— Конечно не стал бы. И не станет. И даже не думает об этом. Почему это вообще пришло тебе в голову? Ты заметила что-нибудь необычное в его поведении?
Она кивнула. Ей показалось, что он ведет себя несколько странно, а потом до нее дошли слухи об этой девице. А еще она так плохо себя чувствовала в последнее время — боли в желудке, бессонница. И еще...
Зазвонил телефон. Она вцепилась в трубку, прервав перечисление своих недугов. Разговор продолжался недолго — то есть не так долго, как ей, судя по всему, хотелось. Благодаря тому, что я уже слышал в городе, мне удалось ухватить его суть, хотя она и постаралась ограничиться намеками.
Она дала отбой. Стараясь не встречаться со мной глазами, выразила признательность за то, что я все-таки к ней приехал.
— Прости, что побеспокоила тебя, Косси. Но я так переживала, просто места себе не находила.
— Теперь ты успокоилась? Поняла, что у Ральфа не было, нет и не будет намерения убивать тебя?
— Да, Косси. И даже выразить не могу, как я...
— И не пытайся. Ничего не выражай. И не звони мне больше. Потому что отныне я — не твой адвокат. Ты слишком далеко зашла.
— Но почему? Почему, Косси? Ты же не сердишься только потому...
— Ты мне отвратительна. Меня от тебя тошнит.
— Но из-за чего? Что я сделала? — Она жалобно выпятила нижнюю губу. — Я целый день сижу здесь одна, мне нечем заняться, даже поговорить не с кем. Я больная, одинокая старуха...
Прием не сработал, она поняла, что никакие слова не спасут наши отношения. Внезапно ее глаза налились ядом, жалобный скулеж сменился злобным рычанием.
— Ладно, убирайся! Скатертью дорога, ты, коротышка, паршивый сутяжник!
— Но перед тем как убраться, я дам тебе совет, — ответил я. — Будет лучше, если ты прекратишь распускать грязные сплетни о людях. Остановись по доброй воле, иначе тебя остановит кто-нибудь другой. Понимаешь, о чем я?
— Пусть только попробуют! — завопила она. — Посмотрим, что из этого выйдет! Я сумею найти на них управу! Я им покажу — они не скоро опомнятся!
Я ушел. Спустился по лестнице и вышел, преследуемый воплями и причитаниями.
Вернувшись домой, я изложил Розе результаты своего визита. Она нахмурилась:
— Ты считаешь, что сделал все как надо? Если дошло до того, что кто-то хочет ее убить...
— Да никому это не нужно! Именно эту мысль я и пытался вбить ей в голову. Задумай кто-нибудь ее убить, зачем бы он стал откладывать?
— Но раньше она до этого не доходила. — Роза покачала головой. — Жаль, что так получилось. Подобные вещи не в твоем духе. Ты сейчас нужен ей, а когда ты кому-нибудь нужен...
Она нерешительно улыбнулась. Нерешительно, но твердо, я бы сказал. Пришлось напрячь голосовые связки и втолковать ей, что Луане Девор нужна палата в психушке. Хороший пинок под зад. Никакой не адвокат, а психиатр — вот кто ей нужен на самом деле.
— Какого черта! И это называется отпуск? Неужели я должен все лето выслушивать, что мелет ядовитый язык этой маньячки? Не понимаю — сначала ты была недовольна тем, что я к ней еду, а теперь ругаешь за то, что я с ней расплевался.
— Я просто так сказала, — пожала плечами Роза. — Я всего лишь женщина, и ты не должен допускать, чтобы я за тебя решала.
Я подскочил и заплясал вокруг нее, потирая руки, вытаращив глаза и надувая щеки.
— Это ты! Миссис Натти Нонсенс[1]. Ты так много знаешь — почему ты не адвокат?
— Великий человек! — отозвалась Роза. — Вы только послушайте, как знаменитый адвокат разговаривает с женой... Прости меня, дорогой. Поступай как знаешь.
— И ты меня прости. Похоже, я просто старею. Видимо, от этого и стал так легко раздражаться. Похоже, что...
Похоже, что насчет Луаны Девор я погорячился.
— Нельзя, чтобы я влияла на твои решения, — продолжала Роза. — Ты не должен принимать их только из-за того, что так хочется мне. Ни к чему, кроме лишних неприятностей, это не приведет.
Мысль убить Луану пришла мне в голову в день, когда начался летний сезон. В этот самый день открылся дансинг и я познакомился с Дэнни Ли, которая приехала с оркестром Рэгза Макгайра. Она была настоящей певицей, хотя и звалась Дэнни. Многие девушки-певицы носят мужские имена. Взять хотя бы Джейни, жену Рэгза, которая всегда выступала с оркестром, пока не произошел несчастный случай, то есть я имею в виду, до этого года, потому что на самом деле никакого несчастного случая не было. Так мне сказал сам Рэгз. В газетах речь шла о другом ансамбле под тем же названием, а Джейни осталась дома присматривать за детишками, которые живы-здоровы. В общем, Джейни всегда пела под именем Джан Макгайр. Не знаю, почему девушки так поступают, ведь все равно люди знают, что они девушки, — во всяком случае, все это видят, когда приходят на выступление. А что касается Джейни, так не надо было даже видеть ее, чтобы понять, что она девушка. Мне кажется, это можно было почувствовать. Вы могли бы находиться в одном здании с ней и даже с закрытыми глазами ощутили бы ее присутствие. И вовсе не из-за голоса, потому что голос у нее скорее похож на мужской, чем на женский. Кажется, это называется контральто, то есть называлось бы, не будь она эстрадной певицей. Потому что эстрадных певцов не различают по голосам, как остальных. Рэгз врал, он вообще любитель приврать, когда говорил мне, что она единственная в стране певица, которая не поет колоратурным сопрано. И даже лирическим. Он говорил, что не понимает, откуда они все берутся, потому что настоящее колоратурное сопрано рождается не чаще, чем раз в десять лет.
