Но хотела она именно этого. Кейт сразу обо всем догадалась, и Кейт была права, как это часто с ней бывает, когда речь идет о том, что у других на уме. Робин Кеннеди с благодарностью ухватилась за эту фразу Кейт, воскликнув:
— О да! Никто из нас не способен на это, правда-правда! — И обратилась ко мне умоляющим тоном: — А может быть, вы согласитесь?
— Ну… — начал было я, чувствуя, что попался в ловушку. Мне не хотелось высовываться ни ради Робин Кеннеди, ни ради кого другого. Я выходил из дому несколько месяцев тому назад в силу необходимости, чтобы подзаработать деньжат и обеспечить себе еще год или чуть больше безмятежного существования, но это было лишь раз и отбило у меня желание повторить опыт: честно говоря, эта вылазка не вызвала у меня особого желания повторить ее в ближайшем будущем.
Я чувствовал на себе взгляд Кейт, но избегал встречаться с ней глазами. Она хотела, чтобы я пошел с этой девушкой, я это знал, и лишь отчасти из-за того, что Кейт сразу же прониклась к ней симпатией. Основная же причина была в том, что она полагала, что мне гораздо полезнее шевелиться, чем сидеть без дела. Здесь Кейт была не права, но нельзя же винить ее за такие мысли.
Девушка продолжала умолять:
— Прошу вас, мистер Тобин. Если бы вы только смогли, если бы вы с ним поговорили. Мы вложили в этот кафетерий все, что у нас было, и, если он прогорит, мы пропали. А если этот человек от нас не отстанет, к нам никто не будет ходить, и мы останемся на бобах. Прошу вас.
— Как зовут этого полицейского? — спросил я.
— Эдвард Донлон. Детектив второй категории.
— А сколько ему лет?
Она пожала плечами; слишком стар.
— Не знаю, — сказала она. — Около пятидесяти, наверное.
Значит, где-то за сорок. Молодые склонны преувеличивать возраст тех, кто старше.
— Как он выглядит? — спросил я.
Не успела она ответить, как вмешалась Кейт:
— Митч, сходи и сам на него полюбуйся. Иначе ты ничего не выяснишь.
— В этом нет необходимости, — возразил я. — Может, тут что-то другое.
— Тем более, — настаивала она.
— Он обронил, что вернется в воскресенье, — продолжала девушка. — Завтра. Он сказал, в воскресенье после обеда.
— Вот тогда ты и встреться с ним, — заметила Кейт.
— Я могу кое-кому позвонить, — ответил я. — У меня в полиции остались еще знакомые… Какой у вас участок? — спросил я девушку.
— Митч, это же несерьезно! — воскликнула Кейт. — Ты что — хочешь еще усугубить их положение?
Робин Кеннеди смотрела поочередно то на меня, то на Кейт, и лицо ее принимало все более озабоченное выражение.
— Если вы не хотите… — произнесла она срывающимся голосом.
Но я уже понял, что это неизбежно. Придется посвятить этому почти целый день. Когда я подумал, что предстоит разговаривать с кем-то из полиции, с теми, кто, может, знает меня по имени, и в курсе того, что я натворил, у меня все внутри напряглось, хотя такая возможность и казалась маловероятной. На службе в полиции числятся тысячи людей, а имя Митчелла Тобина вряд ли вызовет какие-нибудь ассоциации больше чем у сотни.
От этой мысли мне намного лучше не стало. И все же я знал, что ничего другого не остается. Придется завтра доехать на метро до Манхэттена, встретиться с копом-хапугой и выяснить, что можно сделать, чтобы помочь этой молодежи с их заведением. Едва ли имело смысл объяснять Робин Кеннеди, что их предприятие все равно обречено, независимо от результатов моей миссии. Этот хрупкий бизнес то и дело возникает на окраинах Гринвич-Виллиджа. Им занимаются юнцы, глядящие на мир широко раскрытыми глазами, сами не знающие толком, чего хотят, и не имеющие ни малейшего понятия, как вести дела; несколько месяцев они ни шатко ни валко кое-как перебиваются с хлеба на воду, а потом их предприятия заканчивают свое существование либо в залах для судебных разбирательств, либо в потоке неоплаченных чеков. В бытность свою на службе мне частенько доводилось иметь дело с юнцами-предпринимателями, рухнувшими под бременем долгов, и я так насобачился, что с первого взгляда мог определить так называемый бизнес, неспособный на самом деле продержаться и один финансовый год.
Но с Робин Кеннели я своими мыслями не поделился. Сказал только:
— Ладно, приду. В котором, он сказал, часу?
После обеда. Вот я и прибыл в назначенное время в «Частицу Востока», а Робин Кеннели, перепачканная в крови и все еще сжимавшая в руках нож для разделки мяса, лежала у моих ног без сознания.
