Седовласая женщина подала ему руку. У неё была чудная кожа, чистая, как у ребенка.
- Очень приятно. Не правда ли, чудная погода? Этим летом просто не на что жаловаться.
- Дивное лето. Мне это так напоминает прошлое, когда все, включая погоду, было гораздо лучше, правда?
- Вы сами ухаживаете за садом? Или вам кто-то помогает?
- Простите?
Дарлинг из-за спины сестры показал на ухо. Хэзлтон повторил, уже громче. Женщина мило улыбнулась:
- Простите. Как вы заметили, я стала глуховата. Да, садом занимаюсь я одна, Джонатан...
- Я постригаю газон, - запротестовал её брат.
- Газон, газон... В саду хватает всякой работы, не только стричь траву. Сейчас уже темно, а я бы с удовольствием вам показала свои цветы. В этом году дивные сальвии. Вы тоже цветовод?
Хэзлтон ухмыльнулся:
- Кошу газон. Если не удается отделаться.
Хозяйка снова мило, чуть неуверенно улыбнулась.
- Я вас оставлю, чтобы вы могли заняться своими мужскими делами. Надеясь, как-нибудь придете днем и посмотрите мои сальвии...
Когда она ушла, Дарлинг заметил:
- У Изабель давно проблемы со слухом. Состояние все ухудшается, но она не сознается. Днем ходит с аппаратом, но только не дома. Иногда с нею нелегко, но женщина она добрая. Ведет хозяйство, со всем сама справляется. И весьма успешно.
- Прекрасный дом, - признал Хэзлтон совершенно искренне. Но время было переходить к делу. - Ваша фирма занимается делами Бэчстед Фарм. Можете мне рассказать о них?
- Конечно. Вы хотите знать, почему там все в таком состоянии, не так ли?
- И это тоже. Расскажите мне все, что знаете.
- С удовольствием. Но приготовьтесь терпеливо слушать, это долгая история. Последним арендатором был Лайонел Эллиот, а хозяином - сэр Лемюэль Эймс. Вам эти имена ничего не говорят?
Хэзлтон покачал головой. Дарлинг рассмеялся.
- Ну ничего. Сэр Лемюэль обитал тут, в Кремптоне, ещё до меня, а потом перебрался в Ирландию. Состоятельная семья, пивовары - ну, вы понимаете. Сэр Лемюэль был немного гуляка, конечно, и поговаривали, что Лайонел Элиот - его внебрачный сын. И жил он в доме сэра Лемюэля как бедный родственник. Одного звали Лемюэль Джон Эймс, другого - Лайонел Джон Эллиот. Интересное совпадение, правда? Когда сэр Лемюэль уехал, Лайонел остался здесь и перепробовал всевозможные занятия - говорили, старик его понемногу поддерживал. Потом они заключили соглашение, по которому Лемюэль уступил Лайонелу Бэчстед Фарм, и знаете, сколько тот ему платил? Всего десять фунтов в год.
Хэзлтон с трудом подавил зевоту. В доме, где стояла приятная прохлада, он вдруг почувствовал, как устал.
- Насколько я знаю, сейчас там никто не живет.
- Это точно. - Дарлинг казался огорченным и в то же время игривым. Лайонел был похож на отца. Сделал некоей девице ребенка и сбежал в Новую Зеландию. И вот уже четыре с половиной года Бэчстед Фарм стоит пустая. Вначале сэр Лемюэль, казалось, ожидал, что он вернется, - понимаете, было такое впечатление. С домом ничего не делал, мол, Лайонел, вернувшись, сам займется ремонтом и за все заплатит. Но через два года Лайонел погиб в Новой Зеландии: несчастный случай. Там он женился, оставив малолетнего сына. Через полгода умер и сэр Лемюэль, совсем спился. Завещания не оставил, ближайшим родственником оказался племянник. Но семья Лайонела тем временем заявила, что наследником должен быть его сын, которого, кстати, назвали Лемюэлем. Мол, есть у них документы, которые все доказывают. Вот дело и тянется, и на сегодня ничего не решено. Опекуны наследства хотели сдать Бэчстед Фарм внаем, но не намерены вложить в неё ни пени. Результат налицо. Боюсь, я утомил вас, инспектор.
Хэзлтон открыл глаза.
- Неудивительно, что вы не можете продать этот дом. Но, вероятно, были все же интересующиеся им клиенты.
- Были. Но как узнают, в каком все состоянии, мало кто решается даже на осмотр.
- Нет ли у вас списка людей, интересовавшихся домом в последние месяцы? И не помните ли вы, не было ли среди них человека по фамилии Гилузо?
- Списка, к сожалению, нет, но такую фамилию я бы запомнил. Нет, инспектор, такого не было.
- Полагаем, эта фамилия фальшивая, - мрачно признал Хэзлтон. - Могли быть и другие. Мог он дом и не осматривать.
- Сожалею, что не смог вам помочь. Но если бы я знал, что вас интересует... извините, если я слишком любопытен.
