по моему, мнению, не хватало, я и пошёл в полицию. Тогда я ещё не знал, что родился сыщиком, но жизнь быстро расставляет всё по местам.
– Ты родился сыщиком? – удивлённо пучит глаза Вера.
– Говоря так, я подразумеваю то, что тогда обладал всеми необходимыми навыками, присущими этой профессии. У меня было развито логическое мышление, я хорошо умел анализировать различные ситуации и делать соответствующие выводы. Ещё я любил преступления…
– Любил преступления?! – вновь удивляется Вера.
– Если точнее выразиться, я любил всё, что связано с преступлениями. Я обожал читать детективы, смотреть криминальные фильмы и хронику, про различных преступников. Иногда про таких людей говорят, что у них есть криминальный талант. Этот талант присущ в равной степени, как преступникам, так и тем, кто их ловит. Такой талант присущ даже некоторым писателям.
– Писателям?! – Девочка удивлённо пожимает плечами.
– Разве человек пишущий хорошие детективы не обладает психологией преступника? Если бы Агата Кристи, или Конан Дойл не нашли себя в творчестве – в описании преступлений, они могли бы их безукоризненно планировать и совершать. Если бы Чёйз вместо того, чтобы описывать хитроумные ограбления, провернул хотя бы парочку таких, возможно заработал бы больше, чем на писательстве.
Словом, я обожал преступления и, оказавшись в полиции, мечтал стать новым Шерлоком Холмсом. Но вместо романтических хитросплетений, связанных с раскрытием загадочных преступлений, меня ждала серая рутина. Все преступления в нашем городе сводились к краже соседского мотоцикла, кухонному мордобою и пьяной поножовщине. Уже очень скоро я стал чувствовать дикую тоску. Пока ты ещё маленькая и не понимаешь, как коварно и опасно безделие и бездействие. Это сродни тому, как дикого орла запереть в крошечную клетку, где он не может не то, что летать, а даже расправить крылья. Безделие и скука толкают людей на дурные мысли, заставляют их принимать алкоголь, сигареты, а иногда и наркотики. Когда ты ленив и не любишь свою работу это одно дело. Но когда тебе не дают работать, когда ты не можешь расправить крылья, как тот орёл, это настоящая трагедия. Слава Богу, что однажды моя трагедия закончилась. В тот прекрасный день произошло первое убийство.
Дед сделал последнюю затяжку и затушил сигарету в пепельнице. Уголок его рта снова изогнулся, знаменуя, плохо скрываемое удовольствие.
– Дедушка…ну разве можно радоваться тому, что кого-то убили…кому-то стало плохо…– глаза Веры налились влагой. Ей не хочется верить, что её дед настолько циничен.
– Нет…я не радовался чьей то смерти. Это была радость профессионала в предвкушении интересной работы. Наверное, такую же радость испытывает хирург, к которому на стол кладут сложного больного. Он не радуется тому, что человеку плохо, что он находится при смерти. Его вдохновляет то, что в этот момент, в момент операции, он , как никогда сможет использовать свои профессиональные навыки. Решить сложную задачу, доказать своё предназначение другим и в первую очередь себе.
– Доктор радуется тому, что сможет вылечить этого больного, поставить его на ноги. – обиженно бурчит Вера.
– Всё это вторично…– дед качает головой, и его щёки снова сжимаются в гармошку от улыбки. – Чувство долга, забота о пациенте, всё это вторично. Во главе угла стоит доказательство. Доказательство собственной значимости и профессиональный интерес. Так же было и в моём случае. Когда мы с напарником ехали на этот первый вызов, у нас тряслись поджилки в предвкушении долгожданной работы, и мы не могли скрывать торжествующих улыбок. Мы были словно два охотничьих пса, которые наконец-то увидели мечущегося по поляне волка. Хозяин ещё придерживает их за ошейники, распаляя криками и улюлюканьем. Очень скоро он отпустит хватку, и псы ринутся в погоню.
Да…у меня был напарник и единственный друг, которого звали Иван. Он был чем-то похож на меня и вообще мы походили на двух братьев, имели схожие интересы и жизненные установки. Мы закончили один институт , оба были одиноки, и даже имели некоторую робость по отношению к слабому полу, оба испытывали страсть к криминалистике. Но то, самое первое преступление, с которым мы столкнулись, превзошло все ожидания и даже привело обоих в лёгкий шок. Нет…вру, это был не лёгкий шок, а самый настоящий глубокий шок, в который суждено было впасть всем очевидцам этой картины. Это было убийство парня. Его тело обнаружили во дворе жилого дома возле лавочки под утро. Скорее всего, убийство произошло ночью.
– И как его убили? – спрашивает Вера, зачем-то переводя голос на шёпот.
– Думаю, что тебе не нужно этого знать. Могу лишь сказать, что это было страшное зрелище…
– Ну расскажи…ну пожалуйста…– причитает Вера, и её глазки принимают треугольную форму просителя. – Я уже не маленькая и вообще. Я в интернете уже всякого насмотрелась…
– Этому парню отрезали голову…– неожиданно резко говорит дед, минуя всякие прелюдии. В глазах ребёнка отражается ожидаемый ужас, в то самое время, как глаза рассказчика горят азартом. – Поначалу мы даже не могли определить орудие убийства. Там было всё залито кровью. Помните вчерашнюю лужу перед домом, ту которую ты долго обходила после ливня. Так вот, точно такая же лужа крови была там. Все, кто присутствовал на месте преступления, эксперты, следователь, мы, опера – все увязли в этой луже по щиколотку.
Вера обнимает колени, прижимает их к себе. Весь её напуганный вид кричит – хватит, пощади!
– Мне продолжать? – Старик хитро прищуривается, делает паузу, чтобы прикурить новую папиросу. Он будто бы раскачивает рамку качели, на которой сидит внучка. Сначала мерное раскачивание ей нравится. Она просят качнуть сильнее, так, чтобы на подъёме спирало дыхание, а на спуске где-то внизу живота чувствовался приятный холодок. Но маятник просто так не остановишь. Сильные толчки придали ему такой инерции, что девочка уцепилась за поручни, боясь, что может попросту не удержаться.
Он решает продолжить рассказ, не обращая внимание, на застывшее лицо внучки, в котором можно прочесть всё что угодно, кроме желания слушать дальше. Теперь он говорит будто сам с собой, откинувшись на спинку кресла и пуская дым в потолок. Он такой же неугомонный, как и внучка и теперь уже его самого не остановить. Он полностью погрузился в то мрачное время.
***
– Мы начали работать по этому делу. Словно спущенные с поводка охотничьи псы, мы ринулись в погоню за волком. Но хищник оказался резвым и очень скоро пропал в чаще леса. Нам нужно было найти след, уловить запах, по которому можно найти зверя. Но следов почти не было. Это в детективах всё романтично и просто. На месте преступления всегда оказывается веская улика, тут же появляется нужный свидетель, который
