— Вы не знаете, он уехал на машине? — спросил я.
—Разумеется, на машине. А в чем дело? Что он натворил?
Я ответил, что, насколько мне известно, он ничего не натворил, и она захлопнула дверь у меня перед носом. Тогда я прошел по дороге к стоящим в ряд частным гаражам. Сквозь матовое оконце в двери гаража было плохо видно, но все же я убедился, что зеленоватый «фиат» Рива на месте. Теперь я твердо знал: Рив никуда не уезжал. Я хмыкнул, представив себе, как все эти недели Рив скрывается в собственной квартире, питаясь продуктами из морозильника, а большую часть времени проводит в комнатах с окнами во двор, обнесенном высокой стеной, там никто не заметит, горит у него свет или нет, будь то день или ночь. Ну, что ж,—подумал я, доживем до субботы, и представил себе, как я буду подробно расспрашивать Рива о его поездке, расставляя ему небольшие ловушки, пока даже он, обладающий писательским воображением, не будет вынужден признать, что никуда не уезжал.
Когда в тот день я вернулся домой, Гвендолен накрывала на стол к ужину. С ней одной, решил я, поделюсь своим намерением разыграть Рива. Я завладел ее вниманием, как только упомянул его имя, когда же сообщил ей, что машина Рива спокойно стоит себе в его гараже, Гвендолен уставилась на меня, а вся краска сошла с ее лица. Она опустилась на стул, а вилки и ножи, которые она держала в руках, упали ей на колени.
— Ради Бога, что с тобой? — забеспокоился я.
—- Как он может быть таким жестоким? Как он может так поступать с людьми?
— Ах, дорогая моя, ты же знаешь, Рив безжалостен к женщинам. Помнишь, он рассказывал нам, что проделывал такие фокусы и раньше.
— Я ему сейчас позвоню, — сказала Гвендолен. Я видел, что она вся дрожит. Она набрала номер Рива, послышались долгие гудки.
— Он не ответит, — заговорил я. — Знай я, что ты так расстроишься, я бы тебе ничего не сказал.
Больше Гвендолен не произнесла ни слова. На плите что-то варилось, стол был наполовину накрыт, но она все бросила и вышла в переднюю. Почти тут же я услышал, как хлопнула парадная дверь.
Мне известно, что особой сообразительностью я не отличаюсь, но я не тупица. После такого даже муж, который доверяет своей жене так, как доверял своей я — вернее, для меня вопрос о доверии никогда не стоял, — сообразил бы, что что-то происходит. Впрочем, ничего особенного, успокоил я сам себя. По-моему, она просто чокнулась на преклонении перед героями — Рив льстил и доверялся ей, подогревая это чувство еще сильнее. После того, как он внушил ей, что она его самый близкий друг, посвященный во все его тайны, Гвендолен, естественно, считала себя уязвленной и обманутой. Тем не менее я поднялся наверх и порылся в ящике ее туалетного столика, где она хранила сувениры, чтобы еще раз убедиться в своих предположениях. Непорядочно? Не думаю. Ящик Гвендолен никогда не запирала и даже не думала от меня скрывать , что там лежит.
И эти самые свидетели нашей первой встречи, моих ухаживаний, нашей свадьбы — все они оказались на месте. А между двумя открытками, посланными ко дню рождения и ко дню св. Валентина, я обнаружил засушенную розу. Но тут же в кружевном платочке, который я ей подарил, лежали отдельно медальон и пуговица. Этот медальон ей оставила мать, однако находившаяся в нем фотография какой-то неизвестной и давно умершей родственницы была заменена карточкой Рива, вырезанной из какой-то фотографии. На обратной стороне оказалась прядь волос — в один из наших визитов к Риву на квартиру Гвендолен, должно быть, собрала эти волосы с его щетки для волос. Пуговицу я тоже узнал — она была от яркой спортивной куртки Рива, хотя и не была отрезана. Бедняжка Гвендолен… На мгновение я заподозрил Рива. В это ужасное мгновение, сидя в комнате жены после ее ухода, я спросил себя, неужели Рив способен?.. Неужто мой лучший друг способен?.. Нет, не может быть. Ведь он даже ни разу не послал ей ни письма, ни цветка.
Все дело в ней, Гвендолен, а посему — я знал, куда она направилась, — я должен воспрепятствовать ее встрече с ним, избавить ее от унижения.
Я сунул медальон с пуговицей в карман с неопределенным намерением предъявить ей эти вещи, чтобы показать ей насколько она наивна. Машину Гвендолен не взяла. Она не любила ездить через центр Лондона. Я сел в свою машину и поехал к станции метро, куда, как я знал, направится Гвендолен.
Она вышла из метро через четверть часа после моего приезда туда и шла довольно быстро, то и дело нервно озираясь по сторонам. Увидев меня, она удивленно ахнула и остановилась как вкопанная.
