Обед с магом за мостом. Собрал вещи для поездки.
Неделей позже:
Пятничный вечер в Сан-Лнсельмо за счет мага. Съел лобстера, шоколадное суфле, одно вело к другому. Ты шутишь, спрашиваю я? Ответ — нет. Проснулся в 8 и не вылезал из кровати до 2.
Потом:
Сделал копии магу, за что мне улыбались и меня благодарили. Позанимался в тренажерном зале по бесплатному пропуску. Договорился с Э. встретиться за обедом, все отменил. Сроки, сроки поджимают.
Я вернулся назад. Нашел первую запись, где упоминался маг.
Среда, 6:00 — покупал книги в «Амазоне». Вторую половину дня провел в «Солнечном свете». Встретился с автором книги, детской фэнтези. Он отредактировал мой реферат. Сказал, слишком много прилагательных. Полезный маг-грамотей.
Я прокрутил прочитанное в голове. «Э» — скорее всего Эрин. Маг? Саймон Андерсон? Он был детским писателем. Что-то произошло между Энди и магом? Это очевидно?
Компьютер пискнул. Аккумулятор садился и требовал подзарядки.
Я перескочил к концу дневника. Записи подтверждали слова Эрин.
Магу тоже нехорошо. Болит голова. Или это связано с его новой пассией? Кто такая Тара? Что бы ни, что бы ни, ЧТО БЫ НИ.
Компьютер вновь пискнул. Я посмотрел на часы. Мне еще предстояла поездка в Управление полиции Санта-Круса. Так что не оставалось ничего другого, как отложить завершение знакомства с личной жизнью Энди.
Голова у меня кружилась. Я не мог избавиться от дрожи в руках и ногах, подавить тошноту. Никаких диагнозов, помимо крайней усталости, в голову не приходило. Говорят, что адвокат, представляющий себя в суде, круглый дурак. Также говорят: врач, излечись сам. Почему профессионализм врачей, когда дело касается их самих, выше профессионализма юристов?
Сотрудницу архива Управления полиции Санта-Круса, наверное, донимала жажда: на столе стояли пять пустых банок из-под диетической колы. Может, благодаря кофеину она и выслушала меня очень внимательно. Или выглядел я таким же жалким, каким себя чувствовал, вот и вызывал желание оказать мне всемерную помощь. Может, мне на руку сыграло и появление патрульного с большими ушами. Он пришел буквально через минуту после меня и помахал мне рукой. «Обслужи этого парня по высшему разряду», — попросил патрульный сотрудницу архива и улыбнулся. Она выслушала мою просьбу, но ответила, что без номера дела скорее всего не сможет назвать фамилию копа, который вел расследование. Я же мог сообщить ей только день гибели Энни. Она вошла в базу данных, но тут же предупредила, что такой поиск может занять много времени. Еще через пять минут предложила оставить мне номер телефона и обещала перезвонить, если что-то найдет. Я продиктовал ей номер моего мобильника.
Развернув автомобиль в сторону Сан-Франциско, я позвонил Дэнни. Сухо и формально он сообщил, что полиция хочет меня допросить. Поинтересовался, нет ли у меня желания встретиться, чтобы он сопроводил меня в полицейский участок. Я обещал подумать. А потом услышал от него самое главное: полиция знает, что я нашел Эрин, и вот тут могут возникнуть проблемы.
— Они обнаружили в квартире Эрин следы взрывчатого вещества, — сказал Дэнни.
— Кто-то хотел взорвать ее квартиру?
— Кто-то использовал ее квартиру для изготовления бомб.
Несколькими минутами позже, когда я уже отъехал от Санта-Круса на пару миль, зазвонил мобильник.
— Ты где? — спросила Эрин. — Или ты собирался оставить меня здесь?
— Ты должна сдаться полиции.
— Я не взрывала кафе. Клянусь тебе. Натаниэль. Пожалуйста. Заклинаю тебя. Ты должен мне верить.
— Они обнаружили следы взрывчатки в твоей квартире.
— Нет. — Она заплакала.
— На кого ты работаешь? С кем ты работаешь?
— Пожалуйста, возьми меня с собой. — Теперь она рыдала. — Я все объясню.
Я позвонил Саманте и попросил ее и Яблочко встретиться со мной в студии акупунктуры в Дейли-Сити через полтора часа, объяснив, что мне понадобится их помощь.
Потом поехал на автовокзал Санта-Круса, где, по ее словам, ждала Эрин. И действительно, она стояла перед главным входом и выглядела так, словно терять ей уже нечего. Я попросил ее снять куртку, изображая охранника аэропорта, и только после этого впустил в машину.
