— Так что? — почему-то шепотом спросил физик.
— Витя, я не знал, что ваша бабушка была графиней. Я понимаю, сейчас такое время… На вашем месте я спрятал бы это подальше. Мне вы можете показать, я уже старик, и даже когда Дуся моет пол в нашей общей кухне, меня это не возбуждает, но кто-нибудь другой… У вас могут быть неприятности.
— Но что же это такое?
— Вы когда-нибудь слыхали о «Суассоне»? Он числился в каталогах всех фирм как бриллиант первого класса. Нет? Ну, конечно. Это случилось, когда вас не было на свете, а потом столько событий. Но я вам говорю, что где-нибудь в Америке или Париже какой-нибудь там Ротшильд сделался бы прямо как ненормальный, если бы увидел этот камешек. Он же из фамильных драгоценностей графов Брайницких и стоит целого состояния. Они его оставили вашей, пардон, бабушке, а сами уехали за границу, когда тут все это началось, все эти белые, красные, зеленые, Махно и Чека. Ну, так они там умирали с голоду, а ваша бабушка, наверное, боялась и прятала этот камень в комоде. Спрашивается, какая кому от него польза? Одни неприятности…
— Илья Моисеевич… Я вас прошу — никому ни звука.
— Я же вам говорю, я уже старик. И в Париж меня никто не пустит. Так что можете не волноваться, спрячьте ваш камень в карман и давайте пить чай, он совсем остыл за всеми этими разговорами. Скажите, вы читали последнюю речь де Голля? Я думаю, он-таки будет президентом.
…Улыбающаяся стюардесса уже второй раз предлагала мне свой подносик, уставленный запотевшими бокалами. Я отказался от выпивки, взял пакетик кукурузных хлопьев и углубился в изучение «Плейбоя».
Из аэропорта Форнебу я доехал по украшенной старинными особняками и современными зданиями широкой Карл-Юханс-гате до центра и отпустил такси на площади перед университетом. Национальный флаг, укрепленный на флагштоке классического портала, развевался под порывами ветра, пахнущего морем даже здесь, в центре города. Я свернул в узкий переулок справа от университетского парка, пересек улицу и вышел к Национальному театру. На окаймленной густыми деревьями площадке перед входом прогуливались немногочисленные туристы, на бордюре клумбы у памятника сидели парочки. Мирная атмосфера странно контрастировала с напряжением, которое я испытывал, когда проходил вблизи украшавшей вход колонны, второй слева. Она была сложена из рельефно отделяющихся друг от друга каменных блоков, и отсутствие на третьем снизу условной метки говорило о том, что мне предстоит неблизкий путь в пригород Ашер. Согласно плану, выданному мне компьютером, добираться туда лучше всего поездом, поэтому я отправился на Западный вокзал по набережной, полюбовавшись фонтаном напротив ратуши и скульптурами работы Вигеланна.
Проехав примерно пятнадцать километров и миновав Экстре-Берум, Сандовик и Лане, я вышел на остановке у Ашера. Нужный мне дом был расположен между разветвлениями шоссе, которое проходило вдоль берега залива. Я поднялся по нескольким ступеням у входа и нажал кнопку звонка.
Судьба гналась за нами следом,
Как сумасшедший с бритвою в руке.
Арс. Тарковский
Мне открыла приветливо улыбающаяся пожилая дама. Пригласив меня в маленькую гостиную, она извинилась и вышла. Не успел я подумать, что она поступает неосторожно, впуская в довольно поздний час незнакомого человека в дом, где, насколько я знал, она была одна, хозяйка вернулась, а вслед за нею в гостиную вошел пес, при взгляде на которого у меня исчезла всякая охота делать резкие движения. Пес улегся у камина, положил массивную горбоносую голову на вытянутые лапы и исподлобья внимательно глядел на меня. Он не был таким большим, как дог или немецкая овчарка, но его коренастое туловище с рельефной мускулатурой под короткой светло-желтой шерстью, испещренное темными поперечными полосами, говорило о значительной силе. Пит-бультерьер, именно эту породу под давлением общественности запретило держать английское законодательство после того, как погибла девушка, растерзанная своим Бинго, и пострадал ребенок, на которого в парке напал сорвавшийся с поводка пес. Впечатляющие фотографии обошли всю прессу. Врач, осматривавший пострадавших, заявил журналистам, что в своей практике видел такие раны лишь однажды, когда оказывал помощь укротителю, на которого набросился взбесившийся тигр. В Германии собак этой породы необходимо регистрировать в полиции, и владение ими приравнивается к ношению холодного оружия.
