Мальчик умер прежде, чем патрульная полицейская машина забрала его убийц всего в четырех кварталах от места, где он лежал.
* * *
Лейтенант сыскной полиции Ричард Ганнисон был высоким тощим человеком с прямыми светлыми волосами и аспидно-серыми глазами. В юности он весь был покрыт прыщами, и кожа на его лице была вся словно изрыта. Из-за этого он не мог теперь бриться без того, чтобы не порезаться. Многочисленные шрамы на щеках и подбородке придавали ему сходство с тощим немецким студентом-дуэлянтом.
Лейтенант был начальником участка № 27, включавшего ту часть Гарлема, через которую проходила эта длинная улица. Его юрисдикция, собственно говоря, кончалась на Пятой авеню, а точнее, на белой осевой линии, разделяющей пополам Пятую авеню в испанском Гарлеме. Под началом лейтенанта находилось восемнадцать человек. Он любил называть Гарлем «клоакой преступности» – эту фразу он где-то подхватил и с тех пор употреблял с какой-то неодолимой силой неуместности. Особой эрудицией лейтенант не отличался. Как-то раз он попробовал взяться за «Преступление и наказание», намереваясь почерпнуть из этой книги общие принципы для своей работы, но после недели старательного и мучительного чтения бросил ее, совершенно убежденный, что никто на свете не способен сообщить ему ничего нового о преступлениях и наказаниях. Лучшего учителя, чем Гарлем, сыскать было невозможно, а он проработал в Гарлеме двадцать четыре года. Он знал все, что можно было знать об этой «клоаке преступности», знал ее как свои пять пальцев: и на вид, и на запах, и на ощупь.
Трое подростков, которые стояли теперь перед ним в приемной участка, ничем не отличались – ни в худшем, ни в лучшем смысле – от многих сотен преступников, прошедших через его руки за двадцать четыре года службы. По глубокому убеждению лейтенанта Ганнисона, молодость не давала права на снисхождение. Бандит – это, в конце концов, бандит. Молодой бандит отличается от старого только отсутствием опыта. Он стоял перед тремя подростками, упершись в бока мощными руками, и чувствовал только раздражение от того, что его вытащили сюда из дома, оторвав от послеобеденной газеты. Полицейский, арестовавший эту тройку, сообщил об убийстве дежурному по участку Майклу Ларсену, а тот немедленно позвонил Ганнисону домой и только потом – в прокуратуру.
Помощник прокурора, молодой блондин, который, казалось, только-только окончил юридический факультет Нью-Йоркского университета, к приходу Ганнисона находился уже в участке. Поскольку дело шло об убийстве, он предусмотрительно захватил с собой стенографиста из криминалистического отдела прокуратуры. Стенографист, лысеющий человек лет за сорок, сидел на стуле с прямой спинкой и со скукой смотрел на струи дождя за зарешеченными окнами участка. Ганнисон шепотом посовещался с Ларсеном и подошел к арестованным.
– Ну что ж, – сказал он, глядя на листок бумаги в руке, – кто из вас Дэнни Ди Паче?
Арестованные нерешительно молчали. За их спиной дождь монотонно струился по стеклам. Уже наступила ночь, на окна ложились цветные пятна неонового света. В комнате царила странная тишина, нарушаемая шумом дождя по асфальту снаружи.
– Вы что, не слышите? – спросил Ганнисон.
Арестованные молчали. Самый высокий, широкоплечий юноша с темно-карими глазами, стоявший между своими товарищами, из-за своего роста казался естественной вершиной этого треугольника. Лейтенант шагнул к нему:
– Ты Дэнни Ди Паче?
– Нет.
– Кто же ты в таком случае?
– Меня зовут Артур Рирдон.
– Сколько тебе лет, Артур?
– Семнадцать.
Кивнув, лейтенант повернулся к рыжему подростку, который стоял слева от Рирдона:
– Ну а ты?
– Меня зовут Ди Паче.
– Почему же ты не ответил, когда я тебя спрашивал?
– Мне только пятнадцать, – сказал Ди Паче. – Шестнадцать мне будет в сентябре. Вы не имеете права задерживать меня. Вы даже не имеете права меня допрашивать. Я несовершеннолетний нарушитель. Я знаю свои права.
Ганнисон хмуро кивнул в сторону помощника прокурора.
– У нас тут есть юрист, – сказал он. – И еще я могу сообщить тебе новость, сынок, которую стоит внимательно выслушать. В штате Нью-Йорк преступник считается несовершеннолетним до шестнадцати лет.
– Я же это и сказал.