Я обратился к усатому юнцу:
— Иди запри парадный вход. Где тут у вас телефон?
Ответа не последовало. Я поглядел на него и увидел, что он, побледневший и с трясущимися губами, стоит уставившись на лежащую на полу девушку. Пришлось дернуть его за руку.
— Очнись. Иди запри дверь. И ответь, где телефон.
Он вздрогнул, моргнул и затряс головой, словно внезапно пробудившись от глубокого сна. Поглядел на меня расширенными глазами.
— Телефон, — проговорил он. — Там, на стене. — И указал на противоположный конец кухни.
— Хорошо. Иди запри дверь.
— Да. Да, сэр.
Он ушел, а я направился к телефону. Набрав номер дежурки, сообщил свое имя, откуда звоню, и сказал:
— Пришлите полицейскую машину, здесь, похоже, поножовщина. И «скорая помощь» тоже понадобится.
Повесив трубку, я прошел в зал и обнаружил, что молодой человек, как манекен из витрины, застыл у двери.
— Ты ее запер?
Он бросил на меня испуганный взгляд.
— Да, — ответил он и подергал за ручку.
— Еще какая-нибудь лестница есть? — спросил я. — Как еще можно подняться наверх?
Он покачал головой.
— Должна быть, по крайней мере пожарная, — возразил я. — Где она? Сзади?
— Да. Сзади.
— А еще какой-нибудь выход? Раскинь мозгами!
Он снова заморгал:
— Нет, больше нет. Только лестница, вот эта лестница. И пожарный выход.
— Ладно. Стой здесь. Я вызвал полицию и «скорую помощь». Когда они сюда прибудут, впусти их. Никого другого не пускай. Ясно?
Он кивнул.
— Хорошо. Как тебя зовут?
— Джордж, — ответил он. — Джордж Пэдберри.
— Это у тебя брат — почти адвокат?
— Да, — с удивлением отозвался он. — Ральф. Мой брат Ральф.
— Наверху есть сейчас кто-нибудь?
— Наверху?
— Из тех, кого ты знаешь.
— Ну, только Терри.
— Терри Вилфорд?
Он снова кивнул:
— Там его пристанище.
— Он тут один?
— Да, единственный жилец, — сказал Пэдберри. — Кроме него, больше никого.
— Ладно. Никуда отсюда не уходи.
— Не уйду.
Я поспешно прошел по длинному залу и, войдя в кухню, обнаружил, что Робин Кеннели все еще без сознания. Она прерывисто дышала, и лицо ее, все в кровавых потеках, было мертвенно-бледным.
Я прошел мимо девушки, разыскал дверь между плитой и раковиной и, раскрыв ее, вновь очутился в потоке солнечного света. И жары. Контраст между этим прохладным, похожим на грот помещением и окружающим миром был поразительным. Когда я открыл дверь, меня обдало влажным пахучим жаром, и я почувствовал, как на лбу и на руках выступили капельки пота.
Шагнув за порог, я очутился в квадратной светло-серой бетонной коробке с небом вместо крыши. С четырех сторон от меня возвышались стены, справа и слева — сплошные, спереди и сзади — с оконными прорезями. По стене здания, из которого я только что вышел, черными витками устремлялась вверх пожарная лестница, но на противоположной стене ничего подобного не было. Одного взгляда было достаточно, чтобы убедиться, что в здание напротив отсюда не попасть: окна не только находились от земли на высоте около десяти футов, но и были зарешечены.
С того момента, когда Робин Кеннели, как в мелодраме, рухнула к моим ногам, сюда никто не выходил. При условии, что спуститься сверху можно было или так, как это сделала Робин, или же по пожарной лестнице, через этот тупик, тот, кто находился наверху пять минут назад, должен был все еще оставаться там.
Я вернулся на кухню, закрыл за собой дверь и увидел, что Робин начала приходить в себя. Ее движения были вялыми, неуверенными, плохо скоординированными. Я подошел к ней, присел на корточки и, не касаясь ее, спросил:
— Ты можешь рассказать мне, что произошло?
Она с трудом сфокусировала на мне глаза:
— Мистер Тобин?
— Что произошло наверху?
Она нахмурилась, пытаясь сосредоточиться.
— Наверху?
— Ты не помнишь?
Она поднесла было к лицу руку и остановилась, глядя на размазанную по ней кровь. Тем же неестественно высоким, тонким голосом, каким произнесла единственную фразу перед тем, как потерять сознание, она спросила:
— Что произошло? Что со мной случилось?
— Не знаю, — ответил я. — Не пытайся подняться, оставайся на месте. Я вызвал полицию.
Она в замешательстве поглядела на меня:
