тихонько ступая, зашла следом.
Комната оказалась просторной и чистой. Потолок просто сиял белизной, стены были оклеены новенькими обоями в симпатичный голубой цветочек. У одной стены стоял диван, покрытый коричневым клетчатым пледом, у другой – квадратный стол. В углу высился старинный дубовый шкаф – такие в Ульяновске называли шифоньерами. У окна поблескивала черным металлическим блеском швейная машинка, рядом с ней громоздился комод со множеством ящиков.
Возле него и стояла сейчас Евгения Гавриловна, нагнувшись и выставив тощий зад, обтянутый длинным трикотажным халатом.
– Спать будешь на раскладушке, – не оборачиваясь, бросила она, – другой кровати у меня нет, как видишь. На ночь поставишь вон туда, за шкаф, утром уберешь. Понятно?
– Да. – Валя аккуратно пристроила сумку на один из стульев, стоящих у стола.
Тетка наконец выпрямилась и обернулась, держа в руках большое мохнатое полотенце.
– Вот, возьми. Да смотри, будешь мыться – аккуратней: у меня шланг подтекает, пол не залей.
– Хорошо. – Валя послушно кивнула и взяла полотенце.
Евгения Гавриловна, ничего больше не говоря, покинула комнату. Валя, едва заметно вздохнув, принялась стаскивать кофточку. Повесила ее на спинку стула, расстегнула ремень на джинсах. И тут за ее спиной громко и хрипло раздалось:
– Здор-рово!
От неожиданности Валя вздрогнула и выпустила из рук пряжку, а потом медленно обернулась. В самом углу, за машинкой, на высокой тумбочке сидел в клетке маленький пестро-зеленый попугай и смотрел на нее немигающими красноватыми глазками.
Валя облегченно выдохнула и улыбнулась:
– Здравствуй. Какой ты красавец! И как, интересно, тебя зовут?
– Петр-руша! – тотчас каркнул попугай, будто ожидал этого вопроса.
– Хорошее имя, – похвалила Валя и, сняв джинсы, осталась в тоненьких кружевных трусиках и лифчике, в глубине которого уютно пристроился бумажник.
– Хор-рошее! – с готовностью подтвердил попугай.
– Классно, что ты здесь есть, – тепло проговорила она и, слегка понизив голос, прибавила с оглядкой на дверь: – Все не так тоскливо будет.
Тут же ей стало совестно, что она жалуется на тетку, оказавшую ей такую неоценимую услугу, хоть и без особого удовольствия.
– Ладно, Петруша, пойду я в душ, – как можно бодрее объявила Валя, аккуратно выложила бумажник, спрятала его в сумку и, подхватив полотенце, вышла в коридор.
Из кухни доносилось шипение на сковородке.
– Помоешься, приходи завтракать! – крикнула Евгения Гавриловна. – Разносолами я тебя баловать не собираюсь, поджарю картошку.
– Конечно, конечно, – пропела Валя и нырнула в крохотную ванную. Там она сбросила с себя остатки одежды, включила воду на полную мощность, потом, вспомнив теткино предостережение, слегка убавила напор и с наслаждением подставила тело под горячие струи.
Долго унывать Валя не умела. Теплая вода и душистое мыло быстро привели ее в бодрое расположение духа. Евгения Гавриловна уже не казалась ей сухой и неприветливой, а жизнь и вовсе виделась исключительно в розовом свете.
Сейчас она перекусит, а после сбегает к метро, где в палатке видела толстый журнал под названием «Работа и зарплата». Валя хотела купить его еще по пути к дому Евгении Гавриловны. Ее остановило нежелание лишний раз при всем честном народе залезать в потайное место, где по наказу матери она хранила кошелек со всеми финансами.
Валя намеревалась изучить журнал вдоль и поперек и в течение дня обзвонить целый ряд подходящих заведений. Она не сомневалась, что уже завтра, максимум послезавтра, работа будет у нее в кармане.
Докрасна растершись полотенцем, Валя вернулась в комнату, натянула старенький ситцевый халатик, переплела косу и отправилась в кухню.
Тарелка с картошкой уже стояла на столе. Рядом лежала вилка. Валя пошарила глазами в поисках хлеба, но его не оказалось.
– Ешь и пей, – Евгения Гавриловна придвинула к ней чашку с чаем, – можешь сахар взять в сахарнице, только немного. Мне пора на работу, ключ я положу в прихожей на тумбочку. Гляди, не потеряй.
– Разве вы работаете? – удивилась Валя, принимаясь за еду.
– А как же! Тут все работают, не то что у вас. Нянечка я в поликлинике. Карты больным выдаю. Сегодня вот из-за тебя договорилась, что опоздаю малость, а так к восьми часам, как штык, каждый день. – Евгения Гавриловна скупо улыбнулась и выпрямила без того безупречно прямую спину. – Ну, я пошла. Да, и помни: позже девяти домой не возвращайся – я в полдесятого спать ложусь.
– Не буду, – пообещала Валя с набитым ртом.
Тетка ушла. Картошка, приготовленная ею, оказалась на удивление вкусной, Валя даже позабыла про отсутствие хлеба. «На обратном пути от метро зайду в магазин, куплю буханку черного и что-нибудь к чаю», – решила она.
Поев, Валя вымыла за собой посуду, переоделась в джинсы, только кофточку сменила на майку. Достала из кошелька еще одну сотню, потом, поколебавшись, заменила ее на полтинник, слегка подкрасила губы перед зеркалом и, весело подмигнув попугаю, вышла из квартиры.
Лавочка у подъезда была пуста – стервозные бабки уже успели куда-то уйти. Валя вдохнула полной грудью и огляделась по сторонам.
Ярко, еще по-летнему светило солнце, в перекошенной песочнице увлеченно ковырялась детвора, оглашая двор звонкими криками. Далеко за деревьями монотонно шумело шоссе.
«Москва!» – с восторгом сказала Валя сама себе. Она никогда в жизни не была здесь. Единственный раз, когда их шестой класс ездил в столицу на осенние каникулы, Валя заболела свинкой и осталась дома. Позапрошлым летом Нине в профкоме дали льготную путевку в лагерь на море для двоих младших дочерей. Везти девчонок нужно было проездом через Москву, Нина обещала взять Валю с собой, но в последний момент все сорвалось – Николай по пьяни сломал ногу, загремел в больницу, и надо было кому-то остаться в городе, следить за десятилетней Танькой. Да и посадки огородные горели, требуя частого и обильного полива под жарким июльским солнцем. Осталась, конечно же, Валя – больше некому было. Так она и не повидала Москвы, хотя мечтала об этом с самого детства, горячо, страстно, даже во сне видела осуществление своих грез.
И вот теперь она здесь, стоит посреди московского двора, вдыхает слегка пахнущий бензином и все равно чудесный воздух столицы, видит многоэтажные дома, шикарные, блестящие автомобили, слышит неповторимые, восхитительные звуки огромного города. Нет, это лучше всяких снов, красивее смелых грез.
Валя постояла еще немного, с жадностью впитывая все, что удавалось зацепить ее органам чувств, а затем неспешным, прогулочным шагом пошла в сторону метро, продолжая на ходу познавать окружающий мир.
Она перешла шоссе и оказалась в самой гуще многочисленных палаток и киосков. Чего здесь только не было – и фрукты, и сладости, и целое море шмоток, от которых поневоле не могли оторваться Валины глаза, никогда прежде не видевшие такого
