Мы едем по следу вниз по склону холма. Наши противники переправляются через реку, стараясь сохранять тот же четкий строй в воде, хотя это и трудно, как трудно взбираться на уже утоптанный берег. По следам мы определяем, что их пять или шесть. Судя по глубине следов, всадники обладают большим весом.
– Нужно возвратиться и предупредить Ги.
Теперь моя очередь испытать на себе презрение со стороны Джоселина.
– Предупредить о том, что кто-то оставил следы на его земле? Ему потребуется нечто более существенное, нежели эта ерунда.
Внизу, в долине, туман гуще, чем на склоне холма, но я знаю, что в нескольких сотнях метров вверх по реке, за ее поворотом, находится деревня. Это часть земель Ады. Теперь они принадлежат Ги. Этольд давно зарится на них из-за мельницы. Если бы он мог продавать муку вместо зерна, поставляемого ему арендаторами, то получал бы больше денег и приобретал бы новые земли. У него четверо сыновей и тщеславная молодая жена, и он нуждается в расширении своих владений.
Мы привязываем наших лошадей к ивам и пробираемся вверх по реке к деревне, затем переправляемся на другой берег по плотине. Обычно мельник взимает с путешественников плату за использование ее в качестве моста, но сейчас здесь никого нет. Мы проползаем по скользким доскам, под нами пенится вода.
Деревня тянется вдоль ухабистой дороги. Она состоит из деревянных домов под соломенными крышами, опускающимися так низко, что они почти касаются земли. Крадясь от дома к дому, мы добираемся до маленькой церкви с окружающей ее крытой галереей. Когда-то мать рассказывала мне, что такие галереи возводили для того, чтобы устраивать могилы в сухом месте. Теперь же покойники мокнут на церковном дворе, а галерея служит приютом для торговцев, бродяг, монахов и молодых любовников. Этим утром она пуста. Все жители деревни согнаны на треугольный луг перед церковью и стоят там под присмотром четырех конных рыцарей. Они обнажили мечи. Пятый, облаченный в красный плащ и с красным щитом, держит перед ними речь.
Джоселин дергает меня за рукав.
– Этольд, – шепчет он мне. – Возвращайся в Отфорт и приведи сюда отца.
Я дрожу, но уходить не желаю.
– Пошли Уильяма.
Джоселин хмурится, но здесь не место для споров. Уильям двумя годами моложе меня, с длинными рыжими волосами и лицом, похожим на сыр. Он сделает все, что ему прикажут.
– Скачи в замок. Скажи Ги, что Этольд находится здесь всего с четырьмя рыцарями. Приведи его сюда как можно быстрее.
Уильям крадется назад. Прячась за церковной стеной, мы с Джоселином слушаем, что говорит наш недруг. Все, что нам видно, – конус его шлема и острие его копья.
– Отныне все налоги вы платите мне.
Этольд гарцует на лошади перед жителями деревни. Мы видим, как перемещается его шлем над церковной стеной. Вероятно, кто-то из крестьян что-то неожиданно спрашивает, поскольку шлем застывает на месте, и Этольд кричит:
– Ги де Отфорт больше не ваш господин. Разве он может защитить вас?
Копье поднимается вверх и опускается вниз. До нас доносятся ворчание и крик. Должно быть, он ударил им какого-то несчастного по голове.
– Где мельник?
Слышно, как, шаркая ногами, расступается толпа.
– Теперь ты мой арендатор. За снабжение мукой моего врага Ги де Отфорта твоя мельница конфискуется.
Я помню мельника, поскольку видел его раньше. Это пожилой человек с седыми волосами и белоснежной кожей – как будто мука проникла в каждую его пору. Он говорит громко и отчетливо:
– Мельница является моим наследственным имуществом. Она всегда принадлежала нашей семье.
– До этого момента.
– Что же унаследует мой сын? – В голосе мельника звучат нотки отчаяния.
– Твой сын? Это он? – шлем слегка поворачивается и наклоняется вперед. – Это правда, что ты беспокоишься по поводу своего наследства?
Я не слышу ответа. Этольд тоже.
– Говори.
– Да.
– Да?..
– Да, мой господин.
– То-то.
По всей видимости, Этольд раздумывает. Затем я едва успеваю заметить, как его копье совершает полуоборот и исчезает из вида. Раздаются женские крики. По толпе прокатывается глухой ропот, но рыцари Этольда приближаются к крестьянам, и ропот стихает. Только крики, переходящие в бурные рыдания, доносятся до нас. Словно у кого-то разрывается сердце.
– Теперь тебе не нужно беспокоиться по поводу своего наследства.
Шлем движется в сторону. Острие копья поднимается над церковной стеной вновь, оно обагрено кровью.
