– Гадина! Какая же ты гадина, – произнесла девушка.
На этом приступ самобичевания закончился. Лена пошарила в кладовке, где мать хранила припасы на черный день. Среди банок с крупой, мешочков и котомок она отыскала наполненную мутной жидкостью склянку. В другой раз, если бы Лене кто-нибудь предложил выпить самогона, она бы отказалась, презрительно морщась. Особенно не поздоровилось бы кавалеру, решившему ее угостить этим простецким напитком. Он как минимум попал бы к ней в немилость. Теперь же ей не перед кем было жеманничать, и выбирать тоже не приходилось – на душе было слишком тяжко, требовалось ее облегчить, а кроме самогона, в доме был только чай, но он в качестве антидепрессанта не годился. Лена щедро плеснула в металлическую кружку с незатейливой ромашкой на эмали специфически пахнущую жидкость. Зажмурилась и влила ее в себя большими глотками. Во рту сразу образовался пожар, к горлу подступила рвота. Она хлебнула воды, и ей стало немного лучше. Затем разделась и упала на кровать, чтобы провалиться в глубокий сон.
Всю ночь Лене снились кошмары. Тройка с картины неслась на нее, сбивая с ног. Лена падала в снег, который становился багряным от ее крови. Пыталась закричать, но сил не было, она беспомощно билась под копытами лошадей, пытаясь встать. Затем вдруг все исчезло, и ярко-голубое небо заволокла дьявольская тьма.
Утро продиралось лимонными лучами сквозь щели в льняных занавесках, оно пробежалось мурашками по коже, окатило ее прохладной свежестью. Лена проснулась с дурным осадком от этого сновидения, которое ей не удалось стряхнуть ни холодной струей воды, ни горячим чаем с яичницей. Память услужливо вернула ей вчерашний вечер, отчего Лене сделалось совсем скверно. Тревожные мысли не желали уходить, перечеркивая радость от предстоявшей ей «новой жизни». Не так она себе ее представляла, совсем не так!
Она не была романтичной барышней, идти на поводу у эмоций и предчувствий – не в ее правилах. Мир – не сентиментальный роман, а жесткая действительность, и, чтобы что-то получить в этом мире, нужно следовать расчету – трезвому и бескомпромиссному. Будучи прагматичной особой, Лена точно знала, чего она хочет. Цель ее была конкретной – стать богатой и жить в свое удовольствие.
2009 г. Швеция. Остров Синей Девы
Теплый влажный воздух, терпкий запах банного веника, стрекотание сверчков, гуканье какой-то птицы и тихий шелест воды… Алексей с трудом открыл глаза, и первое, что он увидел, было сливовое небо с редкими сизыми тучами, сквозь которые смотрела полная луна. Он лежал на каменистом берегу среди редкой сухой травы. Одежда на нем успела подсохнуть, но все же была еще влажной, в кроссовках хлюпало. Алексей приподнялся на локтях, кряхтя от боли в затекшей спине. Он снял кроссовки и носки и неровной походкой направился к воде. Его шатало, словно он находился на палубе идущей по волнам яхты, в голове шумел прибой. Приятная прохлада воды остудила ноги, и Алексей почувствовал себя немного лучше.
Ночь, берег моря, которому не видно конца. Ни маяка, ни какого-нибудь другого огонька, свидетельствующего о цивилизации в этих местах. Где он находится и что ему делать дальше, Алексей пока что не представлял. «Необитаемый остров? Слишком фантастично», – подумал он. Логика подсказывала Суржикову, что он где-то в Швеции. «Графчик» шел в шведских водах, и если он добрался до берега, то это могла быть только Швеция.
К Алексею постепенно возвращалась память. Сначала вспомнились фрагменты бури: гроза, сильный ветер; Малыгин материт погоду и команду; девки в страхе мечутся и только всем мешают; Димка старательно выполняет приказы: пытается разорваться и одновременно закрыть фор-люк и подать крюки; они с Фианитовым откачивают воду… Потом он оказывается за бортом. Высокие волны накрывают его с головой, яхта где-то далеко, ее почти не видно. Алексей тысячу раз мысленно поблагодарил капитана за то, что он заставил ребят, и его в том числе, надеть спасательные жилеты. Василич нудил и не отставал от них, пока Суржиков не облачился в жилет. Это было камнем преткновения: все команды капитана Алексей выполнял, а вот спасательным жилетом пренебрегал, и, будь они в своей акватории, у родных берегов, он ни за что его не нацепил бы.
Как он добрался до суши, Суржиков совершенно не помнил. Теоретически доплыть самостоятельно он вполне мог – от места, где он выпал за борт, до берега было относительно близко, и если двигаться в нужном направлении, доплыть можно. Там, в открытом море, когда вокруг ничего не видно, кроме воды, сориентироваться в пространстве сложно. Алекс плыл по наитию, его целью было удержаться на воде, не захлебнуться в бурном потоке.
То, что он выжил, Алексей считал чудом, подарком Всевышнего. «Можно отмечать день своего второго рождения, – грустно подумал он. – Знать бы еще, какое сегодня число». Неизвестно, как долго он пролежал на берегу – может, всего несколько часов, а может, и пару дней.
