Они прошли по коридору и остановились на террасе, выходившей в небольшой двор. Вязов вдруг посерьезнел. Расспросил участкового о происшествии и, поглядывая на дверь дежурного, сказал:
— Для привода материала не совсем достаточно, но вы поступили правильно. Порядок на участке надо наводить. Скажите, товарищ Трусов, если бы вы там, на месте происшествия, узнали, что этот юноша — сын нашего начальника, вы привели бы его в отделение? — Вязов прищурился, словно хотел получше рассмотреть участкового.
Трусов опустил голову и покраснел.
— Право, не знаю, — ответил он тихо. — Для меня это так неожиданно… Ведь я новый работник. — Он поднял голову и улыбнулся. — Но я бы, пожалуй, все-таки привел.
— Вот это мне нравится. — Вязов тоже улыбнулся.-
Законы для всех одинаковы, и для работников милиции те же законы.
— А дежурный… — Трусов не договорил и вопросительно посмотрел на лейтенанта.
Вязов помрачнел.
— Я знаю. Мне о нем не надо рассказывать. Но майор человек неплохой. Так что вы не расстраивайтесь. Кстати, вон пришел капитан, надо ему обо всем доложить.
Заместитель по политической части капитан Стоичев слушал лейтенанта не прерывая. Он держал во рту папиросу и сидел за столом чуть сгорбившись. Изредка Стоичев взглядывал на участкового, и в его серых глазах мелькало любопытство.
— Передайте дежурному, чтобы он прислал ко мне Виктора, — сказал капитан-, когда Вязов умолк.
Вязов вышел в коридор, услышал плач у двери дежурного и пошел туда. К нему бросилась молодая женщина, одетая в простенькое серое платье и белые босоножки. Из-под соломенной шляпки у нее выбивались светлые волосы, лицо было в слезах.
— Помогите, пожалуйста, помогите!.. — еле выговорила она, вытирая платком слезы.
— Что случилось, гражданка? — спросил Вязов.
— Девочка моя… дочка пропала…
— Пройдите к дежурному.
— Он сказал, что занят… — Женщина закрыла лицо руками.
— Пойдемте со мной, — сказал Вязов и открыл дверь в кабинет дежурного.
Поклонов кричал кому-то в трубку: «Да вези ты его в отрезвитель! Не хочет? А ты его под мышки возьми и вежливо на машину». — Положив трубку, Поклонов взглянул на женщину.
— В детской комнате три девочки. Какая ваша? — обратился он к посетительнице.
Обрадованная мать стала описывать девочку: косички, ленточки, платьице голубое. Поклонов потянулся р кой к другому телефону, снял трубку и лениво начал передавать эти признаки в детскую комнату, потом сказал «Наверное, она». Но в эту минуту в дверь влетела пожилая женщина с усиками, в белой шляпе с цветами, в вы шитой красными розами кофте и басом закричала:
— Чем занимается милиция? В такой праздник на улице сумочки из рук тащат. Безобразие!
За ней вошел старшина, остановился позади, послушал и подмигнул Вязову. Когда женщина вдосталь накричалась, старшина нарочито громко спросил:
— Ваша фамилия, гражданка?
Женщина круто повернулась, смерила старшину уничтожающим взглядом, поправила шляпку и назвала фамилию.
— Возьмите вашу сумку и не оставляйте ее больше в пивных, — строго сказал старшина и передал гражданке маленькую, обшитую бисером сумочку.
— Ах, боже мой! — вскрикнула женщина, прижала сумку к груди и бросилась к двери.
За ней вышла и женщина, искавшая свою дочурку, радостно приговаривая: «Спасибо вам, нашлась моя Лялечка, спасибо…»
Когда женщины вышли, Виктор встал и коротко сказал:
— До свиданья.
— До свиданья, Виктор Терентьевич, — попрощался Поклонов, но Вязов предупредил дежурного:
— Капитан приказал привести к нему Виктора.
Поклонов вскочил, хмуро посмотрел на лейтенанта и, ничего не сказав, вышел вместе с Виктором.
Вязов подошел к окну и, тихонько посвистывая, стал глядеть на улицу.
Когда Поклонов вернулся, лейтенант спросил:
— Зачем вы, товарищ Поклонов, поставили в неудобное положение молодого участкового?
— Пусть привыкает к службе, — усмехнулся старший лейтенант.
— Вы поступили неправильно.
— А вы мне не указывайте, я подчиняюсь не вам.
— Я говорю с вами как парторг. — Вязов подошел к столу.
— Слушаю вас, товарищ порторг, только мне очень некогда, я на дежурстве… — Поклонов с радостью схватил трубку зазвеневшего телефона.
— Хорошо, поговорим после, — сказал Вязов и вышел.
Поклонов косо посмотрел ему в спину.
