– Твоя драгоценная Оксаночка снова наняла домработницу, – зудела Яна.
Она уже выложила своему труднодоступному, озабоченному только проблемами корпорации отцу и о гнусном поведении некоторых учителей ее колледжа, и о необходимости купить четыре-пять пар новой летней обуви, и о том, что в их классе уже девять человек съездили на уик-энд с родителями в Лондон или Рим, хорошо бы и нам поколесить по Европе, хватит изображать Лермонтова в изгнании или Пушкина в Болдине, пора тебе, папулька, отдохнуть от российской действительности… А теперь Яна настойчиво разрабатывала милую сердцу тему отрицательных качеств мачехи.
– …Наняла домработницу. Подумаешь, какая нежная, не может сама приготовить мне ужин. Весь день сидит дома, уже позеленела от скуки, чем же ей еще заниматься, как не обустройством квартиры? Нет, обязательно надо пригласить кого-то со стороны.
Олег Кириллович спокойно слушал назойливое бубнение дочери, зная, что в любой момент может пресечь поползновения в сторону своей красавицы жены и перевести разговор на удобную тему покупки нового костюма или платья. Но в голове у него, во-первых, вертелся очередной перспективный проект для фирмы, во-вторых, домой Олег Кириллович приходил поздно и скандалы между вредной дочуркой и молодой женой, происходившие преимущественно в его отсутствие, совершенно его не волновали. Так что Яна могла изливать желчь и безуспешно пытаться скомпрометировать мачеху – она не встречала со стороны отца ни протеста, ни сочувствия. В принципе все их совместные обеды были выдержаны в едином стиле: непрерывный монолог Яны, где жалобы на жизнь соседствовали с частыми просьбами денег, и молчаливое присутствие Олега Кирилловича.
– Ей ты купил прошлой зимой новую шубу, а мне нет, – ныла дочь, – в чем же я буду ходить? Сквозь мою обглоданную норку уже просвечивают коленки. Ведь замерзну насмерть! Ну, папа, ты совсем меня не слушаешь, ну, посочувствуй любимой дочурке!
Олег Кириллович наконец-то отвлекся от своих мыслей и мартини и обратил внимание на Яну.
– Давай-ка я подкину дочурке деньжат, – улыбнулся он. Подкинуть деньжат – эта нехитрая процедура безотказно и молниеносно поднимала настроение Яны сразу на семнадцать пунктов. – Сколько тебе нужно?
Яна оживилась, ее глаза засверкали плотоядным блеском.
– Дай мне триста, нет, пятьсот долларов! – воскликнула она. – Папулька, ты прелесть, хотя и не уделяешь моему воспитанию должного внимания. Спасибо. Целую в носик. Кстати, закажи мне осетрину с грибами. Я все еще не наелась!
Олег Кириллович впервые за обед удосужился отреагировать более-менее эмоционально.
– Как же так! – возмутился он. – Сколько можно лопать? Ты съела жульен, овощной суп, шашлык, бутерброд с красной рыбой, графин сока, бокал мартини, мороженое и вот эту гигантскую вазу с фруктами. А теперь еще и осетрина?
Олег Кириллович, оставаясь внешне индифферентным к окружающему, на самом деле четко фиксировал в своей компьютерной голове все изменения в обстановке. Он не пропустил ни одного слова в Яниных ламентациях и отметил все пункты меню, в которых блестяще выступила его упитанная дочь.
Яна сделала несчастные глаза и попыталась изобразить жалкую голодную сиротку, но это у нее не получилось, так как она весила уже на десять килограммов больше нормы, а ее откормленные упругие щеки радовали глаз свежестью и здоровьем.
– Посажу тебя на диету. Иначе через год ты превратишься в дряблую толстушку, а я буду виноват.
– Конечно, – уныло согласилась Яна, – родители всегда виноваты в неблагополучии детей. Ладно, буду тихо умирать от голода. Домработница, которую наняла Оксанка, тоже пухлая и круглая. Этакая провинциальная дунечка! Представь себе – коса! Толщиной как моя рука. Одета неимоверно, завал, нет сил описать. Хотя мордашка, надо признать, симпатичная. А что, мы уже уходим?
* * *
За последние полгода Макс Шнайдер побывал в штаб-квартире компании «Юмата хром корпорейшн» по крайней мере восемь раз. И сейчас, взлетая в стеклянном лифте на двадцать четвертый этаж токийского небоскреба, он вновь и вновь прокручивал в голове детали предстоящей сделки.
