Хозяйка салона обреченно кивнула. Она была в черном платье, расшитом китайскими иероглифами. На шее — ряды бус из разноцветных камней. Мочки ушей оттягивали длинные серьги. Смесь вычурности и безвкусия.
— Тебе принесли мою фотографию, а ты, типа, меня не узнала?
— Маша отказалась принести фото, просто описала тебя…
— И ты не догадалась, что речь идет обо мне?
— Я не ясновидящая! Похожих людей много. Вместо приворота я дала Маше мешочек со всяким мусором… что никак не могло на тебе отразиться, Егор! Даже если бы она подбросила мешочек тебе в дом… это ровным счетом ничего бы не значило. С таким же успехом она могла подбросить тебе клок своих волос или комок обычной бумаги.
— Она получила то, что заслуживала!
Эрна заерзала на стуле, начала задыхаться. У нее развивалась сердечная болезнь, и такие переживания не шли ей на пользу. После посещения молодого человека, который хотел прибить ее из-за Тамары, она горстями глотала лекарства. Теперь новый неожиданный визит.
— Мне плохо, Егор…
— Маше еще хуже. Она мертва.
Хозяйка салона позеленела. В кармане платья у нее лежали таблетки. Дрожащей рукой она достала одну и сунула под язык.
— Это ты убила их обеих, — спокойно и мрачно заявил Шестаков. — А еще говоришь, порча не действует. Ты во всем виновата.
Эрна промычала нечто невразумительное. Темные драпировки, свечи, духота, насыщенная густыми ароматами трав, придавали этой сцене зловещий оттенок.
— Недавно я нашел у Маши твою визитку, — добавил доктор. — Это меня позабавило. Представь, я периодически рылся у нее в сумочке! Не отрицаю, что я беспринципный и аморальный тип. Но я имею право знать, чем дышит женщина, с которой я сплю. Я никому не верю, Эрна. Даже себе. Бывают моменты, когда я не владею собой…
Лекарство подействовало, и на лицо хозяйки салона вернулись краски, сердце забилось ровнее.
— Тогда я не придал значения этой визитке, — донеслось до нее. — Однако после смерти Тамары мне пришло на ум твое имя. Эрна, Эрна! Ты стала моим врагом?
— Я не… не знала, что та женщина… твоя жена. Ни ее имени, ни фамилии Маша не называла…
— А приворот? «Я увидал ее, и червь залез мне в сердце, — гложет меня», — так писал Лев Толстой, а уж он глубоко изучил человеческую натуру. Этого добивалась Маша? Вы с ней решили околдовать меня? Поработить и навеки привязать к себе? Через Машу и ты питалась бы моей кровью, высасывала мою силу! Из-за тебя я терплю поражение за поражением…
Эрна молча качала головой. Она исчерпала свои аргументы защиты. Слова Шестакова все больше походили на бред, и это пугало ее.
— Но я сумею положить этому конец! — выкрикнул он, размахивая рукой. — Я вырву твое ядовитое жало! Навсегда, навеки!
Доктор вел себя, словно заурядный провинциальный артист, который вышел на сцену нетрезвым и потерял чувство меры. Его зрачки расширились, лоб вспотел, губы судорожно хватали воздух.
— Мой «приворот» не был приворотом в том смысле, который вкладывают в это слово. Моя магия фальшива, а заклинания не вреднее детских считалок.
— Но Тамара-то умерла! А за ней следом и Маша! — возразил Шестаков. — Она поплатилась за свои темные делишки. Тебя ждет та же участь! Вы все — черви, глодающие мой мозг и мою душу!
Эрна с ужасом смотрела на гримасы и ужимки, изменившие до неузнаваемости любезного уравновешенного человека, которого она привыкла видеть в докторе.
— Что вытаращилась? Не нравлюсь? Ты тоже мне противна, ведьма! Все вы плетете вокруг меня липкие сети интриг… следите… вынюхиваете… У-у!
Он вскочил, замахнулся на нее, и Эрна отшатнулась, закрыла голову руками.
— Все вы служите самой главной ведьме! — прошипел он. — Царица Савская! Явись в течение получаса…и не причини мне никакого вреда или иного ущерба! Заклинаю тебя… заклинаю… Где ты?! Слышишь меня?! Явись!!! Она не является!.. Не слышит!.. Мои опыты проваливаются один за другим… потому что я… потому что…
— Тебе не известны сакральные имена духов?
— А ты не так глупа, как кажешься.
— Для моей роли необходимо изучать специальную литературу.
— Я узнаю их имена, чего бы мне это ни стоило! — взревел Шестаков. — Я призову их на помощь… и они покорятся мне. Покорятся! Сам Шива придаст мне сил! Его свет и огонь разгорятся во мне! Я чувствую, как внутри меня зарождается смерч…
— Тебе не нужно было ездить в Индию. Эта страна свела тебя с ума, Егор… ты переборщил с восточными практиками. Медитации далеко не безобидны и могут завести в дебри безумия. По-настоящему войти в медитацию непросто, а выйти куда сложнее.
