Я взглянул на часы и согласился:
— Хорошо, заглянем в кафе, но только на тридцать минут.
У девушки просветлело лицо. Она питала ко мне искреннюю симпатию, а когда открылись двери вагона, и мы вышли на платформу, даже взяла под руку. И чем же это я ей приглянулся?..
Мы прошли по гулкому подземному переходу и вынырнули на поверхность земли у автобусной остановки, где несколько человек поджидали наземный транспорт. Пересекли тротуар и стали спускаться по широким мраморным ступеням, чередующимися с площадками, к высотному зданию.
Я прекрасно знал, где находится кафе "Экспресс". Частенько бывал в нем в студенческие годы. Оно состояло из двух этажей, являлось придатком гостиницы "Интурист" и лепилось к ней с торца. Кафе летнее — первый этаж работал как столовая, второй — как кафетерий. В нем-то и отиралась местная молодежь и студенты из близлежащих учебных заведений.
Наша троица спустилась на квадратную, окруженную деревьями площадку с припаркованными на ней несколькими автомобилями, пересекла ее и направилась в обход гостиничного комплекса. На фоне сверкающих огней гостиницы ее задворки с плохим, можно сказать никаким освещением выглядели мрачно и уныло. Впрочем, наверное, именно так и должна выглядеть изнаночная сторона парадной жизни с ее складами, холодильными установками, прачечными, котельной, рабочими, призванными в итоге обеспечивать эту самую нарядную жизнь гостей нашего города. Два жизненных потока: один бурный, праздный, с экскурсиями, ресторанами, курортными романами; другой серый, будничный, с планерками, выходными, выговорами, зарплатами. И хотя оба потока не смешиваются, они не могут существовать друг без друга как не могут существовать корни без дерева и дерево без корней.
Обогнув угол гостиничного двора, мы миновали неширокую полосу зеленых насаждений и оказались на пятачке перед входом в нужное нам заведение с вывеской "Ресторан" "Кафе". Буквы были изогнуты из неоновых трубок, причем так витиевато, что прочитать с первого раза два простых слова было довольно трудно. Вход в ресторан был черным, главный находился внутри гостиницы и служил для обитателей гостиничных номеров, второй для посещения ресторана местными жителями. Хотя вход в ресторан считался черным, он отличался от расположенного по соседству входа в кафе, как богач от бедняка. Если первый имел шикарное фойе, швейцара, гардероб и туалет, то второй не имел не только вышеперечисленного, но и обычных дверей. Однако за определенную плату швейцару посетители кафе могли воспользоваться дамской и мужской комнатами ресторана, но дальше фойе вход им был заказан.
В этот час первый этаж кафе был уже закрыт, но на втором — царило оживление. По крутой лестнице мы поднялись в кафетерий, где под яркими разноцветными тентами стояли штук двадцать пять длинных столиков. Две стены в кафетерии были глухими, две стеклянными, одна из них выходила в офис администрации ресторана, другая в один из залов все того же ресторана. Вечерами там играл ансамбль, и посетители кафетерия, где не была предусмотрена танцевальная площадка, с завистью поглядывали на посетителей ресторана, отплясывающих в лучах прожекторов цветомузыки. Там протекала иная жизнь. Там сорили деньгами, заказывали дорогие блюда, напитки, музыку. Там и любили по другому — с размахом, шиком, чаевыми, цветами дамам к столу и закусками и выпивкой в номер. Пол ресторана находился на одном уровне с полом кафетерия. В жаркое время официанты приоткрывали вращающиеся на оси длиннющие окна, и тогда сквозь них подвыпившие парочки из кафетерия, проскальзывали в ресторан потанцевать. Но после двух трех танцев неизменно наступал конфуз. Музыканты неожиданно складывали инструменты и выходили на перерыв. Разгоряченная танцами ресторанная публика возвращалась к своим столикам, а прошмыгнувшие в чужую жизнь парочки некоторое время топтались на месте, ужасно стесняясь на виду у всех лезть обратно в окно. И тогда они, делая вид, будто идут в туалет, дефилировали через весь зал к выходу, спускались в фойе, и через улицу возвращались в кафетерий. Но иногда девочкам везло. Они знакомились с мужчинами без пары, их приглашали к столу и они вкушали небольшой кусочек сладкой жизни.
В баре мы взяли две порции водки, коктейль для девушки, напиток, бутерброды, пирожное. За все, к моему удивлению, расплатился парень. Когда проходили к облюбованному столику, мимо лестницы, едва не столкнулись с поднявшимся по ней небритым обрюзглым мужчиной. Он посторонился, пропуская нашу компанию.