— Садись в машину, дорогая, — мягко произнес я. — Я хочу поговорить с тобой.
Сесть-то она села, но не сказала ни слова. Я покатил по Бейсуотер-роуд в парк. Там, в районе кольца, я запарковал машину под платанами и, чтобы нарушить тягостное молчание, сказал:
— Не думай, что я ничего не понимаю. Мы женаты десять лет, а я, смею сказать, довольно скучный человек. Рив — другое дело, с ним интересно и…, ну, словом, вполне естественно, что тебе кажется, будто ты в него влюблена.
Гвендолен смотрела на меня невидящими глазами.
— Я люблю его, а он любит меня.
— Пустое, — возразил я, но по всему моему телу пробежала дрожь — и вовсе не от прохлады весеннего вечера. — Стоило Риву испробовать на тебе свои чары…
— Мне нужен развод, — перебила она меня.
— Ради всего святого! — воскликнул я. — Ты его почти не знаешь.Ведь вы никогда не оставались наедине, правда?
— Никогда не оставались наедине?! — Она засмеялась сухим,полным отчаяния смехом. — Вот уже полгода он — мой любовник,и сейчас я иду к нему. Скажу, что теперь ему не нужно больше прятаться от женщин, потому что я останусь с ним навсегда.
В полутьме я глядел на Гвендолен широко раскрытыми глазами.
— Я тебе не верю, — произнес я, но я верил, верил… — Ты хочешь сказать, что наряду с остальными..? Ты, моя жена?!
— Я стану женой Рива. Одна я понимаю его, я единственная, перед кем он может излить свою душу. Он сам мне об этом сказал перед отъездом.
— Только он никуда не уезжал. — У меня перед глазами, будто лужа крови, разлилось багровое пятно. — Дура! — заорал я на нее. — Неужели ты не видишь, что это он от тебя скрывается, от тебя? И сделал он это, чтобы отделаться от тебя, как прежде отделывался от других. Любит тебя? Да он же тебе сроду ничего не дарил, даже фотографии. Если ты пойдешь туда, он тебя не впустит. Уж если он кого не впустит , так это тебя.
— Я еду к нему! — вскричала она и попыталась открыть дверцу машины. —Я ухожу к нему, буду жить с ним, а тебя и видеть больше не желаю!
Кончилось все тем, что я один поехал домой. Желание Гвендолен исполнилось — она так меня больше и не увидела.
Когда она не вернулась и к одиннадцати, я позвонил в полицию.
Меня попросили прийти в участок и заполнить анкету на пропавших без вести, но особого значения моим опасениям не придали. Очевидно, когда исчезает женщина в возрасте Гвендолен, в полиции считают само собой разумеющимся, что она сбежала с другим мужчиной. Однако полиция не на шутку встревожилась, когда на утро сторож парка обнаружил в кустах тело Гвендолен — ее задушили.
Это было в четверг. Полиция хотела знать, к кому это так далеко от дома направлялась Гвендолен. Меня попросили назвать адреса и фамилии всех наших друзей. С кем мы водили знакомство в районе Кенсингтона, Паддингтона и Бейсуотер — и вообще в окрестностях парка? Я ответил, что таких у нас нет. На другой день мне задали тот же самый вопрос, и я, будто только что вспомнив, сказал:
— Разве что Рив Бейкер. Романист, вы его знаете.
И назвал им его адрес.
— Но Бейкера сейчас нет в городе, уехал на три недели. И раньше завтрашнего дня не вернется.
Что произошло потом, я знаю из показаний, данных на суде — на суде над Ривом по обвинению в убийстве моей жены. В субботу утром полиция нагрянула к нему на квартиру. По-моему, сначала они его совсем не подозревали. Сведения почерпнутые из криминальных романов, подсказали мне, что полиция попытается выудить у Рива как можно больше фактов о нашей с Гвендолен личной жизни.
К несчастью для Рива, полиция уже опросила кое-кого из его соседей. Все они считали, что он действительно уехал. Молочник и мальчишка-газетчик были в этом уверены. Поэтому когда полиция стала его допрашивать и он узнал, почему именно, он впал в панику. Сказать, что уезжал во Францию, он не осмелился — полиция без особого труда доказала бы лживость подобного утверждения. Вместо этого он рассказал правду: он прятался, чтобы избежать знаков внимания одной дамы. Какой именно? Это Рив сообщить отказался, зато это с удовольствием сделала соседка этажом выше. Она неоднократно видела как Гвендолен навещала Рива днем, слышала, как они ссорились. Гвендолен утверждала, что любит его и жить без него не может, а он кричал, что не допустит, чтобы им помыкали, и что он пойдет на все, чтобы избавиться от ее посягательств на его свободу.