Суржиков не знал, что случилось с «Графчиком». Когда он барахтался в море, пытаясь выжить, яхта еще не напоролась на рифы, и казалось, что ей ничего катастрофического не грозит. Ну, буря и буря. Не впервой! Ситуация, конечно, не рядовая, но и не архинеобычная.
Отчего-то ему вдруг стало очень спокойно: никуда не требовалось идти и думать тоже ни о чем не хотелось. Несмотря на неизвестность, которая по меньшей мере должна была вызвать у него тревогу, Суржиков чувствовал себя как никогда счастливым. Лунная дорожка, ласковые волны, запах веника… Черт! Что это за дурманящий запах?! Такой обычно бывает рядом с баней, когда ты выбегаешь после парилки на снег охладиться. На морозце обостряются все чувства, и запахи ощущаются особенно отчетливо. Запах простого березового веника кажется таким приятным и пьяняще-сладким. Без него баня – не баня, и удовольствие от нее не то.
На нем была футболка, поверх нее – спортивная кофта из флиса, джинсы. Суржиков пошарил по карманам: в джинсах, кроме влажного носового платка и водорослей, ничего не было, в нагрудном кармане кофты лежали банковская карта и водительские права. В этой кофте он выходил в Хельсинки. Она была очень удобной и практичной: мягкая, теплая, с карманами на молнии. На яхте Алексей ее не таскал, носил «дачные» вещи. Когда начался шторм, он надел ее, потому что она подвернулась ему под руку, а искать что-то другое было некогда.
Находка Суржикова очень обрадовала. Наличие денег, хоть и виртуальных, успокаивало. Правда, в округе не замечалось и намека на банкомат, но это уже были мелочи.
Алексей решил пройтись, оглядеться, попытаться понять, куда это он попал. Впереди оказался лес – не дремучий, с кривыми елями и деревьями с раскидистыми кронами, а скорее лесок из пригнутых ветром неказистых сосенок. Алекс прислушался, не шумит ли где дорога, но, кроме звуков леса, ничего не услышал. «Ночь на дворе, вот и нет никого», – не унывал Суржиков, идя дальше. Он уже отмахал километра полтора, а лес все не кончался. Сосны перемежались с кустарником, иногда хлюпало под ногами болото, и тогда Алексей сворачивал в сторону. Интуиция ему подсказывала, что ничего он не найдет: ни людей, ни машин, ни дороги. Алексей почувствовал жуткую усталость и голод. Есть было нечего – с собой, понятное дело, никаких припасов с яхты он не прихватил, если в этом лесу и росли какие-то ягоды, найти их в потемках не представлялось возможным. Азарт прошел, и он разумно рассудил, что утро ночи мудренее. Выбрал полянку посуше и устроился прикорнуть.
Алекс проснулся от озноба. Уже вовсю рассвело, желтое солнце поднялось над деревьями и лениво грело влажную траву. По солнцу он сориентировался в частях света и решил, что лучше двигаться на юг, к побережью. То есть вернуться в исходную точку. На берегу хотя бы не заблудишься, а то кто его знает, когда закончится этот лес! В светлое время суток идти было и легче, и труднее одновременно. Легче тем, что было видно, куда ступаешь, меньше спотыкаешься, и вообще, при свете приятнее. В темноте же не видать ни зги: болото ли под ногами, коряги – все равно, и от этого не страшно, идешь себе, как танк по шоссе, и море тебе по колено. Он рассчитывал выйти к людям – должны же они где-нибудь быть! Хорошо бы обнаружить пришвартованный «Графчик», причаливший к тому же берегу, на который выбрался он.
Часа через два вдали показалась серебристая полоска моря. Суржиков зашагал бодрее, и скоро он вышел на побережье. Он сразу понял, что это не то место, где он очнулся накануне. Берег был другим: ровная полоска песка горчичного цвета, за ней угадывались дюны вместо вчерашних леса и камней. Алексей поискал взглядом следы человека – какой-нибудь мусор, но берег был чист, как армейский плац перед смотром. Суржиков не терял присутствия духа, он знал, что обязательно отсюда выберется. Не утонул в бушующем море – и это главное, все остальное как-нибудь образуется. Пусть пройдет день, неделя, но он найдет способ вернуться в социум; от голода не умрет и не замерзнет. Алекс уже стал прикидывать, как бы ему заморить червячка. По пути он видел какие-то ягоды, но съесть их не решился, чтобы не отравиться ненароком. Теперь он подумал: черт с ними, попробовать можно, раз тут ничего другого нет. Как же иногда плохо быть горожанином, совершенно неприспособленным к жизни в условиях дикой природы! Это тебе не в поход сходить с полными трюмами продуктов, посудой, палатками и прочим барахлом. Алекс даже ощутил себя отчасти героем – не каждый может похвастаться такими экстремальными приключениями! Ему тут почти нравилось: тихо и спокойно, вода, песочек, солнышко – курорт одним словом. Вот если бы еще слопать омлет с беконом и выпить пару чашек крепкого кофе, тогда бы совсем все было хорошо.