— Ты пробовала? — осклабился он.
— Было дело. Я отказалась от этой затеи, что и тебе советую.
— Плевать мне на советы!
Доктор неожиданно стих и как будто задумался над ее словами. По его лицу пробегали судороги.
— Не смей становиться на моем пути, — холодно молвил он. — Если еще раз хотя бы взглянешь в мою сторону, тебе конец.
— Я не против тебя, Егор…
— Да ты маму родную готова продать за деньги!
— У меня двое детей…
— Давай, поплачься, бедняжка! Нищая, голодная, бездомная! Дети на ладан дышат, так их судьба обидела. Эти сказки рассказывай налоговому инспектору, а не мне.
— Тебе нужна царица Савская? — вдруг спросила Эрна. — Зачем?
— Ты знаешь каббалу?
— Поверхностно.
— Для роли? — глумливо хохотнул Шестаков. — Актриса ты паршивая, но для бабенок, которых ты дурачишь, сойдет. У меня к тебе просьба, Эрна. Забудь обо мне! Ты меня никогда не видела, ничего у нас с тобой не было. Уразумела?
— Да…
— Таким, как ты, нельзя верить.
Эрна хотела сказать ему о молодом человеке, который приходил к ней с угрозами и хотел убить, но промолчала. Как бы Шестаков еще сильнее не взбесился. Ведь тот парень очень смахивал на любовника его жены. Иначе с чего бы его так задела гибель Тамары?
Доктор шагнул к столу, взял в руку шар из горного хрусталя и взвесил на ладони. Эта штуковина может раскроить череп, если ударить куда надо…
Директор «Фаворита» хмуро взглянул на посетителя и жестом предложил ему сесть. Он явно был не в настроении и не расположен к беседе. Не отказал исключительно из чувства долга. Его можно было бы назвать привлекательным, если бы не излишняя для его возраста худоба. В сорок лет он выглядел мосластым и угловатым, как подросток с лицом взрослого человека. Бритые щеки, тонкие губы, высокий лоб «ботаника». Внешностью он уступает и Рябову, и Шестакову. Пожалуй, у него не было шансов привлечь Тамару, и он это понимал.
Лавров заявил без обиняков:
— Я частный детектив, расследую дело об убийстве вашей сотрудницы Тамары Шестаковой.
— Вот как? Значит, вам не нужен рекламный проект?
— Это был предлог для встречи с вами, Валерий Петрович.
— Что ж… я вас слушаю.
Директор не выразил ни агрессии, ни испуга. В его глазах мелькнула горечь.
— Вам, вероятно, уже задавали вопросы…
— К нам в офис приходили из полиции, если вы об этом. Поговорили с сотрудниками. Только ушли ни с чем. У Тамары не было врагов. У нас дружный коллектив.
Лавров навел справки через бывшего сослуживца и убедился, что официальное следствие склоняется к версии о неудавшемся ограблении. По убийству Маши Рамирес заведено отдельное дело, как он и предполагал.
— Скажите, Тамаре кто-нибудь завидовал?
— Она… была отличным специалистом. Нам будет ее не хватать. Такие люди — на вес золота. Я допускаю, что у кого-то могла возникнуть зависть… но это обычное явление. Из зависти не убивают.
— Убивают по разным причинам. Как насчет ревности? Может, у Тамары были конкурентки не по работе, а…
— Кто вас нанял? — перебил директор. Его скулы порозовели, на переносице образовалась жесткая складка.
— Это конфиденциальная информация.
— Ах, ах!
— Погибла ваша сотрудница. Неужели вам безразлично, поймают убийцу или нет?
— Тамару уже не вернешь. Ревность, зависть… какая теперь разница, кто что чувствовал? Разве это поможет найти преступника?
— Порой важна любая мелочь.
— Вы думаете, убийца среди нас?
В голосе директора сквозили сарказм и скепсис. Он был из тех людей, которые хорошо контролируют себя и умеют подавлять свои эмоции. Но все же панцирь, прикрывающий его истинную суть, давал трещины.
— Я должен это проверить, — улыбнулся сыщик. — Как лично вы относились к Тамаре Шестаковой? С симпатией?
— Разумеется…
— А может, вы были влюблены в нее? Видели в ней не только «отличного специалиста», но в первую очередь красивую женщину?
— Кто вам сказал?
— Люди иногда подмечают, казалось бы, незначительные тонкости. Хороший рекламщик должен быть психологом, разбираться в человеческих потребностях. Чтобы найти ту кнопочку, которую следует нажать. Верно?
