Чанц напомнил комиссару, что под пальто на Шмиде был фрак.
– Этого я даже не знал, – сказал Берлах.
– А разве вы не видели убитого?
– Нет, я не люблю покойников.
– Но это было указано и в протоколе.
– Протоколы я люблю еще меньше.
Чанц молчал.
Берлах же констатировал:
– Это еще больше осложняет дело. Что делал Шмид во фраке в Тваннбахском ущелье?
– Может быть, это как раз упрощает дело, – ответил Чанц, – в районе Ламбуэна наверняка живет немного людей, устраивающих приемы, на которые нужно являться во фраке.
Он вытащил маленький карманный календарь и пояснил, что это календарь Шмида.
– Я знаю его, – кивнул Берлах, – там нет ничего важного. Чанц возразил:
– Шмид отметил среду, второго ноября, буквой «Г». В этот день около полуночи он был убит, – так считает судебный врач. Еще одним «Г» помечена среда двадцать шестого, затем вторник, восемнадцатого октября.
– «Г» может обозначать все, что угодно, – сказал Берлах, – женское имя или еще что-нибудь.
– Вряд ли это женское имя, – возразил Чанц. – Девушку Шмида звали Анной, а Шмид отличался постоянством.
– О ней мне тоже ничего не известно, – признался Берлах; когда же он увидел, что Чанц удивлен его незнанием, он добавил: – Меня интересует только, кто убийца Шмида, Чанц.
Чанц вежливо ответил:
– Конечно, – потом покачал головой и засмеялся. – Какой вы все же странный человек, комиссар Берлах.
Берлах совершенно серьезно сказал:
– Я большой старый черный кот, который охотно жрет мышей.
Чанц не знал толкам, что на это ответить, и, наконец, заявил:
– В дни, помеченные буквой «Г», Шмид каждый раз надевал фрак и уезжал на своем «мерседесе».
– Откуда вам все это известно?
– От госпожи Шенлер.
– Так-так, – пробормотал Берлах и замолчал. Потом он сказал: – Да, это факты.
Чанц внимательно посмотрел в лицо Берлаха, закурил сигарету и робко произнес:
– Господин доктор Лутц сказал мне, что у вас есть определенное подозрение.
– Да, оно у меня есть, Чанц.
– Так как я стал вашим заместителем по делу об убийстве Шмида, не лучше ли было бы, чтобы вы сказали мне, на кого падает ваше подозрение, комиссар Берлах?
– Видите ли, – ответил Берлах медленно, так же тщательно взвешивая каждое слово, как это делал Чанц. – Мое подозрение не является криминалистически научным подозрением. У меня нет никаких данных, подтверждающих его. Вы видели сейчас, как мало я знаю. У меня есть только мысль, кого можно было бы заподозрить как убийцу; но тот, кого это касается, должен еще представить доказательства, что это был именно он.
– Как вас понять, комиссар? – спросил Чанц. Берлах улыбнулся:
– Что ж, мне придется подождать, пока обнаружатся косвенные улики, оправдывающие его арест.
– Поскольку я должен работать с вами, мне необходимо знать, против кого направить следствие, – вежливо пояснил Чанц.
– Прежде всего мы должны оставаться объективными. Это касается меня, имеющего подозрение, касается и вас, который в основном поведет следствие.
Не знаю, подтвердится ли мое подозрение. Я подожду результатов вашего расследования. Вам надлежит найти убийцу Шмида, невзирая на мои подозрения.
Если тот, кого я подозреваю, и есть убийца, вы сами к этому придете, – но, в противоположность мне, безупречным научным путем; если же он не тот, вы найдете настоящего убийцу и не к чему знать имя человека, которого я неправильно подозревал.
Они помолчали некоторое время, потом старик спросил:
– Вы согласны с таким методом работы?
Чанц помедлил, прежде чем ответить:
– Хорошо, я согласен.
– Что вы намерены предпринять, Чанц?
Чанц подошел к окну:
– Сегодняшний день помечен в календаре Шмида буквой «Г». Я хочу поехать в Ламбуэн и посмотреть, что там можно выяснить. Поеду в семь, в то самое время, в какое всегда ездил и Шмид, когда собирался в Тессенберг.
Он снова повернулся и спросил вежливо, но словно шутя:
– Поедете со мной, комиссары – Да, Чанц, я поеду с вами, – ответил тот неожиданно.
– Хорошо, – сказал Чанц в замешательстве, ибо никак не рассчитывал на такой ответ. – В семь.
В дверях он еще раз обернулся:
– Вы ведь тоже были у фрау Шенлер, комиссар Берлах. Вы ничего не нашли там?
Старик ответил не сразу, сперва он запер папку в письменном столе и спрятал ключ.
– Нет, Чанц, – произнес он наконец, – я ничего не нашел. Вы можете идти.
