Мы начали со столовой. Засовывая в сервант пустые ящики, мы одновременно старались вспомнить, что находилось в каждом из них, и я с его слов записывал. Раньше здесь лежало немало массивного столового серебра, приобретенного еще в прошлом веке предками Дональда. Дональд любил старинные вещи и пользовался ими прямо-таки с наслаждением. Но теперь он нисколько не горевал о пропаже, словно вместе с имуществом исчезли и все его эмоции. Голос его звучал равнодушно, а к тому времени, когда мы справились с сервантом, – даже скучающе. Он смотрел на пустые полки, где хранилась великолепная коллекция фарфора XIX столетия, и лицо его ничего не выражало.
– Не все ли равно, – бросил он хмуро, поймав мой взгляд.– У меня уже нет сил огорчаться.
– А как же быть с картинами?
Отсутствующим взглядом он обвел голые стены. Там, где висели картины, четко виднелись светлые пятна оливковой краски. В этой комнате были собраны работы современных британских художников. Дональд не любил эти картины, считая, что они созданы не в лучшие для этих художников дни, режут глаз и вызывают отрицательные эмоции.
– Ты, наверное, помнишь их лучше, чем я, – предположил он.
– Кое-что припоминаю.
– Хорошо бы что-нибудь выпить.
– Только бренди, – ответил я.
– Мы можем выпить вина.
– Какого вина?
– В подвале… – Он вдруг широко раскрыл глаза. – Бог мой! Я забыл о подвале!
– Я даже не знал, что он у тебя есть.
– В нем идеальные влажность и температура для длительного хранения вина. В бордо и в портвейн, которые там стоят, вложено немало денег.
В подвале, конечно, ничего не оказалось. Только три ряда пустых стеллажей от пола до потолка и одна-единственная картонная коробка на простом деревянном столе.
Дональд лишь передернул плечами:
– Ну вот… Вот, значит, как…
Я снял крышку с коробки и увидел изящно закупоренные горлышки бутылок.
– Хоть это в спешке не взяли, – сказал я.
– А может, сознательно, – криво усмехнулся Дон. – Австралийское вино. Мы привезли его с собой из поездки.
– Лучше, чем ничего, – сказал я небрежно, вытаскивая бутылку и читая этикетку.
– Оно лучше многих сортов. Большинство австралийских вин не имеют себе равных.
Я отнес ящик наверх и поставил на стол. Ступеньки из погреба вели в подсобное помещение, где стояли стиральные машины, пылесосы и прочая домашняя утварь. Я всегда принимал дверь погреба за обычный стенной шкаф и теперь задумчиво смотрел на нее – ничем не приметную, выкрашенную в белый цвет панель, совершенно не выделявшуюся на общем фоне.
– Как ты думаешь, грабителям было известно, что в доме хранится вино? – спросил я.
– Не знаю.
– Я никогда бы не нашел его.
– Потому что ты не грабитель. – Он достал штопор, откупорил бутылку и наполнил два стакана темно-красной жидкостью.
Я попробовал. Вино было чудесным, даже на мой непрофессиональный вкус.
Дональд пил вино не смакуя, как воду. Стакан раз или два звякнул о его зубы. В его движениях ощущалась неуверенность, будто он никак не мог вспомнить, как что делается. А все потому, что его мысли были поглощены Региной, и это буквально парализовывало его.
Тот, прежний, Дональд был человеком, уверенным в себе. Он умело вел свой бизнес, перешедший к нему по наследству, постепенно расширяя его географию. У него было волевое лицо, улыбчивые, с янтарным отблеском глаза. И он не жалел денег на модные прически.
Теперешний Дональд был растерян, раздавлен несчастьем, хотя и старался держаться, но слишком неверной была его походка, когда он шел по лестнице.
Мы провели вечер на кухне. Говорили о всякой всячине, выпили, что-то съели и снова разложили по полкам съестные припасы. Дональд старался вовсю, но половину банок поставил вверх дном.
У парадной двери за вечер звонили трижды, однако не так, как было условлено с полицией. Телефон не звонил совсем – я отключил его. Дональд отклонил предложение друзей пожить у него. Он буквально содрогался при мысли, что ему придется говорить с кем-то, кроме меня и Фроста.
– Почему они не убираются прочь? – спросил он в отчаянии, после того как в парадную дверь позвонили в третий раз.
– Они уберутся только после того, как увидят тебя, – сказал я и мысленно добавил: «…выжмут все, что им надо, и отшвырнут за ненадобностью».
– У меня на это нет сил, – устало сказал он. Ситуация напоминала осаду.
Потом мы отправились наверх, чтобы хоть немного поспать. Хотя было не похоже, что Дональд проспит дольше, чем в прошлую ночь, когда он почти не сомкнул глаз. Полицейский врач еще накануне оставил снотворное, но Дональд к нему не притронулся. Я силой пытался заставить его принять лекарство, однако безрезультатно.
