, Мухи-Толики и еще человек под тридцать. Но этого мало, заведение «Тайга» столь престижное, что «путевки» к нам продают «из-под полы» и выигрывают на школьных конкурсах. Смотрю, «новеньких» десять-двенадцать наберется, нелепо озираясь к родителям, они явно выказывают тревогу. Отправление на носу, а путевки у них никто так и не принял? И стол наш пуст, только табличка «Первый отряд» светится на белой картонке. Осматриваясь по верхам, ищу глазами Егора, нашего бессменного «вожатого» все десять сезонов, что мы приезжаем в «Тайгу». Егор по совместительству еще и большой пионерлагерный начальник и поэтому носится с мегафоном туда-сюда по площади весь в «мыле» и толпе вопрошающих, ему точно не до нас, а второго «вожатого» отчего-то все еще нет. Нет «вожатого» у нас вообще, потому что пол отряда должны бы работать сами, по восемнадцать многим стукнуло, или «он-она» куда-то задевались в толкотне, уже не важно. Я спешно соскочила с подножки и заняла «пост». И тут же мне в нос полезли книжицы-путевки, не глядя в лица я начала быстро заполнять список на отправление, а какая-то тетя, такие всегда откуда-то берутся, решила меня пристыдить:
— Вы тут, что себе думаете, девушка? Где вы шляетесь-то? Мы тут стоим и стоим! И сколько вам лет вообще? Как вам доверять ребенка, если вы так относитесь к своим прямым обязанностям?
Я подняла голову и взглянула на ребенка: парень метр восемьдесят с ярко выраженной щетиной.
— Мои прямые обязанности — стоять и тупить с друзьями, лет мне шестнадцать, и я не претендую на такое доверие. Егор Константинович Сотников, действующий директор лагеря по «методической» части и по «безопасности» в придачу, еще и «вожатый первого отряда», он вон там, исполняет свои прямые безграничные обязанности. Безопасность тут всех дико интересует, а у него есть табельное оружие и он показывает нервным родителям, что ему «точно есть чем от медведей отстреливаться», потом еще доказывает, что и полномочия такие имеются, вверенные ему Центральным УВД по должности «старшего оперуполномоченного». Вот в его «погонах» я путаюсь, звание не скажу, вдруг его уже повысили. Если вы готовы проявить гражданскую позицию и помочь нашему доблестному персоналу, то замените нашего товарища на его посту, передав другим товарищам вышеизложенную информацию, вот тогда Егор Константинович всех тут же бросит и займется переписыванием…
Все это время я продолжала заполнять списки, итог — тридцать девять человек, ни фига себе «отряд переростков»! Но чем больше пионеров в отряде, тем больше свободных парней, уйма шансов на свидание у «нецелованой» и проблем с многозадачностью у меня явно не будет.
— Хамка, — ответила тетя, а сын извинился жестами за ее спиной.
— Спасибо, — ответила я парню вслух.
И тут я увидела того, кого ожидала встретить только завтра уже в лагере — Ванька! Нашей разлуке всего неделя, но, конечно, я успела соскучиться, он как пароход среди баркасиков высился над всеми подростками и их родителями. Не так уж он долговяз, а плечи скручивает всю дорогу, словно извиняясь, что так неприлично хорош собой. Толпа самопроизвольно расступается, особенно девицы, и все пялятся на него как на явление. Пергидрольная тетя тоже уставилась, задрав подбородок и обнаружив под ним шею, и тоже расступилась со всей своей непривычностью уступать кому-то хоть что-то. Ванька, еще не минуя столик, уже прибрал меня в свое дружественное поле длиннющими руками, прокрутился через препятствие и приспустился ко мне сверху вниз, а тетя икнула:
— Да что тут у вас творится такое! Это что за безобразия! — она тряханула пухлым кулачком перед моим, а не Ванькиным носом.
— Не видите, это сеструха моя! Ну, мы «близнецы» и не виноваты — судьба такая, нам необходим телесный контакт, только она у меня мелкая, ест плохо… — ответил ей Ванька, а тетя присмотрелась к нам внимательно.
— Ну, тогда ладно, — она вдруг смирилась и отвернулась, сын густо покраснел, я же этому сыну показала жестом, где она у всех застряла, а он мне солидарно кивнул в ответ. И это не кокетство, я не умею какие-то «завратые» вещи из себя специально вытаскивать, это просто поддержка — никто парня по его предкам судить не собирается, это же предки!
— Вань, снеси путевки-списки на главный «пост», а то никак не отправимся, — сунула Ваньке папку, и он уплыл по расступающимся водам толпы, меня-то сразу бы затоптали.
