Первым делом опера проверили окна и убедились, что выпал покойник не из своей квартиры. Костов, пронзенный внезапной догадкой, вышел на лестничную площадку перед лифтом — здесь располагался небольшой балкончик, через который можно было попасть на черный ход. Одного взгляда с балкончика вниз было достаточно, чтобы установить — именно отсюда отправился в последний полет этот Олег. С высоты шестнадцатого этажа его лежащее на газоне тело, копошащиеся вокруг коллеги казались Костову микроскопическими.
Опер внимательно осмотрел балкончик — грязный, заплеванный, засиженный голубями. За железные перильца проволокой была примотана пустая консервная банка, выполнявшая роль пепельницы, — она была забита окурками. Затоптанные бычки валялись и на кафельном полу. Костов вздохнул — неужели все это придется изымать как вещественные доказательства? Ясно, что покойный стоял здесь, курил, возможно, не один. Наверное, есть здесь окурки и умершего, и его убийцы — если речь все-таки об убийстве. Разобраться, кому какой окурок принадлежит, — задача адова…
— Осмотри здесь все внимательно, никого на балкон не пускай, изымай все, что найдешь, — дал команду Костов подъехавшему на лифте эксперту и с облегчением (радовался, что не сам будет этим заниматься) удалился обратно в квартиру.
Вернувшись, он засек на кухне движение. Там у плиты копалась какая-то особа. На первый взгляд она показалась Костову очень молодой, прямо юной и очень хорошенькой. На второй — не очень молодой (лет под тридцать) и страшненькой. Невысокого роста, стройная блондинка с длинными волосами («Крашеная!» — не без удовлетворения определила Надежда), одетая в джинсики и просторную светлую блузку. На лице, несмотря на ранний час, у блондинки красовался очень профессиональный макияж, поэтому истинной внешности девушки, понял через некоторое время Костов, не просечешь. Даже черты лица угадывались с трудом — вроде бы губки узкие, вроде бы носик тонкий, вроде бы глаза большие. А на самом деле — кто там знает! Но в этой запущенной квартире она единственная производила освежающее впечатление.
Менты поздоровались с незнакомкой, которая не выказала ровным счетом никакого интереса при их появлении. Ответила легким кивком и — Костов мог поклясться! — искоса глянула умненькими настороженными глазками.
— Где Олег? — для начала решил поинтересоваться Костов.
— Там где-то, в куче. — Девушка махнула рукой в сторону комнат. И продолжала наблюдать за ними, стараясь, чтобы это выходило не очень назойливо и демонстративно. Костов, прекрасно знавший, где именно находится Олег — не «там в куче», а на газоне под окнами, некоторое время, не говоря ни слова, смотрел ей в лицо — она спокойно, чуть исподлобья ему улыбалась. «Неужели действительно еще не знает, что произошло с ее приятелем?» — гадал он. Было похоже, что блондинка и впрямь не в курсе.
— А вы что так рано встали после вчерашнего? — улыбнулся ей Костов по-приятельски и даже чуть игриво.
Надежда удивленно повернулась на звук его голоса, но ничего не сказала. То, что Костов мужик интересный, она отметила еще при первом знакомстве, знала, что одинок, но этот игривый тон, это блудливое выражение зеленых глаз так не вязались со всем, что она узнала о нем за период совместной работы… Обычно спокойный, немногословный, самоуглубленный и какой-то даже сонный, Костов в разговоре с блондинкой вел себя как какой-нибудь «стрекозел» (бытовало некоторое время назад такое жаргонное слово).
Однако девушка обаянию Костова не поддалась — остренькие глазки перебегали с лица Костова на лицо Надежды и обратно. От маневров Костова она не поплыла и улыбнулась лишь формально — растяжкой губ. «Такую сразу не раскусишь», — подумал Костов, подводя итоги первой проверочки на вшивость, устроенной им блондинке.
— Должен кто-то этой ораве кофе сварить — нам всем скоро по делам ехать, кому куда. Мне, например, через полчаса на съемку, — пояснила девица. — Кстати, меня Аленой зовут. Алена Соловей — не слышали?
Костов напряг извилины, но ничего не вспомнил. Зато Надежда сразу подхватила мысль:
— Вы на восьмом канале работаете? Культурные новости?
Блондинка повернула голову в сторону Надежды и благосклонно кивнула, изобразив на лице сдержанную, полную достоинства улыбку.
Костов, который знать не знал никаких культурных новостей на восьмом канале, с неудовольствием подал знак разинувшей рот от восхищения напарнице — мол, ладно, пойдем проверим, что там в комнатах.
— Вот уж не знал, что Надежда такая преданная телезрительница, — пробормотал он себе под нос.
