- Эй, там! А ну давайте по правилам. Ты, Шурка, прекрати выначиваться!
- Вот, вот - меня обвиняет, а сама лезет вне очереди. - Заныла малявка.
- Да ладно вам, сцепились. Что за игра такая? Долго голышом сидеть? - Комната снова пошла кругами, завертелась и остановить это верчение удавалось очень ненадолго. Становилось интересно. Правда сидеть голым задом на грубошерстном кусачем половичке оказалось жестковато.
- Ты, что? Вправду не знаешь?
- Не крути, объясняй.
- Ну, понимаешь, мы станем.... Вы нам завяжите шарфиками глаза. Чтоб не подглядывали. А потом... По разу. Только, ха -ха, раз и два....
- Вынул-вставил, - Разъяснила скуластенькая. Сложила, для наглядности, указательный и большой пальцы и вставила в образовавшееся кольцо палец другой руки, блеснув колечком с красной рубиновой капелькой, - Вот так...
- Ну... мы должны стараться угадать, кто это. Не угадала, переходишь к следующей. Так всех восемь. Потом второй, третий, по очереди. Если девушка угадала кто в неё вошел, она его и получает... на всю ночь.
- А остальные - баиньки, - Опять, пьяно хихикнув, перебила скуластенькая.
- Нет, нет, - Предлагаю сегодня гэдээровский вариант, - Заплетающимся языком предложил начпрод, - Никаких шарфиков. Заменившиеся ребята рассказывали. Гараздо интереснее получается. Мы скидываемся по четвертачку. Каждый идет от первой до последней, по разику. Раз -два! Если удержишся, становишься на второй круг в очередь. Идет другой... Ну, а ваша задача, красавицы, за этот маленький, малюсенький разик сделать так,... ну выложиться, ну показать ... умение ... Кто лучше сделает, на ком не удержишься - той и бабки и мужик. Что она с ним будет делать - её дело. Все довольны, на одну меньше.
Дальнейшее слилось в кутерьму липких прикосновений, полос света и темени, тел без лиц, без имен, звериной, инстинктивной похоти. К устоявшемуся запаху комнаты прибавился новый острый животный плотский запах. Все в голове и вокруг крутилось, заваливалось на бок, летело в тар-тарары...
***
Ранним утром нового года, кое-как одетые, трезвеющие и приходящие в себя на злом рассветном холоде, возвращались мы с начфином по домам, поддерживая друг друга на скользящих, неверных, заплетающихся как наши мысли и языки ногах.
- Ну грузины, ну сволочи, подмешали для крепости в вино табак. Я сразу усек, да решил не говорить, посмотреть, что выйдет. - Поделился со мной начфин. Ему было плохо. Лицо приняло зеленоватый оттенок. Мое, судя по всему, выглядело ничуть не лучше.
Начфина стошнило. На сукне шинели застывали превращаясь в льдинки, синенькие, неперевареные кусочки крымского лука, белесые волокна бараньего мяса. Он выволок из под отворота шинели конец форменного шарфа, вытер лицо, губы, посмотрел мутно и заткнул серый кусок на место.
- Девки-то рассчитывали на большее, ха-ха-ха... В самом соку телки, пилиться хотят, страсть. Кажется, ого-го, такое количество мужиков в городке, только свистни, ан не тут-то было. - Продолжил утершись начфин.
- Солдатики отпадают. - Загнул палец в коричневой шерстяной перчатке. - Увольнения в гарнизон запрещены. Самоволки - при таком количестве патрулей, при часовых, караульных на КПП - сведены до минимума. Особенно после того как бдительный часовой в зенитном полку славно подстрелил одного ночного ходока. - Загнул следующий палец.
- Офицеры в ДОСах - за исключением, - Ткнул пальцем в грудь сначала меня, потом себя, - В основном женатики. В общежитии - молодняк, который из нарядов не вылазит. Ты же знаешь как у нас дрючат взводных, чтобы жизнь медом не казалась. В госпитале, в Борзе - врачи женатые, да еще и жены их там же вольнонаемными пристроены. Не погуляешь особо. Да и начальство госпитальное зверье на этот счет. У нас в санбате - не лучше, примерно такая же раскладка. Вот они и бесятся.
- Хотели на Новый Год подразвлечься. Лейтенантики, как и ожидалось разбежались, а тут еще это вино... Я лично имел ввиду Томку закадрить, поговорить, приглядеться, закончить все у себя в комнате,... по хорошему. Да видишь как все вышло. Скотство... Все в голове смешалось. Трещит башка. Во рту мерзость... Вот, не женился раньше.... А теперь как жениться? ... Какой бабе можно верить? Взять ту же Томку ... То она в белом халате. Затянута. Недотрога! И вот тебе... Эх жизнь собачья! А ты как?