Опять придется лететь в Россию. И не в столичный город, а в самое захолустье. Эта перспектива его, с одной стороны, не радовала. Грязь, хамство, тараканы в гостиничных номерах, отсутствие вегетарианских блюд в ресторанных меню, разбитые мостовые, невозможность взять напрокат машину – все эти неудобства чрезвычайно раздражали Макса Шнайдера. Еще совсем недавно, лет семь назад, прилетая в Россию, холеный, вальяжный Макс, обладатель недвижимости во всех европейских столицах, чувствовал по отношению к своей персоне трепетное подобострастие русских аборигенов. А теперь он приезжал в страну и уезжал из нее, не ощущая своей избранности. На улицах его толкали грубые прохожие, а на базаре, куда Макс устремлялся в поисках экологически чистого корма, могли банально обругать, как простую домохозяйку. И настроение изменилось. Конечно, и раньше в русской бесшабашности чувствовалась нота неизбежного конца. И пьянки, и переговоры – все как в последний раз. Но теперь Макс во всем чувствовал горькую, фатальную обреченность, и это портило ему настроение.
Но все это было внешнее, связанное с неудобствами быта, которые Макс Шнайдер переносил с трудом. С другой стороны, перед каждым новым приездом в Россию Шнайдер испытывал приятное волнение, так как каждая новая поездка приносила ему: изменение в мировосприятии или какое-то неожиданное открытие. Иногда ему казалось, что миллионная часть его существа, тончайшая струйка крови уходит корнями в эту землю и связывает его с Россией родственными узами…
Раздался мелодичный звон, и двери лифта плавно разошлись. Макс Шнайдер бросил мимолетный взгляд в зеркало, вытянул губы трубочкой и пошевелил образовавшимся хоботком – упражнение против носогубных складок. В общем, он остался доволен увиденным.
Да, уже сорок восемь, но выглядит на пять лет моложе. И несомненный победитель. Во всем: и в борьбе с болезнью (рак желудка, остановленный усилиями американских врачей и мужественным героизмом самого Шнайдера), и в отношениях с женщинами, и хотя бы в нелегком моральном противостоянии российским уличным нищим (попробуй отвяжись!), и главное – делах. За тридцать лет в бизнесе Максу Шнайдеру хватило бы пальцев одной руки, чтобы сосчитать свои неудачи. Для подсчета побед нужно было обращаться за помощью к компьютеру.
Несколько шагов по мягкому ковровому покрытию – и Шнайдер очутился в апартаментах «Юмата хром корпорейшн». Приближаясь, он надел улыбку номер 78 – «добрый удав, обещающий кролику виртуозную анестезию» – и увидел господина Масачику Арита, который нежно смотрел на него взглядом влюбленной акулы.
Бесшумный официант поставил перед собеседниками чашечки кофе и растворился в стенной кожаной обивке цвета молочного шоколада.
– Господин Шнайдер, должен сообщить вам, что наша заключительная беседа будет носить официальный характер и все мои предложения отражают намерения «Юмата хром корпорейшн», – произнес японец.
Шнайдер наклонил голову в знак согласия. Он этого ждал. Сейчас японец будет два часа ходить вокруг да около, пока доберется до сути, используя многочисленные намеки и образные сравнения, превознося деловые качества и хватку Шнайдера, но в пределах, ограниченных суммой гонорара (Макс за тридцать лет так поднаторел в переговорах, что по концентрации льстивых замечаний мог с точностью до пяти тысяч определить, на какое вознаграждение он может раскрутить партнера). Шнайдер автоматически отсеивал вежливые лирические отступления – они возникали перед его мысленным взором в виде печатных страниц, обведенных жирной рамкой и перечеркнутых крест-накрест, – без которых не могут строить свой монолог японские коллеги, и тщательно фильтровал информацию. Он уже знал, зачем его вырвали из Амстердама, где он проворачивал судьбоносную сделку для одной американской мегакорпорации.
Японцы хотели купить промышленный комплекс в городе Краснотрубинске – горно-обогатительный комбинат и ферросплавный завод. Предприятие акционировалось полгода назад, и государство решило выставить на инвестиционный конкурс свои сорок девять процентов акций. «Юмата хром корпорейшн» была готова предложить сто восемьдесят миллионов долларов: перспектива получить в свое распоряжение уникальное производство сулила компании огромную выгоду. Используя фантастически дешевую рабочую силу, модернизировав производство, корпорация могла бы получать фантастическую прибыль. Огромное преимущество перед хромовыми рудниками в других странах состояло, в частности, в том, что российские экологические нормы позволяли буквально выжимать деньги из земли, взамен щедро унавоживая ее отходами производства. Это было бы совершенно невозможно в самой Японии, где выполнение всех требований по охране среды съедало львиную долю доходов.