В комнатах по-прежнему спали. Костов и Надежда подошли к тахте, на которой одно из тел — щуплого кучерявого брюнета — подавало признаки жизни, то есть кряхтело, сопело и пыталось пошевелиться.
— Эй, — Костов тронул щуплого за плечо, — Олег где?
Тот замычал что-то нечленораздельное и замахал на оперов руками.
— Кто так синхрон снимает!.. — внезапно выкрикнул брюнет отчетливо, не открывая глаз. Затем забормотал возмущенно: — Свет даже не может поставить — корифей хренов!.. Этот трындит что-то, а свет… Слева! Пол-лица как корова языком… Да еще голимый «Бетакам» выдали… Парфенов небось на голимый «Бетакам» не снимает!.. Мы, блин, непременно… Такую порнографию в эфир пускать…
По первому впечатлению от этой квартиры, от заполнявших ее людей Костов, если бы он имел обыкновение делать выводы на основе первого впечатления, заключил бы, что покойник, конечно, погиб, шагнув с балкона под кайфом. Захотелось парню полетать. Как только эти все за ним не последовали…
Не добившись толку от брюнета, Костов вернулся на кухню, где Алена Соловей продолжала возиться с кофейником.
— Как фамилия Олега? — спросил ее Костов на этот раз жестко — от игривости не осталось и следа.
Та удивленно подняла голову:
— Разве вы не знаете? Я думала, вы его приятели, на день рождения припозднились… Ну, Лосский. Зачем вам? — проговорила она, ничего не понимая.
— А затем, — проинформировал ее Костов, — что вашего друга Олега Лосского только что нашли лежащим под окнами — мертвым. Хочу напомнить вам, что мы находимся на шестнадцатом этаже. А мы — из милиции.
Блондинка ахнула и выронила из рук металлический кофейник. Он с грохотом приземлился на кухонный пол, подпрыгнув, завалился набок и долго не мог успокоиться — качался и дрожал. Из носика толчками лилась вода. Высвободившиеся руки Соловей прижала ко рту — так что операм остались видны только ее вылезающие из орбит глаза.
— Вы чего гоните? Каким мертвым? Шутки у вас дурацкие… — раздался голос за спинами оперов.
Оглянувшись, те увидели того самого кучерявого соню, который пять минут назад нес невнятицу на тахте. Он еще покачивался со сна, рожа помятая, глаза в разные стороны.
— Хотел бы я, чтобы это была шутка, — обронил Костов.
— Витасик, — проговорила Алена убитым голосом, обращаясь к колеблющемуся в проеме двери брюнету, — Витасик, надо будить всех.
В последующие полчаса происходила побудка. Просыпающаяся публика для оперативной работы была практически непригодна — соображала со сна туго, смотрела на ментов тупо, услышав информацию о гибели Лосского, долго осмысливала, о чем идет речь. Осмыслив, общество пришло в подавленное рефлектирующее состояние: «Чего это он, блин, в самом деле?..» Единственным вменяемым человеком в квартире оставалась Алена, и от нее Костов узнал, что все присутствовавшие — друзья и коллеги Олега Лосского. Что они пришли вчера к нему на день рождения, что почти все — корреспонденты, операторы, администраторы — работают на телевидении в программе Аркадия Абдулова «Вызов времени». («А, — вспомнил Костов. — Это телезвезда, что ли?» Надежда замерла в благоговении.) Сам Лосский числился в программе Абдулова исполнительным продюсером. Народу вчера здесь перебывало много, не только те, кто в конце концов остались ночевать, был и сам босс, была и любимая девушка Лосского Алина Сохова — сменная телеведущая у Абдулова. Но они вроде бы поссорились, и та скрылась в тумане… Веселье разгорелось большое, танцы, караоке, профессиональные споры чуть не до мордобоя, гости через открытую дверь квартиры заходили, удалялись, вылезали покурить на балкон и поиграть в бадминтон на площадку перед лифтом, словом, шатались туда-сюда, и припомнить, когда она видела Олега последний раз, Алена не смогла — помнила только его бурную сцену с Алиной. Действие разворачивалось на лестничной площадке, Лосский пытался взять ее за руку, та вырывалась, вопя: «Предатель! Предатель!» («Что за пошлые мелодраматические выкрики? — презрительно пожала плечами Алена. — Какой еще предатель? Сохова всегда была безвкусной истеричкой… Никакого чувства стиля».) Вообще они в последнее время часто ссорились — Соловей улыбнулась. Улыбнулась своим мыслям, которыми с ментами не поделилась. Но Костов готов был поклясться, что мысли были гадкие.
