– Нет. Ты настоящая роза по сравнению с ней.
– Зачем же ты берешь ее в жены?
– Так получилось.
Она больше ничего не спросила, а я не стал объяснять. Мы гуляли в обнимку, пока не замерзли. Я повел Линду в кафе, где подавали блюда из дичи, приготовленной на открытом огне. Мы пили глинтвейн, болтали всякую чепуху. Линда смотрела на языки пламени и о чем-то думала. Синий кашемировый свитер очень шел к ее светлой коже и сияющим волосам.
– Я не люблю Нику… – вырвалось у меня. – Хочешь, поклянусь кровью?
Она вздрогнула и словно очнулась от забытья. Я пытался разрезать ладонь столовым ножом, она молча качала головой. Выступившая капелька крови испугала ее, на что я и рассчитывал. Я даже не чувствовал боли – присутствие Линды действовало на меня как наркоз. Бог знает, что еще я мог вытворить…
Пока я произносил слова клятвы – глупые, полные мальчишеской бравады, она смахнула с ресниц предательскую влагу. Гордость не позволяла ей плакать.
– Ты сам выбрал, – едва слышно произнесла она и добавила: – Покорись своей участи, викинг…
* * *
С того памятного дня все изменилось, стало другим: город, небо, солнце. Сам воздух пропитался тревогой, ожиданием чего-то непоправимого, словно Линда совершила некий обряд, произнесла магическое заклинание. «Должно быть, она ведьма, – твердил я. – Молодая, красивая, горячая, как огонь в очаге… и холодная, словно февральский снег…»
Я боролся с желанием заплатить консьержу дома, где она поселилась, и выведать, откуда она, чем занимается, как ее на самом деле зовут. Мешало непомерное самолюбие. Неужели я опущусь до того, чтобы наводить справки о женщине? Она сказала о себе ровно столько, сколько сочла нужным, и я, между прочим, тоже.
Линда пробудила во мне остатки мужского благородства: я не мог позволить себе следить за ней.
«Откуда у тебя полицейские замашки, парень? – корил я себя. – Что тебе даст ее фамилия? Женишься ты, заметь! Не она выходит замуж. Хотя не исключено, что она замужем или ведет свободный образ жизни – содержанки, например. Тебя это коробит? А разве ты сам не собираешься сделать то же самое? Отец Ники фактически назначает тебе содержание! Более того, ты вытребовал эти деньги, якобы в компенсацию его вины перед тобой – а он просто выиграл у тебя раунд. Ты – прожигатель жизни, а он – трудяга, фанат своего дела. Он оказался лучшим на этой дистанции. Хочешь сказать, что он мошенник? Так ведь и ты не святой!»
Я, совершенно не склонный к самокопанию и самокритике, вдруг принимался то судить себя, то оправдывать. Не иначе как на меня порчу навели. Кто мог осмелиться на такое? Линда, кто же еще! У нее глаза ведуньи, язычески пронзительные, полные дикой необузданной силы…
Я отказался от идеи разузнавать что-либо о ней и погрузился в приготовления к свадьбе.
Время остановилось… или летело слишком быстро. Словом, я чувствовал себя ныряльщиком, опустившимся на большую глубину, куда не попадает свет. Я словно ослеп и оглох. Когда мне становилось невмоготу, я поднимался на поверхность глотнуть свежего воздуха. Этим воздухом для меня была Линда. Я дышал ею…
Торжества прошли для меня, как мутный тревожный сон. Тесть подарил нам с женой большую квартиру с ремонтом, но без мебели. Ника тут же зарылась в каталоги, села на телефон – ее разговоры с дизайнером по интерьеру утомляли меня до головной боли. Я послушно ездил с ней по магазинам, выбирал обивочную ткань, люстры и напольные вазы, непрестанно думая о Линде. Чем больше я отдалялся от нее физически, тем теснее нас связывали общие мысли. Она тоже тосковала, я не сомневался.
Мы с Никой обустраивали свой быт, потом поехали в свадебное путешествие. Тесть заранее оплатил все расходы и отрезал путь к отступлению. Европа в этот раз показалась мне слишком прилизанной и до тошноты благополучной. Я томился – Ника с наслаждением предавалась шопингу и требовала, чтобы я сопровождал ее. Беременность уже была сильно заметна: живот торчал, будто спрятанный под юбкой мяч. Учитывая субтильное телосложение Ники, выглядело это безобразно. Никаких отцовских чувств я не испытывал и вообще начал сомневаться, моего ли ребенка носит новоиспеченная супруга. Я отлично помнил, что оказался у нее не первым.
«Вот болван! – безжалостно высмеивал я себя. – Развели тебя, как несмышленыша! Ну, ничего. Пусть только появится на свет долгожданный младенец! Устрою проверку ДНК…»
Пока я тешился новыми планами мести, Ника излучала безмятежность и умиротворение. Казалось, она наконец обрела счастье. Даже ее характер как будто смягчился – она перестала брюзжать и отпускать по всякому поводу едкие замечания. Меня они, разумеется, не касались, но постоянное выражение недовольства кого угодно выведет из терпения.