– Заткнись и слушай меня, – рявкнул Ганнисон. – Уголовный кодекс штата Нью-Йорк определяет малолетнего преступника как ребенка, который нарушает какой-либо закон или муниципальное постановление, либо совершает действие, каковое, будучи совершено взрослым, составляло бы серьезное преступление. Исключение составляют те случаи – слушай хорошенько, сынок! – когда пятнадцатилетний подросток совершает действие, каковое, будучи совершенно взрослым, квалифицировалось бы как преступление, караемое смертной казнью или пожизненным тюремным заключением. Ну, а убийство, к твоему сведению...
– Простите, лейтенант, – решительно вмещался помощник прокурора.
– Ну? – сказал Ганнисон, поворачиваясь к молодому человеку, не снимая рук с бедер.
– Мне неприятно вмешиваться в допрос, но я обязан указать, что арестованному еще не предъявлено никакого обвинения.
Ганнисон несколько секунд молчал, взвешивая годы, проведенные им на полицейской службе, неопытность стоявшего перед ним юнца, а также служебное положение. В конце концов он сказал сдержанно:
– Речь идет об убийстве.
– Это правда. И мальчика доставили сюда для допроса в связи с этим убийством. Он еще не был зарегистрирован ни как обвиняемый, ни как свидетель. Кроме того, вы процитировали статью Уголовного кодекса не полностью.
– Неужели? – сказал Ганнисон, надеясь, что его голос прозвучал не слишком иронично.
– Вот именно. Вы забыли при этом упомянуть о том, что судья может передать дело в суд для несовершеннолетних.
– Тем не менее, – сдержанно возразил Ганнисон, – убийство – это преступление, которое карается смертной казнью или пожизненным заключением, и я не собираюсь позволять всяким пятнадцатилетним соплякам учить меня, как надо понимать Уголовный кодекс.
При этом он свирепо взглянул на помощника прокурора, словно говоря, что не позволит этого и всяким двадцатипятилетним соплякам.
Помощник прокурора сохранял полную невозмутимость.
– Могу я поговорить с вами минутку наедине, лейтенант? – спросил он.
– Да, конечно, – сказал Ганнисон. В его глазах таилась еле сдерживаемая ярость. Он решительно направился к столу за перегородкой, отделявшей приемную от коридора.
– Так в чем дело? – спросил он.
Помощник прокурора протянул руку:
– Мы ведь не знакомы. Моя фамилия – Сомс.
– Раз познакомиться, – механически сказал Ганнисон.
– Так вот о процедуре допроса: я ведь только предвосхищаю возражения их будущих адвокатов. Вы ведь не хуже меня знаете, что пятнадцатилетних мальчишек не положено допрашивать в полицейском участке. Да, конечно, для таких допросов вообще не предусмотрено никакого места, это все больше теория. И все же большинство полицейских офицеров...
– Большинство полицейских офицеров проводят такие допросы в отдельном помещении. Так что это правило в известной мере соблюдается. Мне это хорошо известно, мистер Сомс. Однако, с вашего позволения, я только сию синуту узнал, что мальчишке пятнадцать лет.
– Я вовсе не имел в виду...
– Конечно, не имели. Но я предпочел бы сначала узнать возраст третьего, а уж потом отделять взрослых убийц от несовершеннолетних. С вашего разрешения, конечно.
– Что ж, давайте, – сказал Сомс.
– Благодарю вас.
Ганнисон вернулся к арестованным и остановился перед третьим из них – смуглым брюнетом с карими глазами.
– Имя? – сказал он.
– Апосто, – отвечал тот. – Энтони Апосто.
– Сколько тебе лет, Энтони?
– Шестнадцать.
– Ну ладно, – сказал Ганнисон и обернулся к Ларсену. – Вот что, Майк, поговорите с этим парнишкой Ди Паче в регистратуре, хорошо? А я пока допрошу здесь остальных. И пока на нас не напустилось общество охраны животных, позвони-ка родителям Ди Паче и скажи им, что их малютка арестован.
– Хорошо, – сказал Ларсен и увел Ди Паче.
– Так значит, – обратился Ганнисон к двум оставшимся, – так значит, вы убили человека, так?
Арестованные молчали. Высокий покосился на Апосто.
– Или вы не знаете, что он умер? – спросил Ганнисон.
Рирдон, высокий юноша, сказал:
– Мы подрались, только и всего.
– С ножами, а?
– Ножей вы у нас не нашли, – возразил Рирдон.
– Да, не нашли, потому что вы опустили их в канализационный люк или передали какому-нибудь дружку на улице. Но не беспокойтесь, мы их найдем. Да и без них достаточно того, что ваша одежда пропитана кровью. Ну и долго ли вы к этому готовились, а, Рирдон?
– Ни к чему мы не готовились, – сказал Рирдон и опять покосился на черноволосого испуганного Апосто.