Стол выбрали у перил с видом на внутренний дворик, расположенный этажом ниже. Дворик был квадратным и имитировал уголок дикой природы, состоявший из нагромождения камней, небольшого водопада и нескольких высохших деревьев. Девица упорно жалась к моей персоне и села на одну скамейку со мной. Парень устроился напротив.
— Давайте знакомиться, — предложил он, пододвигая к себе стакан с прозрачной жидкостью. — Зовут меня Санек, фамилия Чумаев, но можно просто Чума. Я к этой кличке привык. А как тебя кличут, красавица? — и Санек показал девушке зубы.
Девица по-прежнему испытывала к парню неприязнь, хотя и старалась открыто не выказывать своего отношения к нему.
— Меня зовут Анастасия, можно Настя, — сказала она сдержанно.
Пришел мой черед представиться.
— Игорь Гладышев. Можно Игорь Степанович или дядя Игорь, я не обижусь, — пошутил я, однако с намеком на разницу в возрасте, которую следует уважать. — За знакомство! — я стукнул своим стаканом о стакан Чумы и слегка дотронулся до фужера Насти.
— И чем занимается дядя Игорь? — полюбопытствовал Санек, залпом осушив свою порцию водки.
Я набрал в рот пахучую жидкость, прополоскал рот, дезинфицируя кровоточащие от удара бугая десны, и, проглотив водку, ответил:
— Я тренер в детской юношеской спортивной школе номер шесть. Обучаю пацанов вольной борьбе.
Санек оживился:
— О-о!.. — протянул он уважительно. — Тогда понятно, почему тебе удалось без труда справиться с верзилой в метро. Но ежели ты "вольник", чего же кулаками орудовал, а не показал ему пару приемчиков?
— Я между прочим, боксом в молодости увлекался, да и основы рукопашного боя изучал, — заметил я скромно. — Одно время даже инструктором по физической подготовке в войсках работал. А насчет приемчиков — у нам с бугаем весовые категории разные. Тяжеловат он для меня.
— С тобой, Игорь, дружить нужно, — заявил Чума с еще большим почтением.
— Дружи, я не против, — согласился я и посмотрел на обрюзглого мужчину, который с графинчиком водки и бутербродом на тарелке, прошествовал мимо нас к соседнему столику и уселся за него спиной к нам. Мужчина показался мне знакомым. — А ты, Санек, где работаешь? — в свою очередь полюбопытствовал я.
— А нигде, — с вызовом ответил Чума. — Откинулся я недавно. Пять лет отмотал.
Я мысленно похвалил себя за наблюдательность. Действительно, парень бывшим зеком оказался. Однако радоваться приобретению такого приятеля особенно нечего.
— И за что же ты сидел, Санек? — из вежливости поинтересовался я.
Парень был из гордецов. Он уловил легкое презрение, проскользнувшее в моем тоне и, по-видимому, в отместку мне, с какой-то бравадой заявил:
— Да так, обычная "расчлененка". Завалил я одного приятеля на хате, не понравился он мне. Распилил труп в ванной, а потом вынес из дому по кускам и закопал в разных частях города.
Потягивающая коктейль девица поперхнулась и непроизвольно пододвинулась ко мне, как ребенок придвигается к взрослому, когда в его присутствии кто-то рассказывает страшную историю. Держа в зубах трубочку, Настя исподлобья взглянула на Чуму, потом на меня и недоверчиво спросила:
— Правда что ли?..
Я криво усмехнулся:
— Да врет он все. За расчленение пять лет не дают. Если бы он отсидел за него все что полагается, был бы глубоким стариком.
— Правильно, — тотчас согласился Чума и взялся за бутерброд. — Не убивал я никого. А срок за драку получил. Ножом одного саданул…
В памяти свежи были воспоминания о встрече с бугаем. Я не хотел говорить ни о драке, ни о поножовщине и поспешил переменить тему.
— С тобой, Санек, все ясно, — заявил я и пододвинул к девушке тарелку с пирожным. — А ты, Настя, у нас студентка. Мы это поняли. Какого института?
— Я в медицинском учусь! — с таким пафосом проговорила девушка, что я невольно пожалел о том, что в свое время пошел учиться в физкультурный институт, а не в медицинский.
Но Чуме, по-видимому, нравилось стращать девушку, и он не желал менять тему разговора.
— Ха! Так ты будущий медик! — воскликнул он так, словно ему удалось уличить Настю в чем-то нехорошем. — Чего же ты испугалась, когда я о трупе заговорил? Я слышал, студентов-медиков заставляют в моргах так "жмуриков" потрошить, что "расчлененка" детской забавой кажется. Некоторые, говорят, даже удовольствие от вскрытия получают.
