Болото на глазах меняло свой облик. Воздух над ним чуть заметно посинел, и эта синева, смешиваясь с зеленью мха, осок и листвы, как туман, окутывала все вокруг, перемещалась и пульсировала, словно живая, странным образом изменяя формы и очертания. Повсюду мнилось чье-то движение, слышались какие-то вздохи, какое-то клокотанье и шипенье, а время от времени на поверхность темных окон вырывались громадные пузыри и тут же лопались, чтобы освободить место новым. Казалось, что на всем болоте происходит какая-то невиданная варка, что кто-то, загрузив этот огромный котел, удалился до поры до времени и где-то ждет результатов своего опыта. Сгущаясь, испарения стояли над болотом, как чад, и лучи низкого солнца, пронизывая его, вспыхивали и переливались крошечными разноцветными искрами.
Пора было выбираться из этих душных и обманчивых хлябей. Свернув напоследок цигарку, Егор с удовольствием покурил. Он не считал, что день прошел зря. Начало сделано, и это главное. Завтра надо поглядеть с другого края. Ни в какое везение на охоте Егор не верил. Везет только дуракам — это точно сказано. А охота терпения требует. Здесь одним махом да наскоком шиш чего добьешься. Но и зря волынить тоже нечего. До конца месяца, кровь из носа, а надо найти логово. Не найдешь — накрылись твои полторы тысячи.
Но и следующие дни ничего не дали. Егор приходил домой затемно и, даже не поев, валился в постель, а утром снова снаряжался и уходил на болото. Он уже признался себе, что дело оказалось труднее, чем думалось. Громадная протяженность болота путала все карты, и чем дальше Егор проникал в него, тем яснее сознавал, что так можно проискать и до морковкина заговенья. Он не знал главного — хотя бы примерного направления на логово. Верно: троп много, а по какой идти? Все так и так не облазить. Тут сам господь бог не разберется.
Господь, может, и разобрался бы, а Егору отступать было некуда, и он в конце концов придумал выход из положения. Правда, здесь ему требовалась помощь, но Егор надеялся, что ему не откажут. С этим он и отправился ближайшим вечером в дом председателя сельсовета.
Там ужинали — ели жареную картошку. Большая сковорода стояла посередине стола, за которым сидело все семейство.
— А-а, Егор! — сказал председатель. — В самый раз поспел, присаживайся к нашему шалашу.
Егор только что отужинал дома, но обижать хозяев отказом не стал.
— Ну как, нашел? — поинтересовался председатель, освобождая Егору место рядом с собой. Он был в курсе всех его охотничьих дел и, видно, подумал, что Егор зашел поделиться с ним очередной удачей.
— Нет еще, — ответил Егор.
— Что так? Чай, вторую неделю ходишь.
— Так болото, Степаныч. Прорва.
— Выходит, не найдешь?
— Найду, никуда не денутся.
— А не опоздаешь? Они к концу месяца уже шустрыми станут, черта с два дадутся в руки.
— Раньше возьму. Ты мне помоги только, дай бинокль денька на два.
— А на кой он тебе? — удивился председатель.
— Есть одна мысля. Гриву возле Сухого ручья знаешь? Сделаю на сосне засидок — никакой волк мимо не проскочит. А мне бы только узнать, в какую сторону они бегают.
— А что, верно! Мы на фронте так делали. Залезешь, бывало, куда повыше, а оттуда в бинокль все как на ладони. — Председатель прошел за перегородку и через минуту вернулся с биноклем. — На, дарю. — И, видя удивление Егора, рассмеялся: — Бери, бери, у меня он все равно без дела лежит!
Бинокль был немецкий, трофейный, и увеличивал так сильно, что когда Егор однажды смотрел в него, то видел всю деревню до мельчайших подробностей. Имей он такую технику, не бегал бы по лесу, высунув язык. Но взять бинокль за просто так Егор не мог. Поэтому и предложил:
— Давай баш на баш, Степаныч.
— Это как же? — прищурился председатель.
— А очень просто. Ты мне бинокль, а я тебе — нож.
— Гошкин? И не жалко?
— Подумаешь! Сам вон чего отдаешь, а мне нельзя?
Егор знал, что его предложение пришлось председателю по душе. Тот не раз любовался ножом, и Егор был доволен, что все получилось честь по чести.
5…С каждой минутой сидеть становилось невмоготу. Насквозь промерзшие валенки сделались как деревянные, полушубок стоял колом. От ледяного ветра у Егора ломило лоб, замерзшие пальцы не сгибались, и он, чтобы не упасть, привалился боком к стволу. Стало как будто легче, и Егор устало закрыл глаза…
6Утром Егор ушел в лес ни свет ни заря. Всю охотничью амуницию он на этот раз оставил дома, взяв с собой лишь бинокль, гвозди и топор. Нож, хотя он и оставался пока у Егора, для сегодняшнего дела не подходил. Рубить хворост или лапник — это совсем не то, что строить засидок. Здесь без топора не обойдешься.