— Начинай говорить.
— Чего ты от меня хочешь?
— Энни жива?
— Клянусь тебе, не имею ни малейшего понятия. Я никогда не встречалась с Энни. Никогда ее не видела. Я думаю, ты сходишь с ума, Натаниэль.
— «Ромп студиос».
На мгновение — молчание. Потом резкое:
— Как ты узнал?
Я вытащил бумажник, достал из него распечатку, которую получил от Дэнни.
Эрин снова заплакала, потом начала говорить.
— Третий год моей семейной жизни действительно был ужасным, — вот как начала она свою историю.
Речь не о том, что ее бил муж (действительно, поколачивал, но не так чтобы часто), а о будущем: вечности в чистилище. Он хотел детей, а она тайком принимала противозачаточные таблетки.
— Его род обрывается на нем.
Она перестала разговаривать с матерью и подругами, которые могли пристыдить ее. Часто ходила в церковь, где познакомилась с двумя женщинами. У одной было пятеро детей, приторно-сладкий голос, но внутри кипела злость. Женщина во всем винила искушения, разрушающие традиционный семейный уклад.
— Не знаю почему, но я ей доверилась. Рассказала обо всем — и о противозачаточных таблетках, и о неладах с мужем. Стремилась получить отпущение грехов или хотела, чтобы меня поймали.
Женщина пригласила Эрин принять участие в крестовом походе: ночью проникнуть на территорию порнографической студии и поджечь ее. Поначалу только просила, потом пригрозила рассказать мужу о противозачаточных таблетках, если та откажется.
— Так тебя заставили?
— Если бы я могла так сказать! Я взяла канистру бензина и разлила его по студии. Я обезумела. Говорила себе, что мужчины, которые нанимают женщин для съемок секс-фильмов, такие же, как мой муж.
Когда ее поймали, она сразу признала себя виновной и пошла на сделку с прокуратурой, стала главным свидетелем обвинения.
— После этого я еще сильнее себя возненавидела, — добавила Эрин. — Я превратилась в пешку в играх других. Перестала существовать как личность.
Мое чутье подсказывало, что она не лгала. Ее это не обеляло, получалось, что она способна на насилие. Может, и в кафе что-то вывело ее из себя.
— Расскажи мне о Саймоне и Энди.
— Ты поможешь мне спастись?
— За свои действия приходится отвечать, Эрин.
— Я ничего не сделала. Копы подозревали меня. Аравело звонил каждый день. Но, клянусь тебе, я ни в чем не виновата.
Значит, Аравело подозревал Эрин. Само собой. Хотелось только знать почему.
— У Саймона с Энди была любовная связь?
Эрин кивнула. Моя догадка подтвердилась.
Поначалу Энди сидел с детьми Андерсонов. Эрин думала, что мужчины сошлись на почве писательства. Она убеждала себя, что Энди не может тянуть к Андерсону… потому что видела, Саймон — такой говнюк, а Энди — славный парень. Но постепенно до нее дошло, что Энди, возможно, гей. Этим и объяснялся тот факт, что период их физической близости закончился, едва начавшись. В конце концов, он ей признался и насчет Саймона, и насчет того, что для него это не первый контакт с мужчиной. Для Саймона это было очередное мимолетное увлечение. Энди же страдал из-за того, что с какого-то момента Саймон полностью вычеркнул его из своей жизни. Эрин сказала, что и она почувствовала себя преданной.
— А потом он начал злиться, быстро уставал.
— Саймон тоже страдал от головных болей? Вел себя странно?
Она пожала плечами:
— Думаю, да. Возможно. Энди говорил, что у Саймона какие-то проблемы со здоровьем. Не знаю.
— В кафе работала или приходила женщина по имени Тара?
— Нет. О ком ты говоришь?
— Мне нужно это знать.
— Он спал со многими. Ни о какой Таре я не слышала.
Похоже, она действительно ничего не знала о женщине, упомянутой Энди в его дневнике.
— Ты рассказываешь мне не все.
— Что еще ты хочешь узнать? — вскинулась Эрин. — Энди был моим лучшим другом. А потом вдруг перестал быть. Превратился в незнакомца.
— И ты обвинила в этом Саймона.
— А как еще можно такое объяснить? Как еще твой лучший друг мог обозлиться на тебя, стать врагом? Он был первым и единственным человеком, который понял, к чему я стремлюсь, кем хочу стать. Он позволял мне быть слабой. Не давил, не использовал меня в своих целях. А потом вдруг заболел, стал другим и… умер.
— Вот почему ты это сделала.
— Нет.
— Ты устроила взрыв в кафе и пожар в доме Саймона, не так ли?