Осень укутала Петербург влажными, зябкими туманами. Дни сделались короткими и хмурыми, а серебристые ночи обжигали холодными ветрами с неприветливого, штормящего Финского залива. Утерявшие листву деревья, покачивая черными ветвями, навевали редким посетителям парков и скверов тоску и воспоминания об ушедшем тепле
Добрый возвращался домой на служебном Вольво. День выдался спокойным — ни звонков из Министерства, ни скучных совещаний. Ляжку полковника грела очередная порция долларов и все было бы в этой жизни замечательно, если бы… Если бы его дочь вкупе с мамочкой — Розой Ивановной не болтали лишнего. А болтали они, будучи по родословной торгашками — одна аж в шестом, а другая в пятом колене, чрезвычайно много…
Все началось около года назад, когда полковник получил немыслимое продвижение по службе — с должности начальника затрапезной подмосковной колонии скакнул на пост шефа Управления Исполнения Наказаний по Ленинградской области. Теплое местечко гарантировало генерал-лейтенантские погоны, уважение, бешенные связи, скорый и окончательный переезд в столицу.
Он быстро освоился в новом качестве. Не жалея государственных средств, перепланировал приемную с кабинетом; заменил трехлетнюю служебную Ауди на новенький Вольво; выбил через министерство прекрасную квартиру; приблизил одного из заместителей — ушлого пожилого полковника из тех, кто прочно сидит при любом начальстве, потому как обязанности исполняет добротно, да при этом выше прыгать не собирается. Приблизил и не пожалел. Вскоре благодарный за оказанное доверие подданный невзначай шепнул:
— Была, Андрей Яковлевич, при старом начальнике неприметная золотая жилка, позволяющая безбедно жить избранным…
— Знаю я все уловки… — самонадеянно парировал Добрый и перечислил, загибая жирные пальчики: — оформление заключенным платных отпусков из зон; представление документов на досрочное освобождение за неплохую мзду; левое производство… Будто я сам не занимался подобными фортелями в Подмосковье.
— Э-э… — загадочно улыбнулся плешивый клерк в погонах, — мелковато вы там плавали. Все выше перечисленное здесь имеется, но процветал тут бизнес и поприбыльнее…
— Выкладывай, — решительно скомандовал чиновник и следующие полчаса сидел с открытым ртом, слушая о том, что творилось при его предшественнике.
А творилось следующее. В одной из колоний был создан перевалочный пункт для налаженного канала поставки наркотиков из среднеазиатских стран третьего мира. Пользуясь недосягаемостью для обысков и прочих профилактических мероприятий спецслужб, местное руководство Минюста способствовало продвижению страшного зелья в Европу. Платили же наркодельцы за услуги отменно…
— А что же сейчас? — сглотнув подступивший от волнения ком, справился у заместителя Добрый.
— Сейчас затишье…
— ?
— Вас боятся, — просто объяснил тот и осторожно добавил: — присматриваются, вдруг вы, как говорится — противник всяческих… так сказать… нарушений…
— Ты, вот что, — отвел взгляд новый начальник Управления, — передай, коль связи не потеряны: жду конкретных предложений. Понял?
— Не потеряны… Будет сделано, — лакейски поклонился плешивый и исчез за высокой, оббитой кожей дверью.
С тех пор пожилой полковник, приходя на доклад в начале каждой недели, вставал сбоку от начальственного стола и терпеливо ждал, покуда шеф, будто невзначай выдвинет верхний ящичек. Как только ящичек приоткрывался, в образовавшуюся щель моментально падал тугой сверточек. В сверточке неизменно покоилось ровно пять тысяч долларов…
В тонкости преступного механизма Андрей Яковлевич не лез — будучи человеком неглупым и чрезвычайно осторожным, понимал: накроют — мало не покажется и отговорки типа: «А я и ведать не ведал!..» — не помогут. Однако светиться лишний раз среди участников авантюры упорно не желал.
