— У меня все хорошо, мистер Кочран, — быстро проговорил он. — Все о’кей! Я… У вас есть новости?
Он впервые назвал Кочрана мистером. Мелочь, но это нестерпимо резануло слух. Кочран почувствовал, как весь покрылся испариной. Муни предупредил его, что нельзя зря волновать Палику или, тем более, вселять в него какие-то несбыточные надежды. Тот ничего не должен знать об Элен Морисон, пока у них не появятся конкретные факты, позволяющие продолжить следствие по делу. Инспектор глухо пробормотал, что особых новостей у него нет. Пока в деле не наметилось никаких подвижек. Правда, это только пока. В главном полицейском управлении хотят, чтобы он, Джонни Палика, еще раз подробнейшим образом изложил события того злополучного вечера. Если он, конечно, не против.
Джонни был не против. Он с готовностью закивал головой в знак согласия. Кочран задал ему несколько наводящих вопросов, ответы на которые он прекрасно знал. В свое время они с Макрейнолдсом сделали все, что было в их силах, чтобы проверить, насколько эти ответы правдивы. Однако он притворился, что слушает Палику с интересом, и даже изредка кое-что помечал у себя в блокноте, делая вид, что сверяет показания с собственными данными.
— Разумеется, разумеется, — изредка вставлял он невпопад, безотносительно того, о чем в этот момент рассказывал Джонни.
Они с Макрейнолдсом обязательно все проверят и перепроверят еще раз — пообещал он хрипловатым от волнения голосом. Проверят безотлагательно. И с подружкой его встретятся, конечно же. Они снова проанализируют все обстоятельства дела самым тщательным образом. Они…
Он был готов отдать все на свете, только бы поскорее уйти отсюда. Обещать что угодно, только бы не видеть умоляющего взгляда Джонни Палики. Взгляда, взывающего о милосердии и жаждущего сострадания. Эта мольба не была адресована кому-то конкретно. Нет, то был просто взгляд человека, который отчаянно нуждается в помощи, и ничего более. Да, такой вот пустяк, взять и помочь, вдруг неожиданно для самого себя разозлился Кочран. Как только Муни дал знак, что пора заканчивать свидание, он тут же подхватил пальто и, выдавив из себя пару ободряющих слов на прощание, поспешно ретировался. Но за стенами этой проклятой комнаты ему стало еще хуже. Потому что в коридоре его поджидала белая как мел Элен Морисон.
Глаза ее как-то странно блестели, и по всему было видно, что у нее нет ни малейшего желания разговаривать с Кочраном. Впрочем, он тоже не особо горел желанием вести с ней какие-то там разговоры. Девушка лишь молча посмотрела на него и отрицательно покачала головой. Конечно, подумал он с раздражением, она считает, что это мы с Макрейнолдсом упекли за решетку невинного парня. Что мы тут вообще ничего... Он резко отвернулся от нее. Ему не хотелось размышлять над тем, насколько Элен Морисон права в своих претензиях к ним. В глубине души он знал, она права, и от этого на душе у него стало еще муторнее.
Судя по настроению Макрейнолдса, с которым они встретились после обеда, тот тоже был явно не в духе. Он даже не стал обсуждать с Кочраном, что им делать дальше. Он выслушал молча, пару раз кивнул в знак согласия, а в одном месте даже нервно сглотнул слюну. Затем так же молча нахлобучил на голову шляпу, и они вместе отправились к вдове убитого аптекаря.
Миссис Сойер тоже сильно изменилась за прошедшие месяцы. Куда подевалась милая голубоглазая блондиночка с роскошными золотистыми кудрями и кукольно-розовым личиком? Женщина заметно постарела. Стоило им завести разговор об убийстве, как она тут же замкнулась, потом вдруг сорвалась на крик и все время нервничала, снедаемая какими-то внутренними страхами. А под конец вообще закатила им истерику.
Миссис Сойер продолжала упорно стоять на своем: ее мужа убил именно Джонни Палика. Ну вот, подумал про себя Кочран и тяжело вздохнул, ненависть и одиночество сделали свое черное дело, за считанные месяцы превратили цветущую молодую женщину в злобную старуху. Было решено пока не трогать двух других свидетелей. Какой смысл допрашивать их по новой, пока они не вытрясут что-нибудь стоящее из вдовы? Вечером того же дня Макрейнолдс поехал в управление и снова погрузился в изучение старых оперативных сводок, пытаясь найти в них хоть какую-то зацепку, которая помогла бы им установить местонахождение Джонни Палики на момент совершения убийства. И почти в это же самое время Кочран и Элен Морисон заступили на первое совместное ночное дежурство, прямо напротив бара «Клеверок» на Третьей Авеню.