- Тут особенно нечего скрывать, если вы оставите это при себе. Перед домом - почтовый ящик. Думаем, туда адресовали письма человеку, которого мы ищем по делу об убийстве мисс Олбрайт.
- Понимаю. А нашли вы француженку, что пропала чуть раньше? Я боюсь, что невольно мог сбить вас со следа...
- Не понимаю. - Хэзлтон взглянул на маленького человечка с гораздо большим интересом. Дарлинг заморгал.
- Приблизительно в то же время я подал заявление, что исчезла девушка, что работала у меня, некая мисс Браун. Со мной беседовал очень симпатичный молодой человек, кажется, Плендер, и, полагаю, он начал следствие. Но вскоре мисс Браун нашлась. Кажется, она решила съездить домой, никому ничего не сказав, - повела себя весьма некорректно, и, мне кажется, розыски другой девушки тогда тоже прекратились. Потому я и говорю, что сбил вас со следа.
Хэзлтон вспомнил, как он всыпал за это Харли.
- Вы правильно сделали, что сообщили нам. Хотя, правда, три четверти заявлений о пропаже людей - ложная тревога.
В холле они встретили Изабель, поднимавшуюся наверх. Дарлинг вышел проводить Хэзлтона. Совсем стемнело, ночь была теплая, тихая, небо усыпано звездами. В воздухе разносился аромат глициний. Хэзлтон вздохнул.
- Хорошо вы устроились. Тут так спокойно.
- Мы живем здесь уже двадцать лет. С той поры, как я купил этот дом, все вокруг изменилось, можете мне поверить. И сарай был в руинах, и дом весь сыпался. Хотите осмотреть участок?
Хэзлтон извинился. Он по горло был сыт мистером Дарлингом и его милой беседой, которую счел пустой тратой времени.
Двадцать один тридцать, субботний вечер.
Хэзлтон и Брилл, сидя в участке, подводили итоги своих поездок по Лондону и окрестностям. Немного же им удалось узнать. Выяснили, как преступник устанавливал связи с жертвами - множественное число тут оставалось только предположением, - но не узнали ничего, что могло указать на Вэйна или кого-то другого, не выяснили даже, была ли у него любовница. Искали автомобиль, который мог в пятницу вечером увезти девушку с приметами Памелы Уилберфорс со Стейшен-роуд, но безрезультатно. Бриллу казалось странным, что никто не видел, как преступник забирал письма. Старший инспектор был с ним не согласен.
- Этот Гилузо, или Лугоши, или как там его появлялся там всего раз-два в неделю, и все. Поставив машину на обочине, подходил к ящику. Если ехал кто мимо - а движения там почти нет - ему достаточно было повернуться спиной, если нет - просто забрать почту. Итак, это человек с машиной и не связанный распорядком дня. Но и это только гипотеза, ведь он мог забирать письма и ночью.
- Кто-то, знавший почтальона Роджерса.
- Или просто под каким-то предлогом выяснивший его имя, а это совсем несложно. Разумеется, он знает местность, но это было ясно и раньше. Бедолага, сделать такую глупость...
- Кто бедолага?
- Роджерс. Вероятно, он теперь лишится пенсии и работы тоже, а из-за чего? Из-за двадцати фунтов.
- Раньше нужно было думать.
- Не будьте таким ханжой, сержант.
Хэзлтон взглянул на письмо и конверт, которые дал им Роджерс, словно собрался одним взглядом разгадать скрывавшуюся в них тайну. И нечто подобное вдруг произошло.
Вытащив картотечный ящик Берты Норман, он покопался в нем, потом протянул три карточки Бриллу и сказал:
- Посмотрите.
Лицо у него заблестело, глаза, казалось, собирались выскочить из орбит.
Брилл посмотрел на листки, среди которых была и карточка Гилузо, потом на конверт и письмо, полученное от него Роджерсом. Верхняя часть буквы "Л" на всех строчках была скошена и плохо пропечатана, и буквы "с" и "т" выскакивали за строку. Не было сомнений, что все печаталось на одной машинке. Брилл ошеломлен был не меньше начальника.
- Но это значит... значит, Норман знает Гилузо.
- Это значит, что нам нужно с ней поговорить.
Хэзлтон, придвинув телефон, попросил соединить его с инспектором Марчем в Ист-Далвич. По инструкции он уже сообщил Марчу о своем визите в Вестфилд Гроу. А теперь он попросил инспектора немедленно арестовать Берту Норман.
Двадцать два тридцать.
Зазвонил телефон. Это был Марч. Берта Норман скрылась. Увезла всю одежду и машинку, видимо, тоже, ибо её не нашли.
Хэзлтон поблагодарил инспектора, грохнул трубкой и выругался. Конечно, можно попытаться её выследить. Найти таксиста, который отвез её на вокзал... и что дальше? Нужно было арестовать её сразу!
Хоть для этого и не было видимых причин, но, придя домой и упав в постель, Хэзлтон почувствовал себя всерьез недовольным ходом следствия и всем, что с ним было связано, и собой самим.