Мне было очень паршиво, но я не собирался делиться ощущениями с начфином. Вообще не рисковал открыть рот опасаясь повторить его фокус с шинелью и шарфиком. Говорить не хотелось. Очень опасно было говорить... Да и холодно.
Не помнил я ни имен, ни лиц, ничего. Только вертящийся хоровод сплюснутых тел, чьи-то тонкие жалкие ляшки в пупырышках, ощущения случайных, неласковых прикосновений липкой кожи, запах чужой плоти и пота, судорожные, механические, ничего не значащие и не приносящие радости движения, заканчивающиеся чисто животным, физическим облегчением.
Мы дошли до детской площадки устроенной перед домом. В сером предрассветном полусвете, звеня промерзшими цепями раскачивались кожанные петли гигантских шагов.
- Покачаемся - протрезвимся, - Предложил начфин и полез неуклюже подбирая полы шинели в петлю. - Дуй на ту сторону, для баланса.
В тишине скрипели цепи и визжали успевшие приржаветь за зиму шарниры. Молча, зло отталкивались мы ногами от звенящей холодной земли и взлетали к серому небу с последними умирающими звездами. Нас рвало и остатки новогоднего ужина летели в стороны вместе со слизью и желчью. Столб шатало и выворачивало из промерзшей земли подобно содержимому наших желудков. Обессиленные, мы еле-еле остановили безостановочное верчение, но земля еще долго крутилась и уходила из под разъезжающихся, слабых, суставчатых ног. Мы путались в полах шинелей, падали, поднимались на четвереньки, вставали во весь рост, но нас опять гнуло к земле, валило на нее. Все неслось вокруг в неудержимом грозном ритме.
Не помню как добрался до своей комнаты, каким чудом удалось достать ключ и открыть неподдающийся замок. В темноте, не найдя выключателя, наощупь дотянулся к долгожданой родной койке. Полой шинели задел тумбочку и смахнул нечто на пол. Почему-то было очень важно поднять упавшее. Ощупывая стены удалось разыскать выключатель и зажечь висящую под потолком на шнуре лампочку. На полу валялся том Рембранта. Ударом носка ботинка, отправил его в угол, а сам, покачнувшись от того же удара, потреяв опору, упал поверх одеяла. Гасить свет и раздеваться не осталось сил и желания. Удалось только натянуть на голову подушку и отключился от поганой действительности.
Проснулся от того, что кто-то резко и невежливо содрал с моей бедной разваливающейся на части головушки спасительную подушку. Надо мной стоял командир.
Молча он приподнял меня одной рукой в кожанной перчатке за облеванные отвороты шинели, а другой врезал пару полновесных оплеух, мгновенно приведших мозги в относительный порядок.
- Товарищ подполковник...
- Молчать щенок! - Он еще раз, покрепче врезал мне жесткой широкой ладонью. - Ты что творишь! Ты - позоришь офицерскую честь! Дурью маешься? Свободного времени много? Темная кровь в голову бьет?
Так у меня для тебя лекарство найдется. Или решил за Совенко отправиться?
- Причем здесь Савенко? - ошалело спросил я.
Савенко, старший лейтенант из мотострелкового полка как и Кушинов считался местной достопримечательностью, законченным алкоголиком. Если Кушинов слыл алкоголиком тихим, то Савенко наоборот - буйным. Кушинов выглядел заморышем, Савенко - двухметрового роста, сутулящийся гигант с опущенными, достающими до колен как у гориллы длинными руками, нелепо, не в такт шагам, болтающимися на ходу, с маленькими злыми глазками, зыркающими по сторонам из под кустящихся в разные стороны жестких рыжих бровей. Он пропивал все свои деньги, деньги взятые взймы у тех, кто его еще не знал, попадающие к нему солдатские деньги. Живя в общежитии крал по ночам бельишко, рубашки, выбирая, что по лучше из сушилки, и пропивал всё похищенное у кильдымских молодцов.
- Кончился Савенко. Замерз нахрен в придорожном кювете. Шел пьяным из кильдыма, справлял как и ты с дружками Новый Год, попал в кювет, заснул и теперь отдыхает в морге.
Командир остановился, переводя дух, давая возможность представить голого Савенко на жестяном столе морга.
- Зашел поздравить тебя с Новым Годом. Что вижу? Застаю члена моего экипажа в четыре часа дня облеванного на кровати, в шинели, шарфе, ботинках. Хорошо, хоть не обоссался и не обосрался.
Честно говоря я сам не понимал как это мне удалось. Наверное молодой организм выручил.
- Не ожидал. Не верю своим глазам. Мне докладывал замполит, что ты стал завсегдаем в общаге, картишки, пивко, коньячок... Но решил, что это временное, бесишься после Вероники. Считал, тебе надо прийти в себя. Извиняюсь... Проворонил... Прийму меры.
- Чего Вам извиняться? Сам понимаю - виноват.
- Даю полчаса привести себя в порядок. Жду у себя.