Один за другим жители деревни подходят к Этольду и приносят ему присягу на верность. Я не вижу, а лишь представляю, как они становятся на колени в грязь рядом с истекающим кровью телом. Над деревней повисает пелена страха. Крестьяне боятся не столько Этольда, сколько Ги. Через месяц или через год он победит в этой войне, после чего будет также гарцевать перед ними на лошади, требуя принесения присяги на верность, и очередной отец потеряет сына ради устрашения остальных.
Пол галереи скрипит. Беззубый человек в обвисшей шапке заглядывает внутрь ее и в ужасе смотрит на нас. Я подношу палец к губам, и мы машем ему руками, призывая его молчать.
Но его колени уже испачканы грязью после принесения присяги на верность Этольду. Он знает, как угодить своему новому господину.
– Это сын Ги!
Мы мчимся по дороге в сторону мельницы. Копыта разрывают землю у нас за спиной. Я бегу так быстро, что мое сердце выпрыгивает из груди, но доспехи висят на теле тяжким бременем. Передо мной появляется река. Стук копыт отдается в моих ушах. Мы перебегаем плотину по предательски ненадежным доскам так быстро, что не успеваем упасть в воду. Сзади раздается лязг копья о камень, и я оборачиваюсь.
Рыцари Этольда останавливаются у края воды. Река слишком быстрая, а плотина не смогла бы выдержать их веса. Им придется спуститься вниз по течению к броду, а это даст нам время, чтобы уйти от погони.
Но брод находится не так далеко, и мы, отвязывая наших лошадей от ив, теряем драгоценные минуты. Мы скачем по следам Уильяма вверх по склону холма из тумана в направлении Отфорта. Перед нами открытая пустошь, удобная для верховой езды.
Сзади до нашего слуха доносятся звуки рога. Обернувшись, я вижу пятерых всадников, преодолевающих вершину холма. Они появляются из тумана, словно волны из моря. Острия их копий сверкают в солнечных лучах. Этольд видит Джоселина. Он знает, что если захватит его, то поставит Ги шах и мат.
И мне известна моя роль в этой шахматной партии. Я – прорвавшаяся вперед пешка, защищающая более уязвимые фигуры. Я встаю в стременах и наклоняюсь вниз. Конская грива бьет мне в лицо. Что-то пролетает по воздуху справа от меня – стрела. Я скачу с такой скоростью, что едва не обгоняю ее. Они не могут пробить мои доспехи, но могут ранить коня. Я бью его по бокам ногами, хотя он и без того мчится изо всех сил.
Передо мной появляется невысокая стена. Мой конь преодолевает ее без особого труда, но скачущий сзади конь Джоселина не столь удачлив. Я слышу его крик и звук падения. Обернувшись, я вижу черного коня, корчащегося на земле и бьющего копытами воздух. Рядом с ним лежит Джоселин.
Для принятия решения у меня есть лишь доля секунды, и я действую без колебаний. Я с удовольствием посмотрел бы, как конь Этольда втаптывает Джоселина в грязь, но Ги никогда не простил бы мне это. Я натягиваю поводья, разворачиваюсь и мчусь в сторону наших преследователей. Подняв копье, я целюсь в самого маленького из них. Рыцарь вытаскивает из ножен меч и пришпоривает коня.
Это отнюдь не похоже на тренировочную схватку в саду замка. Здесь яблони не качаются на ветру, и все происходит в два раза быстрее. Ветер выбивает слезы из моих глаз. Я ощущаю в ладони твердое шершавое древко. Мой противник поднимает щит. Я целюсь в него копьем и вспоминаю все, чему учил меня Горнемант.
Я проскакиваю мимо – и промахиваюсь. Непонятно, почему. Может быть, это трусость? Может быть, я оробел в решающий момент и провалил свой первый экзамен на звание рыцаря? У меня нет времени на размышления. Передо мной следующий противник. Он не ожидал, что я прорвусь. Его щит висит за спиной, меч покоится в ножнах.
Я не намерен промахиваться еще раз. Подняв копье, я прицеливаюсь прямо в его открытое лицо. Горнемант не одобрил бы это – он говорит, что нужно целиться в тело, самую крупную цель – но я хочу не сбросить врага с лошади, а убить его.
На сей раз я ничего боюсь. Мое копье туго входит в живую плоть и застревает там. Извлечь его не представляется возможным. Я вынужден отпустить древко, иначе вылетел бы из седла. Моя рука дрожит и немеет, и только позже я понимаю, что острие копья прошло сквозь череп и уткнулось в заднюю часть шлема. Я разворачиваю коня и смотрю назад.
Рыцарь валится в седле вперед, копье все еще торчит из его головы, подобно клюву цапли. Теперь я вижу рисунок на щите, прикрепленном к спине, – красное поле и белая полоса. Это герб Этольда.
