— Александр Иванович Смирнов, полковник милиции. В отставке.
— О вас, Глеб Дмитриевич, я наслышан, — перебил Лешу Смирнов, — так что давайте сразу же приступим к делу, тем более что времени у нас в обрез.
— И я о вас, Александр Иванович, как вы изволили выразиться, наслышан. — Глеб Дмитриевич не поддался, не счел нужным существовать в ритме Смирнова. — Прошу. — И свободным жестом пригласил гостей в свою скромную двухкомнатную квартиру.
Неудобно расселись вокруг журнального столика.
— Вот такие пироги, — не выдержал паузы Алексей.
— А что, у тебя другого выхода не было? — обратился к нему Глеб Дмитриевич.
— Не было, — признался Алексей. — Ни у меня, ни у вас.
— Тебе — верю, — успокоил его хозяин квартиры и обратился к Смирнову: — Слушаю вас.
— Сегодня вечером, в помещении бывшего кафе "Привал странников" милиция, не без моей наводки, обнаружила трупы людей, убитых там в ночь с двадцать первого на двадцать второе. Пока эти трупы не были найдены, реальная опасность для того, кто приказал это сделать, исходила только от меня. Трижды он пытался избавиться от меня, но не удалось. По моим прикидкам и, полагаю, по вашим тоже, он уже знает — трупы обнаружены. Теперь для него главная и смертельная опасность — вы, единственный и сокрушающий свидетель. Его люди сидят у меня на пятках, они уже в Москве, и, как вы понимаете, сейчас, именно сейчас, их переориентируют на вас. У меня все. — Насколько я вас понимаю, Александр Иванович, у вас имеется какой-то план. — Глеб Дмитриевич спокойно и грустно смотрел на Смирнова. Каково мое место в вашем плане? Что я должен сделать сейчас?
— Забиться в нору, из которой вас ему не достать. В милицию я вас, по крайней мере сегодня, сдать не могу из-за соображений, вам понятных. Мало ли что: вызов на срочный допрос, автокатастрофа, попытка к бегству — не мне вам объяснять. Вы его лучше знаете. Итак, нора.
— Моя? — поинтересовался Глеб Дмитриевич. — Что ж, нечто похожее на нору имеется.
— Вы же стеклянный, вы же у них на просвет! — удивился несообразительности Глеба Дмитриевича Смирнов. — Ваша нора — не нора, а угол, из которого они вас без труда достанут. Вся надежда на Алексея. Леша, у тебя должна быть глухая ямка, не может не быть! Так есть?
— Есть, Александр Иванович.
— Тогда поехали. — Глеб Дмитриевич встал. — Мне понадобится пять минут на сборы.
— Мы ждем вас в машине, — решил Смирнов.
Смирнов и Алексей спустились на лифте. Не выходя на улицу, Смирнов передал ключи от машины Алексею и распорядился:
— Выйдешь один, сядешь за руль и сделаешь небольшой кружочек по переулкам. А я осторожненько посмотрю и дождусь, Глеба. Как только ты вернешься, мы выйдем.
Все было проделано в соответствии с смирновскими указаниями. Пока осады не было.
Леша остановился у подъезда, Смирнов с Глебом Дмитриевичем уселись, и "Нива" побежала подальше от опасности.
На Дворцовой аллее, у стадиона "Динамо", Смирнов поменялся местами с Алексеем и спросил:
— Куда?
— Серпуховка.
— Серпуховка так Серпуховка, — согласился Смирнов.
И опять Москва, ночная, по-провинциальному вымершая к ночи. Улица Горького, Библиотека Ленина, Большая Полянка. Полутьма, асфальтовые просторы, слепые дома.
— Надеетесь его побороть, Александр Иванович? — вдруг спросил Глеб Дмитриевич.
— А зачем же я вас тогда обеспокоил? — Смирнов поднял глаза, чтобы в зеркальце увидеть собеседника. — Оставил бы вас с ним один на один, и разбирайтесь сами.
— Как вы вышли на это дело?
— Ну, это уж секрет фирмы, — засмеялся Смирнов.
— Тогда прошу извинить.
— Теперь куда? — спросил Смирнов у Алексея, когда они пересекли Садовое. — Указания давай.
Алексей давал указания, а Смирнов их исполнял, вертясь в переулках. Наконец остановились у хрущевской пятиэтажки, окруженной разросшимися палисадными деревьями.
Не шумя, поднялись на пятый этаж. Алексей позвонил, долго не открывали, спали, вероятно.
— Кто там? — спросил наконец испуганный женский голос.
— Я, — ограничился последней буквой алфавита Алексей, и тут же его радостно признали за дверью:
— Леша!
Загремела задвижка, зажурчала цепочка, и дверь открылась.
— Ой! — испугалась женщина в ночной рубашке и убежала внутрь квартиры. Алексей легко и хорошо рассмеялся, обернулся к спутникам и сказал:
— Проходите, проходите, нас приглашают.