Отныне они коротали на своем посту все вечера до поздней ночи, просиживая по шесть-семь часов в салоне припаркованной под аркой моста машины Кочрана. И так изо дня в день, семь раз в неделю. Все это время над их головами мерно перестукивали колеса проносившихся по мосту поездов подземки. Было холодно и неуютно, неласковый мартовский ветер пронизывал до самых костей, но выбора не было. Надо было ждать. Около двух часов ночи Кочран отвозил девушку домой и, наспех осушив по дороге чашечку кофе, ехал к себе. Он совсем выбился из сна: возможно, виной тому был кофе, а может, что-то другое. В постели он долго ворочался с боку на бок, пытаясь заснуть, потом забывался на какое-то короткое время и тут же подхватывался в полной уверенности, что его кто-то зовет. Голос звучал издалека, но Кочран слышал его отчетливо и ясно. Впрочем, нет, сам голос он не слышал или слышал его каким-то внутренним слухом, не как обычный звук. И тем не менее, Кочран безошибочно знал: это зовут именно его. В конце концов, он так привык к голосу, что стал воспринимать его как некую объективную реальность, неизбежный атрибут своего нынешнего бытия с его бесконечными ночными бдениями.
Он знал, о чем его просит голос. Собственно, он знал это с самого начала, с того момента, как только услышал его впервые. И он ничего не мог сделать. Ровным счетом ничего: ведь ходатайство об освобождении Джонни Палики из-под стражи в связи с прекращением дела могло быть подано только на основании новых свидетельских показаний, а для этого им с Макрейнолдсом был позарез нужен тот, другой человек, которого опознала девушка. Они же не могли его найти. И понятия не имели, где и как его искать. Вначале в их распоряжении было двенадцать недель. Потом недель осталось десять, восемь, и наконец, шесть. И никаких результатов, полный ноль. Ни у Макрейнолдса, перекопавшего все архивы в полицейском управлении, ни у них, несших свою вахту у бара.
Изредка, когда у Макрейнолдса наступал короткий просвет в работе с документами или, наоборот, когда от обилия бумаг уже начинало рябить в глазах, он бросал все и приезжал к ним, чтобы немного развеяться. Просиживал вместе с ними пару часов, и все трое при этом чувствовали себя немного не в своей тарелке. В остальные же вечера Кочран и Элен Морисон дежурили вдвоем. За это время Кочран уже успел как следует рассмотреть девушку и мог описать ее внешность в мельчайших подробностях. Но ничего личного при этом он не испытывал: никаких чувств, никакой эмоциональной приподнятости. Темные волосы, порой ему казалось, что он даже знает, какие они на ощупь, мягко очерченный нежный рот. Такие губки у других девушек ему категорически не нравились. А вот в Элен Морисон ему нравилось все. Впрочем, он никогда не думал о ней так, как думал о других девушках, с которыми у него случались интрижки. Да и о каком романе со свидетельницей можно было мечтать? На протяжении бесконечных, монотонных вечеров они едва ли перекинулись десятком фраз. Сама ситуация требовала от каждого из них максимальной собранности и предельной концентрации внимания. В таких условиях любой нормальный разговор просто невозможен. И, однако, вопреки всему и вся между ними установилась некая особая близость, что было совершенно ново и необычно для Кочрана в отношении с женщинами. Впрочем, у него не было времени задумываться над подобными пустяками.
Иногда на Элен Морисон нападало нетерпение: вместо того, чтобы сидеть себе тихонько и ждать, когда же появится тот, кто им нужен, она начинала допекать Кочрана попытками найти сходство с неизвестным у какого-нибудь случайного посетителя бара. В один прекрасный день, где-то на шестой неделе их дежурств, он не выдержал и постарался, как можно спокойнее, чтобы не обидеть девушку, объяснить ей, что в их деле нельзя пороть горячку. Единственное, что им остается, втолковывал он ей, это запастись терпением. Терпение, терпение и еще раз терпение. Нельзя подгонять события. Все приходит вовремя к тому, кто умеет ждать. В конце концов, Элен тоже была вынуждена признать правоту его слов: надо ждать.
Но про себя она не преминула отметить, что сам Кочран не очень-то рассчитывает на то, что терпение им поможет. Судя по всему, он вообще не верил в успех их предприятия. Девушка откинулась на спинку сиденья в своем уголке и внимательно посмотрела на него.
— А я считаю, что его обязательно найдут. Только на сей раз… — она помолчала немного, а потом продолжила: — На сей раз всем придется засучить рукава и работать так, как того требует дело. Не думайте, я вовсе не обескуражена тем, что нам пока не повезло. Просто у меня до сих пор в голове не укладывается, как можно было допустить такую непростительную… такую чудовищную ошибку. Нет, мы обязательно выследим этого подонка! Вот увидите!