План Егора выглядел так.
Грива возле Сухого ручья, о которой он говорил председателю, была песчаной косой, глубоко вдававшейся в болото и заросшей столетними соснами. На одной из этих сосен Егор и намеревался соорудить засидок, а проще говоря, помост, чтобы с него рассматривать в бинокль все, что делается на болоте. Волки не могли целыми днями сидеть возле логова, им надо было кормить волчат, бегать туда-сюда, и Егор надеялся рано или поздно засечь в бинокль какого-нибудь волка, а уж тот наведет его на логово. Но осложнения могли возникнуть и здесь. Попадись на глаза переярок — он не помог бы делу. Летом переярки держатся сами по себе, матерые их близко не подпускают к логову, так что засекать требовалось взрослых, волка или волчицу. Только он, знали, где логово, и могли показать след.
Егор быстро отыскал то, что ему было нужно, — высокую сосну, росшую на самом краю гривы. Дерево было старое, кора на нем задубела и растрескалась, а нижние сучья давно высохли и отвалились, и чтобы добраться до крепких лап, приходилось ладить лестницу. Делать настоящую Егор не собирался, проще было прибить к стволу метровые поперечины, и он, свалив две сушины, через час управился с делом. Оставалось забраться повыше и смастерить помост. На это ушел еще час, и когда Егор наконец устроился на лапнике, как на полатях, то вслух обругал себя: не мог додуматься до простого дела сразу, целую неделю потерял зазря.
С высоты засидка болото и в самом деле просматривалось далеко: каждый островок на нем, каждое окно виделись по отдельности. Егор снял телогрейку, свернул ее поплотнее и подложил под локти. Потом достал из чехла бинокль, подрегулировал резкость и повел окуляром из стороны в сторону, прикидывая, откуда лучше всего начать.
Первыми, кого увидел Егор, были две цапли. Будь Егор на земле, он ни за что не заметил бы их — заросли тростника и рогоза скрывали цапель с головой, но с помоста, приближенные сильным увеличением, птицы гляделись как на картинке. Серые, с темными крыльями, с хохлами на головах, они расхаживали взад-вперед по залитой водой низине, временами замирали на секунду и вдруг делали быстрый выпад длинными шеями. Как ножницы, раскрывались клювы, и цапли, запрокинув голову, заглатывали добычу. Егор даже рассмотрел, какую — лягушек. У бедолаг был в разгаре любовный сезон, ошалев от избытка чувств, они потеряли всякую осторожность, и цапли ловили их без всякого труда. Они глотали лягушек с необычайной легкостью, и Егор не удивлялся этому — он не раз видел, как цапли с такой же легкостью заглатывали на речке язей величиной с ладонь. Лягушки были для прожорливых птиц сущей мелочью.
Слева на берегу зашевелились кусты, и Егор сильнее прижал к глазам бинокль, готовый вот-вот увидеть среди нежной зелени темно-серое волчье тело. Но вместо этого из кустов вышел лось. Постоял, как лошадь, поводя в разные стороны ушами, и не спеша пошел вдоль закраины. Он явно не собирался заходить на болото, и Егор, разглядывая лося, подумал: уж не тот ли это, которого в позапрошлое лето он с мужиками вытаскивал из трясины? Похож, да и на болото косится, как собака на палку, как будто знает, что туда лучше не соваться. Если тот, тогда все понятно. В тот раз его ребятишки увидели. Пошли за камышовыми шишками и наткнулись. Бегом в деревню. Ну мужики и снарядились. Веревки взяли, топоры. Как раз поспели, лось уже увяз, одна голова торчала. Еле вытащили веревками да вагами…
Время шло, а никаких признаков того, что где-то по-соседству затаились волки, не было. Чтобы как-то развеяться, Егор несколько раз покурил |в кулак. Он не опасался, что волки учуют махорочный запах на такой верхотуре, но за время лесной жизни курение в кулак стало привычкой. Береженого бог бережет, говорил, бывало, дед, приучавший Егора ходить в лесу тихо, не трепать попусту языком и не оставлять после себя разных едких запахов, И Егор помнил дедовы наказы, но сегодня был не тот случай, когда следовало соблюдать всякие хитрые правила. Засидок засидку рознь. Вот если бы караулить на лабазе медведя, ворующего овсы, — дело другое. Тут сиди тихо, не дыши, а уж о куреве и не вспоминай лучше. Выкуришь «гвоздик» — все испортишь. А нынешняя засада — и не засада вовсе. Просто надо подглядеть, куда да откуда бегают волки, и одна—другая цигарка здесь не помеха. Здесь главное — не шуметь. Так ведь он и не шумит, а если и споет какую частушку со скуки, то потихоньку, а не на всю ивановскую.