Конечно мы с Ванькой никакие не «близнецы» и даже не родственники! По духу, возможно, но не по крови, он даже не мой парень, то есть категорически не парень он мне, поэтому мы и называемся «близнецами», так нам действительно проще представить окружающим наше отношение друг к другу, а внешняя «похожесть» если и есть, то лишь в некоторой общей высветленности, не более того. Ванька Ветров где-то «у бога за пазухой» раздобыл эллинское лицо в белокудрых тенях, кудри он нещадно срезает, явно чураясь этого «девчачьего», по его убеждению, достоинства, но они с непоколебимостью отрастают вновь, мол, «не уничтожить тебе, парень, столь милый эльфообразный лик». Ванька бесится и хорошеет, подростковость его совсем не задела нелепостью и прыщами. Растет как на дрожжах, словно действительно, в конце концов, собирается своим торсом «подпирать небо». И при этом он отвратительно умен, в МГУ его лично пригласили как победителя юношеских математических олимпиад, видимо так детский аутизм на его мозгах сказался. Вот бы и мне такой эффект откопать в моих внутренних вывертах, но мне никакой выгоды от моей «чудинки» не досталось. Ванька наоборот не ценит «дары» вовсе, на публику каламбурит и дурит, выставляет себя чаще не вполне удачно и бывает болтлив как назойливая муха, чем, видимо, и зализывает раны своего безобразного совершенства. Ванька — мой лучший друг.
Егор объявился, схватил бумажки, попутно чмокнул меня в лоб, ну, я ему, типа, племянницы. Зоя, моя бабушка, трепетно дружит с его мамой Аней. Егор Константинович тут же что-то проорал в «мегафон», вблизи не разобрать этого бульканья, и снова обернулся ко мне:
— Все что ли? Можно ехать? Дурдом. Я в полном охренении! Нет, это все, последний год так скачу, теперь только «черноморские курорты», — он понял, что «списки» отряда на отправление уже готовы, выдохнул.
— Что, в «Артек» подашься, к конкурентам? — спросила его Горелка, то есть Таня Горелова. Девки «новые» и те, что «старые», из постоянного состава отряда, тут же облепили стол. Такая уж у Егора харизма, невыносимая для дам любого возраста, сословия и положения, хотя сам он совершенно не мил.
Егор Сотников скорее груб и хамоват своей непоказушной брутальностью и полным нежеланием производить впечатление, что действует с прямо противоположным эффектом. Толпа уже залипла вокруг стола, а пока я тут торчала, никто к этому «пятаку» так и не обернулся, кроме записывающихся в отряд новеньких. В этом году многие наши парни догнали Егора в росте и даже переросли, что не сделало его визуально ниже, он такой весь заметный, мускулисто-эластичный, движения все скупые и сам немногословен. Ну и джинсы на нем круто сидят. Это же важно для девушек? Для Егора нормально выдавать информацию междометиями, ключевыми словами, полужестами, но это скорее профессиональный отпечаток и никак не признак косноязычия. Именно Егор рассказывает пасторальные истории на пионерских кострах в литературном стиле, традиционном для радиопостановок, и голос у него такой же глубокий, убаюкивающий, как у дикторов. Но чтобы таким узнать Егора нужен особый случай, в основном он резок и уклончив в общении, типичный одиночка и даже бука. И только некоторые его жесты выдают порой, каким он был в юности — эмоциональным и порывистым, когда он, как сейчас из-за этой нервной суеты, выправляет «шатенистый» чуб резким движением кисти — так и не дашь парню его тридцать. Но чаще он смотрит на мир молча, спокойно, без суеты и лишних движений. Острые подвижные желваки на скулах погрубевшего лица и «вечно-руки-в-карманах» выдают внутреннюю жесткость и сосредоточенность на чем-то, посторонним недоступном. И чего они все тут вокруг него толпятся?
Егор вновь помчался куда-то, и скученность у стола резко рассосалась, а за этой кучей-малой я сразу и не увидела уже в объятиях Бабочки, то есть Ленки Пантелеевой того самого, кто косвенно является еще одной упорной причиной, почему мне так нестерпимо надо в эту «Тайгу». Да вот так! И себе я честно признаюсь — этот парень моя запредельная мечта, мой сон, стоит только закрыть глаза. Рома Валевский не только объективно «звездный персонаж», музыкант, вокалист и все такое, так еще и главный «мажор» не только лагеря, но и всех близлежащих весей. Дед его Меркулов — супербосс «Десятки», нашей «Тайги» и еще тех двадцати «нижних» лагерей на Енисее, что построены от мегаполисов Сибири, Камчатки, Дальнего Востока и Крайнего Севера. В тех краях — «вечная мерзлота», так что наш местный, резко континентальный климат с тридцатиградусным летом в два месяца — вполне себе курорт.