Милый, спокойный, московский уют, все, как надо, в комнате, куда их провел Алексей: круглый стол посередине, громадный оранжевый абажур с кистями над ним, по стенам — комод, диван, буфет, книжный шкаф. Заметив, что гости заинтересованно осматриваются, Алексей решительно оправдался:
— Я ей все время предлагаю заменить эту рухлядь, но она ни в какую…
— И правильно делает, — заметил Смирнов, а Глеб Дмитриевич спросил:
— Прости, Леша, но она — кто?
— Как кто? — удивился Алексей, — Люба.
— Спасибо, теперь я знаю, как зовут хозяйку этого дома, поблагодарил Алексея Глеб Дмитриевич.
— Это называется — выволочка, — прокомментировал происходящее Смирнов. — Не будь сявым, Алексей.
Вошла Люба, в хорошем платье, причесанная, даже ресницы подкрасить успела — или всегда в боевой форме ждет Алексея? Улыбнулась, обнаружив ямочки на щеках, сказала тихонько:
— Здравствуйте, вы уж извините меня, что так встретила вас, думала, Леша один…
Извинилась и быстренько стала накрывать стол. Веселая в движении, ловкая, пухленькая, Люба делала дело и улыбалась от того, что так забавно все получилось. Такая и должна быть подруга у рискового человека — услада воина.
Смирнов уловил момент, положил ладонь на круглое Любочкино предплечье и сказал:
— Я скоро уйду, Любочка, и тогда вы их накормите.
— Люба, пойдем в другую комнату или на кухню, им поговорить надо, распорядился догадливый Алексей, и они ушли.
— Спрашивайте, Александр Иванович, — предложил Глеб Дмитриевич.
— Как вы думаете, почему он пошел на крайние меры?
— Вы, как мне кажется, и сами понимаете, почему, просто ждете подтверждения. Пожалуйста. Вы, конечно, уже проверили по спискам умерших в лагере? — И, дождавшись смирновского кивка, он продолжил: — И, конечно, знаете национальный состав: два армянина, три азербайджанца, три грузина и двое из Молдавии. Так вот…
— Вы насчитали десять, а я по спискам выявил одиннадцать…
— Одесский умер в прошлом году. Я продолжаю. Так вот, почти все они народ кавказский: шумливые, широкие, хлебосольные, любящие быть на людях и покрасоваться перед людьми. Первое время, после того как они исчезли из лагеря, они вели себя как надо, но в последнее время, надо признать, распустились. Гостили в тех местах, где их брали, почти не скрывали прошлой своей жизни, намекали и ненужно хвастались, дошло до того, что двое из них полгода тому назад нажали на него, пытаясь шантажировать. Да и нынешняя обстановка, атмосфера демократии и гласности, так сказать…
— Ясно. В Москву вызывали их вы?
— Да.
— Предлог?
— Создание треста по производству спиртных напитков, организация сети транспортировки и сбыта.
— Ишь ты, как серьезно! И клюнули?
— Как не клюнуть! — Глеб Дмитриевич откинулся на стуле и слегка посерьезнел. — В свое время Карл Маркс писал о том, что за триста процентов прибыли буржуа пойдет на любое преступление. А тут государство своими ограничениями и запретами дает возможность подпольному дельцу иметь тысячу процентов. Не мне вас учить, что всякий запрет порождает злоупотребление. Алкогольный подпольный бизнес — сейчас самое лучшее место для вложения капитала.
— Вы знали, что их ликвидируют?
— Мне об этом нетрудно догадаться, но так я говорю сегодня в последний раз, только вам, без свидетелей. На следствии и на суде я и мой адвокат будем утверждать обратное.
— А он что будет утверждать на суде?
— Вы думаете, он будет фигурировать на суде в качестве обвиняемого?
— Не прокурора же.
— Позвольте скептически отнестись к вашей уверенности.
— Мы отвлеклись, — Смирнов жестко придерживался регламента. — Почему "Привал странников"?
— Их, осторожных, битых, приехавших вместе с телохранителями, собрать вместе можно было только на нейтральной территории. Его команда и создала нейтральную территорию.
— Понятно, всех разом. Поодиночке убирать и хлопотнее, и можно наследить, во всяком случае, шансов наследить больше, — дополнил Глеба Дмитриевича Смирнов. — Последний вопрос: вы же не душегуб, почему же вы согласились на такое?!
— У меня не было выбора.
— Прижал?
— Не то слово — удавил. Загнал в угол и удавил.
— Леша! Люба! — позвал Смирнов, и они тотчас вошли в комнату. — Я уезжаю. Спасибо, Любочка.
Смирнов не отказал себе в удовольствии поцеловать хозяйку дома в круглую щеку. Глеб Дмитриевич продолжал сидеть за столом, обхватив голову руками и разглядывая скатерть. Когда Смирнов двинулся к двери, он, не оборачиваясь, спросил:
