Я решила себя не мучить и поехала в ближайшее отделение связи. Марта, скорее всего, сейчас отсыпается, домой она улетит только через неделю, успеет и на могилке поплакать, и город осмотреть, и милые сердцу безделушки забрать, и встретиться с адвокатом. Должен же был Матвей Васильевич оставить завещание: даже если он и был обычным нищим российским пенсионером, квартира чего-то да стоила. Даже по европейским меркам. Кстати, если Марте потребуются услуги специалиста, я вполне могла бы ей помочь и в этом. Все-таки дипломированный юрист с опытом работы. А что? Может быть, пора закончить с экстремальной деятельностью на грани законности и с высокой степенью риска и заняться спокойной, нудной, благополучной юридической практикой?
Скептически хмыкнув в ответ на свой внутренний душевный порыв, я толкнула дверь отделения связи и подошла к единственной сотруднице. Признаться, не дружу я почему-то с почтовыми работниками. Не понимаю, им не нравлюсь конкретно я или все посетители? Почему-то на любой мой предельно вежливый вопрос эти дамы либо даже не поворачивают головы, либо обливают меня таким вязким презрением, что желание обращаться к ним пропадает надолго. Хотя, господа, скажите откровенно, есть ли среди вас мазохисты, посещающие это унылое заведение просто из спортивного интереса? Желания поразвлечься? Возможности поцапаться с сотрудницами? Стремления постоять пару часов в очереди? Вот то-то и оно. Все мы оказываемся там только по крайней необходимости.
Памятуя о прежних, не совсем удачных попытках общения с дамами за стойкой, я не стала особенно церемониться и выложила на стойку до неприличности измятую телеграмму:
– Кто принимал телеграммы десятого числа сего месяца?
– Ну, моя смена была, – удосужили меня ответом.
– Значит, вам знаком этот текст.
Женщина за стойкой, чем-то похожая на постаревшую мопсиху, сердито глянула на меня поверх очков, но телеграмму взяла. Морщась от недовольства, вчиталась в текст, поиграла бровями, будто что-то припоминая, и швырнула мне в лицо мятый бланк:
– Вы чего мне даете? Вы думаете, я буду это читать? Из какой ж… вы ее достали? Может, она в помойке валялась, а вы ее культурным людям в руки суваете? Идите отсюда, не мешайте работать, только очередь создаете.
Столь бурной реакции, признаюсь, я не ожидала. И мне она не понравилась. К тому же в зале толкалась всего пара посетителей, и те рассматривали газеты на стойке, поэтому ее заявление об искусственно создаваемой мною очереди было, по меньшей мере, беспочвенно. Не торопясь, я нагнулась, подобрала упавший на пол бланк, вернула его на стойку пред заплывшие очи «мопсихи».
– Значит, телеграмму принимали вы, – утвердительно сказала я.
– А я помню? Много вас тут таких шатается.
Помнит, помнит, решила я, уж больно глазки бегают. Да и взрыв негодования чересчур бурный, обычно даже самые вредные почтовые работники ограничиваются парочкой нейтрально-ехидных фраз. Из опыта я знала, что размахивать какими бы то ни было корочками и кичиться связями, которые могли бы лишить даму карьеры, бесполезно. За свое место она не так уж и держится, да и не поднимется ни у кого рука прогнать ее с этого места – заработок низкий, работенка невеселая. Поэтому, не отрывая взгляда от колючих глаз «мопсихи», я убрала телеграмму в карман:
– Хорошо. Теперь мне все понятно.
Ничего мне не было понятно, кроме того, что колючая дама узнала телеграмму и чувствует за собой какую-то вину. Какую – выясним позже. Только обдумаем положение и найдем к ней подход. Жаль, что я успела ее насторожить. А может, это и к лучшему. Вложив в свой взгляд как можно больше официальной строгости, я пару секунд смотрела ей в глаза, потом резко развернулась на каблуках и направилась к выходу.
– Эй, ты, – не выдержала «мопсиха», – погоди. Чего хотела-то?
Зацепило, поняла я, теперь главное – не сойти до роли просительницы. Эту роль мы оставим ей. Никак не реагируя на оклик, я вышла за дверь и медленно направилась к своему авто. Жаль, что не курю, можно было бы без риска показаться заинтересованной несколько минут помаячить возле большого витринного окна отделения связи. Впрочем, в запасе у меня была бомбочка гораздо более действенная, чем сигарета. Я заняла позицию перед окном, достала сотовый, сосредоточенно потыкала пальцем в кнопки, насупила брови и поднесла трубку к уху. Хотя я и стояла вполоборота к стеклу, мне было прекрасно видно все, что делается в операционном зале отделения связи. «Мопсиха» что-то крикнула в сторону служебного помещения, выскочила из-за стойки и метнулась к выходу.
– Да, товарищ полковник, – негромко, но чеканно произнесла я в трубку, когда поняла, что меня уже подслушивают, – никак нет, вину свою не признает… да, думаю, стоит применить план «Б», вызывайте отряд быстрого реагирования… где будем брать? Думаю, возле подъезда ее дома… соседи? Не помешают. Граждане России должны знать предателей Родины в лицо. Спрашиваете, когда она заканчивает работу?
Почти строевым шагом я промаршировала к вывеске, информирующей о часах работы почтового отделения, и продиктовала в глухо молчащую трубку часы работы. Не оборачиваясь на замершую за моей спиной «мопсиху», продефилировала мимо своего мини-купера и завернула за угол. Потом бегом обогнула небольшое здание отделения связи и подошла к раскрытой двери с другой стороны. Как я и надеялась, преступная почтальонша для своего звонка выбрала то же место, что и я. Наверное, думала, что в помещении подслушать ее разговор было бы значительно легче. Конспираторша! Мы стояли по разные стороны открытой двери, она говорила, а я слушала.
– И чего мне делать? – продолжала «мопсиха» начатый разговор. – Сказать, что под стол завалилась, а нашлась только через неделю? А вы знаете, что меня за это могут премии лишить? Я однажды на полдня позже телеграмму отправила, так столько дерьма огребла, чуть с сердцем плохо не стало… да, нервничаю, и не просто нервничаю, и если что, сразу на вас валить буду, что это вы мне велели телеграмму на недельку придержать и запугивали. Уж не беспокойтесь, найду, что сказать… сколько, говорите? Мало. Мне в застенках из-за вас томиться, а вы мне копейку жалеете?
Торговалась она еще долго, из разговора я поняла, что «мопсихе» предлагают на время затаиться, может быть, даже отпроситься у начальства на пару дней и посидеть дома, и если продолжения не последует, выйти из подполья. Кажется, напугала я ее лихо. Это с одной стороны. А с другой, даже перед структурами власти в наше время трепещет тот, кто действительно чувствует за собой серьезную вину. Скорее всего, ей неплохо заплатили за то, чтобы она придержала телеграмму на возможно долгое время. Почему придержала? Можно было вообще «затерять» ее на просторах эфира. Значит, она все-таки должна была найти своего адресата, но найти несколько позже положенного срока.
Где-то в животе почему-то зашевелился червячок азарта. Кажется, не все так просто в безвременной кончине предка моей нечаянной клиентки. И хотя никто не поручал мне вести расследование этого мутного дела, да и расследование преступлений – не моя стезя, остановиться я уже не могла. А может, все было куда проще. Может быть, мне просто захотелось вывести на чистую воду и дать чувствительный щелбан наглой «мопсихе», которая корысти ради запутала бестолковую, наивную Снегурочку-Марту?
Вторая моя попытка наведаться в квартиру почившего Лепнина оказалась более удачной. Ответом на мой звонок послужили быстрые шаги за дверью. Я уже приготовилась через закрытую дверь объяснять, кто я такая и что мне нужно, но этого не потребовалось: щелкнул замок, и передо мной предстал симпатичный мужчина почтенного возраста, подтянутый, высокий, с ухоженной седоватой бородкой, цепким взглядом и открытой улыбкой. Он долго смотрел мне прямо в глаза, потом протянул руки, и не успела я опомниться, как старик притянул меня к себе и прижал к пахнувшей приятной туалетной водой груди:
– Машенька, девочка наша… не успела…
– Я не Машенька, – затрепыхалась я у него в руках, но старик так крепко прижал мое лицо к своему джемперу, что вместо слов получилась какая-то невразумительная каша.
Не давая мне опомниться, он потянул меня в квартиру, усадил в кресло, наклонил в сторону голову, будто внимательная собака, и стал пристально рассматривать. Обычно я не испытываю робости в подобных ситуациях, но сейчас разговор почему-то не начинался.
– Я не Машенька, – решилась наконец продублировать я.
– Конечно, – звонко хлопнул он себя рукой по лбу, – в Дании тебя зовут Марта. Но мой друг никогда не называл тебя этим именем. Для него ты – Машенька. Устала с дороги? – не дал он мне возможности в который раз исправить ошибку. – Ничего, сейчас отдохнешь. Квартира деда в твоем полном распоряжении, никто тебе не помешает. А ты мало изменилась. Правда, я видел только твои детские фотографии, но даже по ним узнать тебя очень легко. Те же светлые волосы, тонкая кость, аристократический профиль. Кстати, забыл представиться.