* * *
В семь часов вечера Чанц поехал к Берлаху в Альтенберг, где с тысяча девятьсот тридцать третьего года комиссар жил в доме на берегу Аары. Шел дождь, л быстроходную полицейскую машину занесло при повороте на Нюдекбрюке. Но Чанц ловко управился с ней. По Альбертштрассе он поехал медленно, так как никогда еще не бывало Берлаха; сквозь мокрые стекла он с трудом рассмотрел нужный номер дома. На его неоднократные гудки никто в доме не откликнулся. Чанц вышел из машины и побежал под дождем к дому. В темноте он не нашел звонка и после недолгих колебаний нажал дверную ручку.
Дверь была не заперта, и Чанц вошел в прихожую. Он увидел полуоткрытую дверь, из-за которой падал луч света. Он шагнул к двери и постучал, но, не получив ответа, распахнул ее. Перед ним был холл. Стены были заставлены книгами, на диване лежал Берлах. Комиссар спал, но он был уже готов к поездке к Бильскому озеру – он лежал в зимнем пальто. В руке он держал книгу. Чанц слышал его ровное дыхание и не знал, что делать. Сон старика и это множество книг показались ему жуткими. Он внимательно огляделся. В помещении не было окон, но в каждой стене – дверь, ведущая в другие комнаты. Посередине стоял большой письменный стол. Чанц испугался, когда взглянул на него: на нем лежала большая бронзовая змея.
– Я привез ее из Константинополя, – донесся спокойной – голос с дивана.
Берлах поднялся. – Вы видите, Чанц, я уже в пальто. Мы можем идти.
– Простите меня, – ответил ошеломленный Чанц, – вы спали и не слышали, как я вошел. Я не нашел звонка у двери.
– У меня нет звонка. Он мне не нужен, дверь никогда не запирается.
– Даже когда вас нет дома?
– Даже когда меня нет дома. Всегда очень интересно вернуться домой и посмотреть, украдено у тебя что-нибудь или нет.
Чанц засмеялся и взял привезенную из Константинополя змею в руки.
– Этой штукой меня однажды чуть не убили, – заметил комиссар слегка иронически, и только теперь Чанц разглядел, что голову змеи можно было использовать как ручку, а тело ее остро, как кинжал. Озадаченно рассматривал он причудливый орнамент, поблескивавший на страшном оружии.
Берлах стоял рядом с ним.
– Будьте мудрыми, как змеи, – сказал он, долго и внимательно разглядывая Чанца. Потом он улыбнулся: – И нежными, как голуби. – Он слегка похлопал его по плечу. – Я спал. Впервые за много дней. Проклятый желудок.
– Так худо? – спросил Чанц.
– Да, так худо, – ответил комиссар хладнокровно.
– Оставайтесь дома, господин Берлах, погода холодная, идет дождь.
Берлах снова посмотрел на Чанца и засмеялся.
– Ерунда, речь идет о том, чтобы найти убийцу. Вам, может быть, было бы на руку, чтобы я остался дома?
Когда они уже сидели в машине и проезжали по Нюдекбрюке, Берлах сказал:
– Почему вы не поехали через Ааргауэрштальден в Цолликофен, Чанц, это ведь гораздо ближе, чем через весь город?
– Потому что я хочу попасть в Тванн не через Цолликофен – Биль, а через Керцерс – Эрлах.
– Это необычный маршрут, Чанц.
– Совсем не такой необычный, комиссар. Они замолчали. Огни города проносились мимо них.
Когда они проезжали Вефлеем, Чанц спросил:
– Ездили вы когда-нибудь со Шмидом?
– Да, частенько. Он был осторожным водителем. – Берлах неодобрительно посмотрел на спидометр, который показывал почти сто десять.
Чанц немного убавил скорость.
– Однажды я ехал со Шмидом черт знает как медленно, и я помню, что он дал странное имя своей матине. Он назвал его, когда мы заправлялись. Вы не помните, как он называл свою машину? Я забыл.
– Он называл свою машину синим Хароном, – ответил Берлах.
– Харон – это персонаж из греческой мифологии, не так ли?
– Харон перевозил умерших в царство теней, Чанц.
– У Шмида были богатые родители, и он имел возможность посещать гимназию. А такой, как я, не мог себе этого позволить. Вот он и зная, кто такой был Харон, а мы этого не знаем.
Берлах засунул руки в карманы пальто и снова глянул на спидометр.
– Да, Чанц, – сказал он. – Шмид был образованным человеком, знал греческий и латынь, иерея ним открывалось большое будущее, как перед человеком образованным, но тем не менее я не ездил бы быстрее ста километров в час.
Миновав Гюмменен, машина вдруг остановилась у бензоколонки. К ним подошел человек с намерением обслужить их.
– Полиция, – сказал Чани, – нам нужны кое-какие сведения.