Улучив минутку, я уединялся и набирал номер сотового Линды. Она не отвечала и сама мне не звонила. Я поставил на мобильник код, чтобы Ника ненароком не обнаружила того, что ей знать не положено. По закону подлости она могла догадаться, чей номер кроется под обозначением Аса. В принципе, я не скрывал от Ники своего образа жизни, и она была осведомлена о моих многочисленных интрижках. Став ее мужем, я не собирался отказываться от холостяцких привычек. Однако «много женщин» не так опасно, как «одна женщина». Думаю, Ника это понимала. При всей недалекости, она была истинной дочерью своего папаши и обладала исключительным нюхом на то, что затрагивало ее интересы.
На вторую неделю нашего путешествия я купил в супермаркете бутылку водки и напился до чертиков. Без Линды у меня исчез вкус к жизни. Она безропотно восприняла мой отъезд и только повторила:
– Ты сделал свой выбор…
В конце мая мы с женой вернулись в Москву. Через месяц она родила недоношенного мальчика, который умер на следующий день. С анализом ДНК не сложилось, да и как-то неловко было затевать об этом разговор. Тесть воспринял случившееся сдержанно.
– Вы молоды, у вас еще будут дети, – сказал он. – А ты, дочка, не вешай нос. Займись-ка лучше своим здоровьем. Доктор предупредил, что у тебя есть гормональные отклонения. Это все стрессы! Побольше отдыхай, ешь фрукты и ни о чем не переживай.
При этом он злобно поглядывал на меня, как будто я был во всем виноват.
Ника выписалась из клиники подавленная, но быстро пошла на поправку. Отец в утешение подарил ей ожерелье из розовых опалов – ее любимых камней.
Я искал Линду. В доме на Зубовском мне сказали, что жиличка съехала, куда – неизвестно. Я так и не узнал ни ее настоящего имени, ни фамилии. Консьерж, который мог сообщить это, уволился.
Лето перевалило за середину, Ника звала на море, в Черногорию, «в маленький домик под красной черепичной крышей, где мы будем вдвоем», а мне не хотелось уезжать из Москвы, хотя солнце палило немилосердно, в городе было пыльно, душно от раскаленного асфальта. Я ждал весточку от Линды. Она мерещилась мне то в толпе прохожих, то среди покупателей в магазине, то за дальним столиком в ресторане. Однажды мне показалось, что она стоит и смотрит на окна моего офиса. Я мигом слетел по лестнице, выскочил на улицу – там никого не было. Каждый телефонный звонок заставлял меня трепетать и отчаиваться. Не могла же она вот так сразу и навсегда забыть меня, выбросить из сердца?!
Потекли дни, монотонные и серые. Я ходил на работу, только чтобы не видеть Нику, ее капризно опущенные губы, не слышать тягучего голоса. Сидел в кабинете, бесцельно перебирая бумаги, и вспоминал наши с Линдой встречи. Мои отношения с женой стали совсем сухими, формальными. Она украдкой проливала слезы, я готов был удушить ее. Я ненавидел ее за собственную слабость…
– Ты меня избегаешь? – как-то решилась спросить она. – Из-за ребенка? Это ужасное горе, но что поделаешь?
– Нельзя построить счастье на обмане! – напыщенно заявил я. Как будто сам являл собой образец искренности и бескорыстия.
Ее глубоко посаженные глаза забегали:
– Что ты имеешь в виду?
– О черт! Лучше я промолчу. Ладно?
Она выдала себя с головой – эти опущенные ресницы, эти нервно сплетенные пальцы, эта растерянность. Я попался на подлый женский трюк, как до меня попадались сотни, тысячи мужчин. Из-за этой лжи я потерял Линду! Кровь ударила мне в лицо, в груди что-то вспыхнуло, стало нечем дышать. Вот чем обернулась моя мстительность – ее ловко использовали против меня же.
– Поделом тебе, викинг… – прошептал я.
– Что ты там бормочешь? – испуганно спросила Ника.
Я повернулся и, не проронив ни звука, вышел из комнаты. Она еще говорила мне вслед какие-то пустые, ненужные слова, но я их уже не слушал. Не помню, как я оказался на улице, как спустился в метро и ехал по гулким темным туннелям, как толпа пассажиров вынесла меня из поезда на конечной станции и повлекла к подземному переходу. Я брел куда глаза глядят, не разбирая дороги. Очутившись в полутемном кафе, я заказал выпивку…
Проблески сознания сохранили в памяти лицо таксиста, который вез меня домой. Каким-то образом я назвал ему свой адрес – видимо, еще до полной отключки. Таксист оборачивался ко мне и задавал какие-то вопросы. Кажется, я отвечал. Рядом со мной на заднем сиденье кто-то дышал, поправлял волосы, источал аромат миндаля и вишни. Во мне пробудилась звериная ярость, приглушенная алкоголем. Мозг бушевал, но тело мешком привалилось к спинке сиденья и отказывалось двигаться…