Во всяком случае, больше он не мог это утверждать, я имею в виду, насчет того, что Джейни — единственная девушка, которая не поет сопрано. Потому что Дэнни Ли — вторая такая девушка. У нее голос такого же типа, как у Джейни, почти не отличишь, да и внешне они похожи. Но если вы скажете это Рэгзу, он здорово разозлится, так что я и не говорю, только один раз сказал. В чем-то Рэгз ужасно смешной. Он неплохой сам по себе, но смешной. По-моему, если человек вам нравится, если он вам не безразличен, то вы постараетесь, чтобы он об этом знал. То есть я поступил бы именно так. Я бы не смог обидеть такого человека. Правда, масса людей с этим не согласна, и Рэгз тоже. Хотя бы насчет Джейни. Я знаю, что к Джейни он отлично относился, но почему-то все время на нее нападал. И всегда обвинял ее в чем-нибудь грязном. Она не могла ни на кого взглянуть, просто любезно с кем-нибудь поговорить без того, чтобы он не сказал, что она бегает за парнями или еще какую-нибудь чушь в том же роде. А это было совсем не так. В целом мире вы не нашли бы девушки лучше Джейни. Да, я знаю, что она слегка выпивала. В последние месяцы, пожалуй, даже многовато. Но оставим пока эту тему.
Итак, я сказал, что в день открытия сезона задумал убить Луану. На самом деле это не совсем так. Я не собирался буквально убивать ее. Скорее я думал о том, как бы все было, если бы ее не стало. Не в том смысле, чтобы она умерла, а просто чтобы она оказалась где-нибудь в другом месте. Я принялся фантазировать, что бы я делал тогда, и через некоторое время уже не мог от этой мысли отделаться. И начал обдумывать, как бы это могло произойти. Потому что, если бы Луаны не было, я имею в виду, если бы она умерла, я даже не знаю, что бы я тогда сделал. Будь вы на моем месте, вы тоже не знали бы.
Обычно, во всяком случае зимой, я валяюсь в постели до половины шестого или до шести. Но в тот день было открытие сезона, так что я встал уже в четыре. Оделся в темноте и выскользнул на улицу при свете звезд. И начал возиться по хозяйству, напевая себе под нос. Счастливый, как ребенок в рождественское утро. Настроение было лучше некуда, скажу я вам. В этот утренний час еще темно, воздух совсем холодный, но внутри себя я ощущал жар — так мне было славно. Как будто меня замуровали в склепе, а мне удалось выбраться наружу. В каком-то смысле так оно и было. Последняя зима оказалась жутко неудачной. Взять хотя бы должность механика в здании суда, где нужно было следить за бойлерами; до сих пор это была моя обязанность — по часу утром и вечером и час утром по субботам. Но прошлой зимой я этой должности лишился. А место сторожа в школе — четыре часа в день и два дня в месяц — тоже было моим, и его я тоже лишился. Я ходил к главе окружного совета, но он велел мне обратиться к окружному прокурору. Насчет бойлеров он сказал, что члены совета отвечают за каждую копейку, потраченную сверх сметы, поэтому они решили установить автоматические котлы. Я пробовал с ним поспорить, но ни к чему хорошему это не привело. И когда я пошел к президенту школьного совета, доктору Эштону, это тоже ни к чему не привело — они поделили мои обязанности между учениками. И я стал им не нужен — ни теперь, ни в будущем, как сказал мне док. И посмотрел при этом мне прямо в глаза таким же тяжелым взглядом, как и окружной прокурор.
Вот в каком положении я оказался. Полторы сотни долларов в месяц уплыли как не бывало. Практически это был весь мой зимний доход, не считая того, что я зарабатывал колкой дров и еще кое-какими мелочами. Конечно, у меня еще оставался прекрасный большой сад, где всегда было чем заняться. И конечно, были еще свиньи, яйца и молоко. Были еще деньги, которые мне удалось скопить на черный день. Но думаю, вы можете представить, как я себя тогда чувствовал. Каждый хочет иметь твердую почву под ногами. Что делать, когда она уходит у вас из-под ног? Когда вода, которая не доходила и до подбородка, вдруг оказывается у вас под самым носом? А если деньги кончатся раньше, чем будут какие-нибудь поступления? Если тратить по пять долларов в день, вы за год потеряете две тысячи. А если вам при этом сорок, как мне, и жить так предстоит еще лет двадцать пять, пока не сдохнешь... Скажу вам, что я с ума сходил от беспокойства. Тут кто угодно спятит. Но было начало сезона, и мне казалось, что все мои проблемы позади. Нужно просто поднапрячься, постараться за лето восполнить зимние потери, и тогда все будет отлично — так я рассуждал.