– Нет, Чарльз. Это было бы изменой. Забочусь только о себе, а не о… Какой ужас пережила она, не видя рядом никого из тех, кто мо… кто любил ее…
Он словно старался найти утешение в собственных страданиях. Я кивнул и больше не приставал к нему со снотворным.
– Ты не будешь возражать, – начал он несмело, – если я лягу в отдельной комнате?
– Разумеется, нет.
– Можно постелить тебе в соседней?
– Конечно.
Он открыл шкаф и показал, где белье.
– Ты справишься сам?
– Не беспокойся, – ответил я.
Он повернулся и вдруг замер, заметив светлое пятно на голой стене.
– Они взяли Маннинга! – вскрикнул он.
– Какого Маннинга?
– Которого я купил в Австралии. Я повесил картину здесь всего неделю назад. Хотел показать ее тебе. Почему и попросил приехать.
– Жаль…
Нет, это не то слово.
– Все, – сказал он безнадежно. – Все пропало!
В воскресенье Фрост прибыл снова – такой же энергичный, со спокойными, все замечающими глазами и сдержанными манерами. Я открыл парадную дверь после его условного звонка, и он прошел за мной в кухню, где мы с Дональдом обосновались, видимо, надолго. Я молча показал на табуретку.
– У меня есть для вас две новости, – сказал он официальным тоном. – Во-первых, несмотря на то что мы тщательным образом осмотрели весь дом, нам не удалось обнаружить никаких отпечатков пальцев.
– И нет никакой надежды?
– Нет, сэр. Профессиональные грабители всегда надевают перчатки.
Дональд терпеливо ждал с безразличным выражением на своем посеревшем лице, казалось, то, о чем говорил Фрост, совсем его не касалось. Ничто, подумал я, не имеет теперь для него значения.
– Во-вторых, мы выяснили, что в пятницу после обеда возле вашей парадной двери стоял фургон.
Дональд тупо посмотрел на него.
– Темного цвета и весь в пыли, сэр.
– О-о! – произнес Дональд равнодушно.
– Так, – вздохнул Фрост. – А что вы знаете о бронзовой статуэтке коня, мистер Стюарт? Коня, вставшего на дыбы?
– Она в холле, – машинально ответил он и добавил, нахмурив брови: – Я хотел сказать, что она была там. Сейчас ее нет.
– Откуда вы о ней узнали? – спросил я Фроста и, еще не закончив вопроса, догадался, каким будет ответ. – О нет!.. – У меня перехватило горло. – Я подумал, может, вы нашли ее… Может, она выпала из фургона?
– Нет, сэр. – Его лицо оставалось невозмутимым. – Мы нашли ее возле миссис Стюарт.
Дональд тоже сразу понял, о чем идет речь. Он резко поднялся, подошел к окну и стал смотреть на опустевший сад.
– Тяжелая, – выговорил он наконец.
– Да, сэр.
– Все произошло… быстро?
– Да, сэр, – повторил Фрост, и слова его прозвучали скорее как констатация факта, чем утешение Дональду.
– Бедная Регина!.. – еле слышно прошептал Дональд. Горе совершенно подкосило его. Он тяжело опустился в кресло и отсутствующим взглядом уставился в пространство.
Фрост осторожно перевел разговор на другое: попросил, чтобы никто из нас не входил в гостиную, которую полиция опечатала.
А вообще они закончили обследование дома, и можно смести с полированных поверхностей серо-белый порошок для определения отпечатков пальцев.
Дональд никак не отреагировал на эти слова.
Подготовил ли мистер Стюарт список украденных вещей?
Я подал ему лист с перечислением столового серебра и картин, которые смог вспомнить. Фрост неодобрительно поднял брови и сказал:
– Нам нужен более подробный список, сэр!
– Попробуем вспомнить сегодня еще что-нибудь, – пообещал я. – Кстати, украдено также большое количество вина.
– Вина? – переспросил инспектор. Я показал ему пустой подвал. Он осмотрел его и надолго задумался.
– Нужно было порядочно времени, чтобы вывезти все дочиста, – заметил я.
– Похоже, что так, – протянул он. Он посоветовал Дональду подготовить короткое заявление и зачитать его перед репортерами, которые еще стоят во дворе, пусть уж лучше убираются…
– Нет, – резко ответил Дональд.
– Всего лишь короткое заявление, – продолжал настаивать Фрост. – Мы можем подготовить его вместе, если вы не против.
В сущности, Фрост все написал сам. Он не меньше Дональда был заинтересован спровадить докучливых репортеров, от которых ему приходилось постоянно отбиваться. Мой кузен в конце концов согласился выступить с этим заявлением перед репортерами. Составленное в виде полицейского акта, оно было так далеко от пережитого им, что позволило бы ему зачитать его более или менее спокойно.
