У него во всех силовых структурах имеются свои люди… А может, его уже самого за одно место прихватили, — неприкасаемых для прокуратуры нет…
— Что ты всё каркаешь! — сказал Александр Сергеевич, подойдя к шкафу с бутылками и не зная, выпить ли ему сейчас вина, — вдруг хоть это поможет справиться с волнением или дождаться мэра.
Дверь в кабинет резко распахнулась, и в кабинет не вошёл, а ворвался мэр.
— Да, войдите, присаживайтесь… Отслужил, солдат? — сказал мне военком, когда я, попросив разрешения, вошёл в его кабинет. Он взял с края стола папку с надписью «Личное дело старшего сержанта Семёнова Александра Фёдоровича 1961 года рождения, воинская часть 03483» и положил напротив себя.
— Так точно! — бойко отрапортовал я ему, не понимая — зачем старший лейтенант, поставивший меня на воинский учёт, попросил зайти к военкому, и для чего ему понадобилось моё личное дело.
— Как вам живётся на гражданке — привыкаете? Какие планы на жизнь?
— Снова пойду на завод работать электриком, а весной попробую поступить в машиностроительный институт.
— Это хорошо, что хочешь получить высшее образование, — ответил военком, листая странички в моём личном деле.
«Зачем меня попросили зайти к военкому? Почему его заинтересовало моё личное дело?.. Видимо, есть какие-то ко мне вопросы, или из армии поступил запрос в отношении меня?.. Так я уволился с почётом, замечаний не имею — всей частью провожали, даже просили остаться и продолжить службу», — всё рассуждал я, не понимая, какие цели он преследует, расспрашивая меня.
— Вот смотрю — в личном деле написано, что вы имеете допуск к секретным документам, относящимся к особой государственной важности? Редко кто в стране имеет такую категорию, — сказал он, посмотрев на меня, прищурив глаза и как бы проверяя мою реакцию на его слова.
«Дурачок!» — подумал я. — «Нам в армии майор Кассий, начальник особого отдела, весь мозг вынес, пока не научил молчать как рыба в воде, не говоря уже о секретных документах, за разглашение которых не только на гаупвахту — за решётку угодишь».
— Вы по воинской специальности являетесь специалистом засекреченной связи ракетных войск стратегического назначения и имеете допуск не только к секретным, совершенно секретным документам, но и к документам особой государственной важности и были начальником аппаратной ЗАС? — сказал он, всё допытываясь, чтобы я подтвердил его высказывание.
— Вы что хотите от меня услышать — что имею допуск к документам особой государственной важности, или что-то другое? Посмотрите внимательно: в деле имеется подписка о неразглашении государственной тайны. Она даётся на десять лет. Поймите меня правильно, не имею права ни с кем разговаривать на эту тему, — ответил я, уже начиная утомляться его расспросами о бывшей службе.
— Вы служили на командном пункте ракетных войск стратегического назначения в городе Чита-40, в/ч 03483?
«Да что это такое происходит! Военный человек, не последней должности в военкомате, в звании подполковника, — а ничего не понимает. Задаёт вопросы, которые и вслух нельзя произносить. А если в кабинете подслушивающий „жучок“? По крайней мере, нас учили в учебном центре ракетных войск, что шпионы не спят. Что воинские части, первая цифра обозначения которых 0, являются секретными. А он напропалую шпарит, даже не стесняясь. Прав был мой отец, когда говорил о таких людях: тупее военного человека он в жизни не встречал. Он врать не будет — послужил в органах Государственной безопасности, когда проходил срочную службу в Германии в начале пятидесятых годов под руководством товарища Берии, и повидал в жизни всякое. Рад бы не поверить его словам — разные есть люди среди военных, но вот, пожалуйста — живой пример его слов», — размышлял я.
— Я пригласил вас к себе сказать, чтобы вы сейчас сходили в одно заведение — тут недалеко, по Ленина, 10. Вас там ждут в отделе кадров.
— А что за заведение? — ответил я.
— Комитет государственной безопасности.
— А что случилось? Для чего я им? — Я похолодел: КГБ!
— С вами хотят побеседовать… Я им сейчас позвоню, чтобы не откладывать в долгий ящик. Прямо сейчас и идите, — сказал он в приказном порядке.
Ну, началось!.. Не успел уволиться со службы, как тут, на гражданке, уже какой-то военком пытается командовать надо мной, не понимая, что я уже не в его подчинении. Разве что в косвенном, да и то когда начнётся война, — но её пока, слава Богу, нет. Зачем я им понадобился? Непонятно, но нужно идти. С таким серьёзным заведением, как КГБ, не шутят.
Вышел из военкомата и направился в сторону улицы Ленина, к дому под номером 10, который каждый житель в нашем городе знает и старается обойти стороной.
В это заведение можно зайти. Но вот выйти — только через несколько лет и в другом регионе, возможно, в таком далёком, что из населения только одни чукчи, а из животных — олени. По крайней мере, так говорил отец, которому «посчастливилось» пройти службу в этом заведении в должности водителя начальника контрразведки. Хотя он и рассказывал немного о службе, радости в его рассказах было мало. Охраняли и контролировали немецких военнопленных, оставшихся после войны, которые на границе Германии с Чехией в шахтах добывали и отправляли в нашу страну урановую руду — для оборонной промышленности. Работа серьёзная, были диверсии со стороны пленных и жителей Германии, которые не смирились с победой русского народа над ними, — во всяком случае, так рассказывал отец.
В нашем городе нет военнопленных, но, прочитав книги о репрессиях со стороны этой службы в 37 году, как-то не хочется побывать в этом заведении, причастном к убийствам ни в чём не повинных людей.
Мне уже довелось столкнуться нос с носом с таким человеком, когда проходил срочную службу — тем самым «товарищем» майором Кассием из особого отдела. Назвать его товарищем никак язык не поворачивается, а говорить приходилось в силу субординации, когда он, имея допуск к секретным документам, каждые шесть часов заходил в аппаратную — проверить, всё ли у нас в порядке с ними? Как и военком, Кассий имел такую же привычку прищуривать глаза и говорить одни и те же слова: «Не видать тебе дембеля, как своих ушей, товарищ старший сержант Семёнов!» — найдя очередной кусочек несгоревшей бумажки в печи для сжигания секретных документов после сеанса связи с центральным командным пунктом ракетных войск. Как ему было не лень клюкой ковыряться в печи и отыскивать кусочки несгоревшего документа? И каждый раз с осторожностью вынимать их из печи, отряхнув от золы, и клеить в свою тетрадь для фиксации нарушений по режиму работы с секретными документами. Добавляя к своим словам угрозы в