Знали о криминале несколько человек: начальник колонии особого режима под Шлиссельбургом; старший опер этого же исправительного заведения; плешивый полковник; да тихий, невзрачный прапорщик из тамошних автомобильных боксов. Раз в неделю на двух грузовиках-длинномерах в колонию приезжали поставщики сырья — металлической катанки, которую зеки обрабатывали на станках до нужного диаметра, а дальше растачивали на болты и прочий крепеж. Каким-то образом в одном из автомобилей был устроен тайник. КамАЗы загоняли в теплый бокс и разгружали мостовым краном. Водилы с экспедитором, как правило, задерживались до следующего дня, якобы оформлять документы или же заниматься мелким ремонтом автомобилей. А под покровом ночи прапор ловко опустошал схрон, складируя архи дорогой товар в обычные деревянные ящики. Снизу и сверху зелья закладывались свинцовые пластины, дабы ликвидировать дефицит веса, а далее досыпалось по десятку килограмм легальной продукции. Через пару дней «золотые» ящики, на бортах которых тот же прапорщик малевал через трафарет номер партии не обычной — черной, а темно-синей краской, затерявшись в штабелях своих дешевых собратьев, отправлялся через страны Балтии в Европу…
Конечно, Розка была в курсе. Несколько ее магазинчиков при неусыпном контроле и адской нервотрепке не приносили и десятой части той суммы, что причиталась за молчаливое «неведение» большезвездному чину. Женушка безмерно радовалась темным доходам, хотя иной раз и сетовала на вероятность остаться под старость без мужа. Именно поэтому Андрей Яковлевич неоднократно талдычил ей о необходимости поменьше трепаться языком с такими же недалекими подругами-товарками и бахвалиться перед ними баснословными по цене обновками. «Я всего лишь полковник на генеральской должности, да и ты не миллионерша, а директор трех вонючих туесков, так и веди себя соответственно. И дочь нашу поучать не забывай…» — частенько говаривал он, отдавая очередной левый заработок.
Кажется, Роза Ивановна из-за страха — вечного спутника работника торговли, вняла его просьбам и о преступной деятельности близкого человека помалкивала. А вот доченька…
С тех пор, как молодая, шестнадцатилетняя девица сама подсела на наркотики, покой в доме забыли все. Ее пробовали запирать в квартире; прятали одежду; нанимали гувернантку, охранника, но… Тщетно. Конечно же, благодаря словоохотливой мамочке Анна догадывалась о причинах финансового расцвета семьи. Поэтому, когда девушка пропадала со сверстниками и возвращалась под утро невменяемой, родители не знали что думать: стала ли их тайна достоянием чужих ушей или же Всевышним послана «отсрочка приговора».
Три месяца назад молодую наркоманку привезли на машине в бессознательном состоянии. Отец с матерью долго метались по коридору, решая: звонить ли на станцию скорой помощи или же вызвать врача на дом. И то и другое грозило помещением в реанимацию, а там — в бреду, она могла выболтать что угодно. Тогда-то и подвернулась идея обратиться к профессору Виргилису — известному на весь Питер наркологу. Ученый муж приехал лично, провел возле новой пациентки двое суток и мастерски вывел ее из комы. А чуть позже забрал Анну в свой стационар, где к лечению по его же просьбе подключился психолог Фролов.
И вот прошлым вечером, во время грандиозного скандала из-за найденного шприца и ампул с наркотическим веществом, обозленная дочь бросила отцу в лицо: «Полгорода уже знает, откуда у тебя такие деньги!»
Оправившись от шока, полковник минут сорок терзал ту вопросами по поводу дерзкого заявления, но она раскрыла рот лишь однажды, огрызнувшись: «Кажется, Виргилис сидел рядом, когда очнувшись, я крыла тебя матом за бизнес с белой смертью…»
Являлось ли это правдой или же фразы придумывалась девушкой налету — в отместку за реквизированную дозу, Добрый разбираться не стал — барышня в силу сдвинутой психики и сама вряд ли была в состоянии вспомнить истину. Теперь перед ним стояла одна задача первостепенной важности — обезвредить психотерапевта. Профессор Виргилис скоропостижно скончался около месяца назад, а вот Олег Давидович, с коим старик наверняка успел поделиться услышанным — здравствовал, пребывал на подъеме, был весьма энергичен и имел немалые связи.
Если родная кровинушка и впрямь проболталась, Фролов автоматически становился детонатором замедленного действия или, другими словами — врагом номер один. А своих врагов Андрей Яковлевич предпочитал душить в зародыше…
Глава II
Наставник и его стажер
Поставив автограф под последним документом, Севидов захлопнул тонкую картонную папку, завязал бантиком две тесьмы и блаженно откинулся на спинку скрипучего стула.
— Я же говорил — ничего сложного в этом деле не предвидится, — тоном знатока заявил Волчков, покосившись меж тем на патрона.
— Все бы дела были такими… — негромко молвил в ответ Анатолий Михайлович, прикрывая веки.