Виктор не был знаком со Стоичевым, хотя и слышал о нем от отца, и сейчас, сидя за столом, с любопытством рассматривал тонкий с горбинкой нос и полные губы капитана. Виктор понимал, что ему придется выслушать нравоучение, но он уже привык их выслушивать в школе, и у него даже мелькнула озорная мысль: не попросить ли у капитана закурить?
— Неприятно, когда знакомятся в такой обстановке, — тихо, словно для себя, сказал капитан и притушил папиросу. — Но ничего не поделаешь, обстоятельства заставляют.
— Обстановка, по-моему, приличная, — сказал Виктор.
Капитан сразу понял, что перед ним не особенно стеснительный мальчишка. Это было заметно по тому, как он спокойно сидел на стуле и скучающе поглядывал в окно. Несколько вздернутый нос, опущенные уголки губ подчеркивали независимый характер.
— С кем ты дружишь? — спросил Стоичев.
Строгий голос капитана не смутил Виктора, скорее заставил насторожиться, и он ответил как можно небрежнее:
— С одноклассниками, конечно.
— Назови имена.
— Пожалуйста: Костя, Петя, Сережка… — перечислял Виктор первые попавшиеся ему на ум имена, стараясь серьезно и прямо смотреть капитану в глаза.
— Кто из них был в пивной?
— Костя.
— Это Костя подрался?
Виктор замялся. Если он на вопросы будет отвечать правильно, то быстро расскажет все подробности. Но он не дурак, его не проведешь.
— Нет, какие-то ребята подрались… Я их не знаю.
— Почему же Костя убежал?
— Он вообще пугливый, милиционеров боится как огня.
— А ты не боишься? — Капитан прищурился и, не спуская взгляда с мальчика, взял из пачки папиросу.
— Чего мне бояться, когда у меня отец милиционер!.. — Виктор засмеялся, считая, что разговор принял шутливый характер и гроза прошла.
Капитан зажег спичку, медленно раскурил папиросу, осторожно потушил спичку в пепельнице и только после этого опять задал вопрос:
— Л ты отца уважаешь?
— Конечно, — быстро ответил Виктор и снова насторожился. Стало ясно — капитан не собирался шутить.
— Не видно этого. С уполномоченным ты разговаривал, как самый отъявленный хулиган. — Капитан взял папиросу, как палку, положил кулаки па стол, будто собирался ими застучать. Однако глаза у него были спокойные и очень внимательные. — Ты и в школе, наверное, так ведешь себя? Учителям грубишь, на уроках балуешься, товарищей не уважаешь?! Так, что ли? Ты понимаешь, что подрываешь авторитет своего отца и в школе, и на улице? А ведь отец твой как раз ведет борьбу с хулиганством, с воровством. Частенько жизнь свою подвергает смертельной опасности. Тебе это непонятно?
— Понятно, — тихо ответил Виктор, рассматривая свои коленки и думая о том, что если он во всем будет соглашаться, разговор быстрее закончится. Спорить со взрослыми — только раздражать их, это правило он давно усвоил.
— Если тебе это понятно и ты все-таки хулиганишь, то нам нужно будет присмотреться к тебе. Иди, но знай, что твой отец и я с хулиганами шутить не любим.
По коридору Виктор шел посвистывая. Привода ему не запишут: Филипп Степанович отца боится как огня. Если же до отца слух дойдет, то можно сказать, что участковый не разобрался, драчуны все разбежались, а его, Виктора, пригласили в отделение как свидетеля. Капитан же в отделении новый человек и сразу с отцом отношений портить не станет. Ясно как день. И Виктор спокойно шагал по тротуару, заложив руки за пояс, подмигивая встречным девушкам, и с удовольствием подставляя солнцу веснушчатое лицо.
Разморенные деревья отбрасывали на тротуар короткие тени; ветерок перебирал листочки, шевелил бумажки на мостовой. Над головой загудел самолет, Виктор задрал голову, и ему вдруг захотелось куда-нибудь улететь, хотя бы на дрейфующую станцию Северного полюса.
— Как там, Витька? Что сказали? — неожиданно спросил вышедший из-за угла приземистый паренек в синей майке.
— Все в порядке, — ответил Виктор, останавливаясь.
— О нас не спрашивали?
— Чудак ты, Коська! Чего они меня будут спрашивать? Там знакомые люди. Конечно, спросили, сколько я выпил сегодня пива, на какой вечеринке собираюсь танцевать.
— Если так, то ладно.
— А ты пуглив, как я посмотрю. — Виктор засмеялся и хлопнул товарища по плечу. — Не дрейфь, держи хвост трубой!
Они пошли рядом. Виктор нес голову высоко, рассеянно посматривая по сторонам; его рыжие волосы упрямо топорщились на вершинке, легкая походка была беспечной. А Костя шагал широко и грузно, маленькая голова его сидела на широких и сутулых плечах как-то неровно, слишком уж далеко выдаваясь вперед. Взгляд у Кости был грустный и будто бы пытливый, под прядью каштановых волос на лбу виднелись преждевременные морщинки.