Было уже поздно, и хозяйка гостеприимно предложила мне спальню своего сына, который по ее словам путешествовал с друзьями на яхте в Средиземном море. Не знаю, много ли она получала за содержание конспиративной квартиры, но дом, обстановка и она сама выглядели вполне респектабельно.
На следующий день после ленча я вышел на набережное шоссе подышать соленым воздухом моря. Из проезжавшего мимо темно-зеленого «вольво» высунулся водитель быстро передал мне сквозь полуопущенное боковое стекло небольшой пакет, после чего на хорошей скорости удалился в юго-западном направлении. Вернувшись в дом, я принялся изучать полученные документы.
В начале второго я вышел, чтобы позвонить по телефону. Конечно, я мог сделать это и из холла, но, осторожности ради, решил воспользоваться автоматом. Миновав две ближайшие будки, я зашел в третью и, опустив монетку, набрал нужный номер. Все это вместе с разговором заняло минут двадцать. Когда я, возвращаясь, подходил к дому, то заметил дым, вырывавшийся из окна моей спальни. Меня это неприятно удивило — такой оперативности от противника я не ожидал.
Вбежав в прихожую, я чуть не натолкнулся на хозяйку. Она лежала ничком на полу без сознания, видимых повреждений или следов крови я на ней не заметил. Пульс, несколько слабый даже для ее возраста, бился ровно, дыхание учащенное и неглубокое, зрачки расширены. Очевидно, кто-то оглушил ее ударом по голове, но она пришла в себя и пыталась позвать на помощь, однако, снова потеряла сознание.
Я вытащил ее на газон перед домом, стараясь пригибаться так, чтобы живая изгородь скрывала меня от возможных нескромных взоров, потом вернулся в холл и поднялся в свою спальню. Все вещи в ней были разбросаны, постельное белье скомкано, ящики небольшого столика, расположенного у окна, валялись на полу рядом с потрескивающим костром из кучи бумаг и сорванной с окна занавески. Я не стал тушить огонь, а спустился вниз и прошел на кухню.
Зрелище, которое я там увидел, было не для слабонервных. В углу возле посудомойки лежал молодой, судя по кричаще яркой рубашке и длинным волосам, парень. Окровавленными руками он все еще зажимал пах. Вокруг него растеклась большая лужа темной, почти черной крови. Брызги крови, но более яркого, алого цвета виднелись повсюду — на мебели, на стенах, на кафельных плитках у раковины. Человек в углу был явно мертв, и никакой медицинской помощи ему уже не требовалось. Следы испачканной в крови обуви вели ко второй двери, которая выходила в коридор, позволяющий добраться до небольшого сада за домом.
Там я обнаружил еще одного. Он лежал у самой калитки, от которой шла тропинка к шоссе, подтянув под себя ноги и стиснув живот руками. Голова его была запрокинута и повернута набок, как будто он изо всех сил старался оглянуться, рассмотреть что-то у себя за спиной. В двух шагах от него, на аккуратно подстриженной траве, распластался пес, странно плоский, точно воздушный шар, из которого выпустили весь воздух. Ни тот, ни другой не шевельнулись, когда я слегка подтолкнул их ногой… Оружия я не заметил, возможно, человек обронил его в саду, когда пытался добраться до калитки. Но ведь был еще третий, тот кто устроил костер в спальне. Он исчез бесследно.
Вдали послышалось завывание сирены. Вероятно, кто-то из соседей вызвал пожарных или полицию, заметив дым и услыхав подозрительный шум. Помогать пожарным или выступать в роли свидетеля я счел излишним. В доме не оставалось ничего, что могло бы выдать мое пребывание. Имея страховку, старая дама не понесет больших убытков, если у нее хватит выдержки представить все как простое нападение грабителей. Мне же после случившегося, учитывая то, что я выяснил по телефону, оставаться здесь было бессмысленно и опасно. Смерть шла за мною по пятам, дышала мне в затылок ледяным дыханием. Рано или поздно нам придется столкнуться лицом к лицу, взглянуть друг другу в глаза и тогда…
Я пригнулся и побежал по петляющей между кустами тропинке к разветвлению шоссе, которое проходило приблизительно в километре от сада. Полчаса спустя я уже ехал на попутной машине в Осло.
Отважны люди стран полночных,
Велик их Один-бог,
Угрюмо море!
Песня Варяжского гостя
